Порочный круг

Я потрогал ушибленную лопатку:

— Совсем охренели. Так и угробить недолго.

Покинув авиетку и сделав несколько шагов по бетонным плиткам летного поля, я понял, что лучше немного посидеть, прийти в себя, так как в ушах застучало, и перед глазами поплыли розовые круги. Мне пришлось вернуться к машине, плюхнуться на нижнюю ступеньку откидного трапа и начать энергично растирать виски. Рене и Серый стояли рядом и сочувственно глядели на меня. Из кабины авиетки, прямо над моей головой, высунулся пилот. Увидев его, Серый укоризненно произнес, показывая на меня:

— Что наделали-то. У человека сотрясение мозга.

—Да ну! — присвистнул пилот и спустился к нам, держа под мышкой аптечку. — Здорово тошнит?

Он дал мне таблетку и протянул банку с пивом. Таблетку я положил под язык, а пиво не взял, попросив простой воды. Выпив несколько глотков, я ощутил, что мне полегчало. Намеренно не попрощавшись и не поблагодарив экипаж грузовика, я направился к аэровокзалу, сопровождаемый молчаливыми мальчишками.

После пары бутербродов с ветчиной и горячего, ароматного какао, я окончательно оправился. Ракетоплан до Уэйбриджа, предместья Лондона, должен был стартовать через пятнадцать минут, но вылет задерживали еще на столько же, по техническим причинам. Рене получил задание договориться обо всем с регистратором аэрокомпании, и мы остались за столиком вдвоем с Серым. Я вскоре встал с вращающегося кресла, подошел к стеклянной, полупрозрачной стенке и, облокотившись на металлический бордюр, принялся разглядывать местность. Краем глаза я заметил, как к нашему столику, вроде бы невзначай, приблизился мальчик лет двенадцати, то есть физиологический ровесник Серого, одетый в клетчатую цветастую ковбойку из теплой ткани, потертые модные джинсы и шикарные коричневые полусапожки. Я развернулся лицом к нему. Незнакомый паренек с деланным равнодушием отпивал из баночки манговый сок, но его выразительный взгляд то и дело соскальзывал на значок, украшающий грудь Серого и означавший классность пилота. Этот ребенок был, несомненно, рожден естественным путем. На это красноречиво указывала его мимика, резко отличавшаяся от таковой у "мальчиков для битья", достигших аналогичного биологического возраста.

Наконец, Серый не выдержал и спросил своего визави:

— Чего тебе от меня надо, мальчик?

— А сам ты кто, дедушка, что ли? Давай меняться!

— Отстань.

В ответ на эту реплику паренек в ковбойке вытащил из кармана портативный галопроектор. Он нажал кнопку, и около Серого появился движущийся фантом в виде слегка уменьшенного по сравнению с натуральными размерами викинга, размахивающего мечом. Мой пилот с интересом разглядывал иллюзию и призадумался. Галопроектор — дорогая и интересная игрушка

— Что ты хочешь взамен? — спросил он соблазнителя.

— Твою звезду.

Если бы рядом не было вышестоящего командира в моем лице, то сделка наверняка бы состоялась. Но сейчас Серый украдкой взглянул на меня и, заметив легкое неодобрительное движение моей руки, решительно покрутил головой:

— Нет, звезду не могу... А хочешь шеврон экспедиционного корпуса?

— Во дурак-то! — раздосадовано воскликнул мальчик и спрятал галопроектор. — Твой шеврон продается на каждом углу, а вот звезду — фиг достанешь. Ну, продай мне ее... Пожалуйста... — Он залебезил и, оглянувшись по сторонам, очевидно, проверяя местоположение родителей: не услышат ли, предложил цену: — Даю двадцать пять.

Серый откровенно рассмеялся:

— Иди-ка лучше к своей мамочке.

Глаза мальчишки вспыхнули:

— Придурок искусственный.

Я заметил, что Серый напрягся для прыжка. Все могло окончиться плачевно. Мой пилот ударом ноги, как нечего делать, может отправить приставалу на тот свет. Однако его тормоза еще работали, и он тихо угрожающе зашипел:

— Заткнись, недоносок. Я же тебя по полу размажу.

— Только попробуй! Я отца позову. — Мальчик сделал пару шагов назад и, проговорив скороговоркой: "Без папаши и мамаши расплодятся дети наши", — сломя голову кинулся в сторону очереди, стоявшей окало еще закрытого выхода на посадку. Серый с рычанием опрокинул столик и в четыре прыжка был уже около обидчика, молниеносно стукнув его раскрытой ладонью в подбородок. Тот взвизгнул и, громко заверещав, шлепнулся на пол. В мгновение ока я оказался около них и прижал к себе трясущегося и готового вот-вот расплакаться от бессильного бешенства Серого.

Толпа отъезжающих на секунду оцепенела, а затем раздались возмущенные крики.

— Джеральд! О боже! Джеральд! — завопила упитанная англичанка, подбежав к хныкавшему на мягком покрытии пола мальчику, напоминая своими движениями большую откормленную утку. Она убедилась, что ее чадо еще живо, сжала кулаки, скривила губы и двинулась на меня:

— Ублюдки синтетические! Я же вас...

— Катрин! Успокойся сейчас же! — раздался сзади нее громкий бас. Впечатляющий мужчина, лет сорока пяти (судя по внешности, естественно), взял всхлипывающего Джеральда за грудки, поставил перед собою и грозно промолвил:

— Я тебе сколько раз говорил, чтобы не приставал к искусственникам. Ну, погоди... — добавил он зловещим полушепотом. — Дома мы еще с тобой потолкуем на эту тему.

Последняя фраза вызвала новый приступ рыданий. Мужчина оставил мальчика на попечение мадам и повернулся ко мне:

— А вам, господин офицер, нужно жестче контролировать своих подопечных.

Сказав так, папаша повернулся к нам спиной и увел семейство к толпе, которая шушукалась и сочувственно качала головами. Я взял успокоившегося Серого за руку и направился обратно к нашему столику, по ходу утешая погрузившегося в мрачное настроение пилота. Тут как раз подоспел Рене с билетами. Он сразу сообразил, что здесь произошел какой-то инцидент, но не стал ни о чем спрашивать.

В ракетоплан мы зашли последними и демонстративно не спеша, направились в хвостовой салон, вдоль рядов кресел, на которых восседали в основном немолодые туристы. Дамы и джентльмены при нашем приближении опасливо отстранялись от прохода, с такими выражениями на лицах, будто ожидали, что мы ни с того ни с сего можем покусать их. Серый, когда проходил мимо Джеральда, сделал зловещее выражение физиономии. Мальчик же еще до этого украдкой взглянул на своего отца и, убедившись, что он погрузился в чтение биржевых новостей, заранее показал нам свой розовый язычок. Во избежание повторения скандала, я чувствительно хлопнул Серого по мягкому месту и подтолкнул его вперед.

В конце концов, все расселись по своим местам, стюардесса пролепетала банальный набор фраз, и люди расслабились в ожидании взлета.

Ракетоплан пробивал пелену перистых облаков, устремляясь в стратосферу. Несмотря на приличное ускорение, пассажиры не чувствовали перегрузок, поскольку работала антиинерционная система, способная мгновенно переводить кинетическую энергию движущихся тел в электромагнитный импульс. Вскоре наш лайнер вошел в Е-слой ионосферы и направился на север, к Европе, со скоростью шестьдесят тысяч километров в час. По ракетоплану объявили, что за бортом минус сто. Услышав данное сообщение, некоторые туристы принялись зябко кутаться в пледы, побуждаемые к этому скорее чувством психологического дискомфорта, нежели чем холода.

Я лениво разглядывал барашки облачков далеко внизу, и думал о своем. Вдруг темно-свинцовая гладь Атлантики приняла красноватую окраску. Создавалось впечатление, что в воду уронили огромный пузырек с карминовой гуашью, чье содержимое постепенно растворялось в океане и вызывало такое изменение его цвета. На самом же деле, данное поле кирпично-красной воды являлось Ла-Платой — дельтой Параны. Внизу детской пирамидкой мелькнул мегаполис Монтевидео, и потянулись, испещренные мелкими деталями, сюжеты Бразильского нагорья.

От созерцания поверхности старушки Земли, изможденной титанической деятельностью человека, меня отвлек шум из хвостового приборного отсека, начинавшегося сразу за туалетами. Он напоминал скрип открываемой двери допотопного шкафа. Я встал и заглянул за ширмочку. У раскрытого щита с датчиками на коленях стоял чернокожий паренек лет пятнадцати. Он был одет в форму механика экстра-класса экспедиционного корпуса, а значит, как и наша троица, имел искусственное происхождение. Над подростком стоял бортинженер и, покручивая рыжий ус, спрашивал: