Бетагемот

— Отвлекаюсь? — Лени удивленно тряхнула голо­вой. — Я говорю о спасении мира, Кен. Я вовсе не счи­таю, что отвлекаюсь.

— Нет. Ты считаешь себя проклятой.

Что-то в Лени сразу закрылось.

Он же продолжил тему:

— Как бы там ни было, я с тобой не согласен.

— Да ну.

Лицо Кларк превратилось в бесстрастную маску.

— По-моему, ты всего лишь одержима. Что тоже пред­ставляет проблему.

— Ну-ну, продолжай.

— Ты думаешь, что разрушила мир, — Лабин обвел взглядом выжженный ландшафт. — Ты думаешь, это твоя вина. Ты откажешься от цели, пожертвуешь собой, мной. Моментально. Если только увидишь малейший шанс на искупление. Тебе так отвратительна кровь на твоих руках, что ты, не задумываясь, смоешь ее новой кровью.

— Значит, ты вот так думаешь.

Он посмотрел на нее:

— А разве есть что-то такое, чего ты не сделаешь ради возможности вернуть все назад?

Она несколько секунд выдерживала его пристальный взгляд, но в конце концов отвела глаза в сторону. Лабин кивнул.

— На моей памяти ни один обычный человек не при­нимал Общее Благо настолько близко к сердцу. Мне ино­гда кажется, что твой мозг каким-то образом состряпал свой собственный Трип Вины.

Лени уставилась в землю под ногами.

— Это ничего не меняет, — шепотом произнесла она после долгого молчания. — Даже если у меня есть лич­ные мотивы...

— Меня не тревожат твои мотивы. Меня тревожит твоя способность к оценке.

— Мы все еще говорим о спасении мира.

— Нет, — отрезал он. — Мы говорим о ком-то, кто пытается это сделать... возможно. Мы говорим о целой стране или консорциуме, который лучше оснащен, более информирован, чем пара путешественников со Средне- атлантической гряды. И... — Тут он поднял руку, жестом попросив не перебивать: — Мы говорим и о других мо­гущественных силах, которые, возможно, пытаются их остановить по причинам, о которых мы можем только догадываться. Или без всякой причины, если рассуждения Уэллетт верны. Это не наша игра, как бы сильно тебе ни хотелось принять в ней участие.

— Наша, Кен, наша. Просто последние пять лет мы ужасно боялись сделать ход.

— И за это время многое изменилось.

Кларк покачала головой:

— Мы должны попытаться.

— Мы даже правил больше не знаем. А что насчет того, что мы действительно можем изменить? Насчет «Ат­лантиды»? Рифтеров? Алике? Ты действительно хочешь пренебречь любым шансом помочь им ради какого-то безнадежного дела?

Лабин тут же понял, что просчитался. Что-то вспых­нуло в ней, такое ледяное, знакомое и совершенно не­преклонное.

— Да как ты смеешь, — прошипела она. — Тебе всег­да было наплевать и на Алике, и на Грейс, да и на меня тоже, если на то пошло. Ты был готов убить нас всех, ты каждый раз переходил на другую сторону, стоило из­мениться раскладу. — Кларк с отвращением покачала головой. — Как ты вообще смеешь говорить о верности и спасении жизней. Ты даже и не понимаешь, что это значит, если только это тебе не вобьют в башку вместе с параметрами очередного задания.

Лабин должен был знать, что спорить с ней бессмыс­ленно. Ее не интересовали шансы на успех. Она не ставила на разные чаши весов «Атлантиду» и остальной мир, не сравнивала результаты.. Все переменные, которые заботили Лени, возникали в ее собственной голове, а чувство вины или одержимость не поддавались анализу затрат и выгод.

. Но даже так Кен почувствовал, как после ее слов у него почему-то перехватило горло:

— Лени, я не это имел в виду.

Она подняла руку и отвела глаза, не желая встречаться с ним взглядом. Он ждал.

— Может, это вовсе и не твоя вина, — сказала она, помолчав. — Они просто сконструировали тебя таким.

Он позволил себе проявить любопытство:

— Каким таким?

— Ты же просто муравей-солдат. Прешь вперед, уси­ки к земле, следуешь «приказам», «параметрам задания», «краткосрочным целям», и тебе никогда не приходит в голову мысль поднять голову и увидеть картину целиком.

— Я ее вижу, — спокойно произнес Лабин. — И она намного больше, чем ты желаешь признать.

Она, все еще не глядя на него, покачала головой. Он попытался снова:

— Хорошо. Ты видишь картину целиком: как по-тво­ему мы должны поступить с этой информацией? Что ты можешь предложить, кроме фантазий? У тебя есть какая-то стратегия «спасения мира», ты же о нем только что говорила?

— У меня есть, — объявила Уэллетт.

Они обернулись. Сложив руки на груди, она стояла позади них возле лазарета. Она, похоже, бросила носилки и кружным путем вернулась назад, пока они не смотрели.

Лабин в удивлении заморгал.

— Ваш образец...

— С той боеголовки, которую вы нашли? Без шансов. Под воздействием трейсеров любое активное вещество распадается на атомы.

Кларк быстро посмотрела на Кена, даже сквозь лед в глазах ее взгляд читался ясно, как двоичная система: «Не по твоим правилам игра пошла, супершпион? Поз­волил какому-то убогому сельскому доктору обойти тебя на повороте?»

— Но я знаю, как мы можем добыть образец, — про­должила Уэллетт, глядя прямо на Кларк. — И я могла бы воспользоваться вашей помощью.

Така пришла слишком поздно. Если бы она услышала, с чего начался разговор, подумала Кларк, то не захотела бы иметь с нею ничего общего.

У хорошего врача всегда есть контакты на местах, так говорила Уэллетт. Те, кого она спасла или кому купи­ла время. Те, чьих любимых она избавила от страданий. Случайные дилеры: торговцы пустошей, которые мог­ли добывать лекарства или запчасти в обмен на другие предметы. Они не имели ничего общего с альтруизмом, но могли спасти жизнь, когда до ближайшего подъемника с припасами оставалась еще целая неделя.

У всех из них было здоровое чувство корысти. Все они знали друг друга.

Лабин, конечно же, отнесся к идее скептично. Или же, подумала Кларк, просто так вел себя. Это была его фишка, манера поведения. И никак иначе. Никто в здра­вом уме не отвернулся бы от пусть и слабого, но шанса отменить хотя бы часть того...

«...того, что я сделала».

Тут-то и заключалась загвоздка, и Лабин — черт бы его побрал — прекрасно все понимал. Когда ты помогла разрушить мир, когда испытывала острое, ни с чем не сравнимое удовольствие, глядя на его предсмертную аго­нию, то очень трудно потрясать моралью перед тем, кто просто не слишком хочет его спасать. Даже если это было давно. Даже если ты уже совсем изменилась. Если и су­ществовало истечение срока давности за землеубийство, то каких-то жалких пяти лет для него точно не хватило бы.

Уэллетт предложила двигаться на юг, к руинам Порт­ленда. Конечно, подключиться к базе данных оттуда было невозможно, но так они ближе подбирались к Бостону. Кроме того, в этих местах Уэллетт была официальной пер­соной, человеком с полномочиями и удостоверением. По местным меркам, она вполне сходила за представитель­ницу власти и, возможно, даже могла провести их прямо через парадную дверь.

— Представители власти не раскатывают по округе, раздавая дермы всем подряд, — заметил Лабин.

— Да? А чего за последнюю неделю добился ты? По-прежнему думаешь, что сможешь хакнуть мировую нерв­ную систему, хотя все запасные входы у нее давно сожгли?

В конце концов, он согласился, но с оговорками. Они будут действовать согласно плану Уэллетт, пока им по пути. Они воспользуются лазаретом только после того, как вырвут все охранные устройства; причем Лабин про­следит за тем, чтобы Така сотрудничала, а Кларк станет выполнять ее указания и сделает всю грязную работу.

Кабина мобильного лазарета являла собой чудо эко­номии пространства. Две складные койки разместились за сиденьями, а около дальней стенки между циркулятором Кальвина и полевым медицинским интерфейсом приютилась крохотная душевая. Но больше всего Кларк поразило количество ловушек в лазарете. Газовые кани­стры, соединенные с вентиляционной системой. Тазер-иглы в подушках сидений, готовые по команде или при касании пронзить и плоть, и одежду любой плотности. Под приборной панелью разместился световой стимуля­тор — направленный инфракрасный стробоскоп, излуче­ние которого проникало сквозь закрытые веки и вызы­вало судороги. Уэллетт перечислила каждое устройство, Лабин стоял за ее спиной, а Кларк ползала по фургону с ящиком для инструментов и выдергивала провода. Лени понятия не имела, все ли отключила — по ее мнению, Така вполне могла припасти туз в рукаве на будущее, — но Лабин был менее доверчив, чем она, но, тем не менее, остался доволен.