Жребий

Да, к сожалению, не так оно все получилось, как замысливалось…

Готовились к побегу долго и тщательно. Еще с осени по мере возможности добы-вали в зоне вольное барахло. Напарник, в дни получки, поигрывал в картишки. Собст-венно, примазывался, наблюдая со стороны за игрой. Когда на кону скапливалась при-личная сумма, он делал ставку на чужую карту. Причем решения его были всегда неожи-данными. Он мог остановиться на двух валетах, — всего четыре очка! — чтобы у бан-кующего из трех карт потом получился перебор. И, как правило, ему везло.

Накануне побега он сорвал приличный куш. В придачу выиграл наручные часы. Это было как нельзя кстати. "Божий подогрев!" — сказал он, хвастаясь не столько день-гами, сколько часами. Ожидали подходящего момента.

И вдруг над Воркутой взлютовала сырая мартовская пурга — зона легла на нары.

Уходили ночью, после проверки. Видимость простиралась не дальше десяти ша-гов. Погода была, что называется, на заказ. Однако невезение началось со старта: в за-претке у Нетудыхина, зацепившегося за колючку, сорвалась со спины простыня и стала хлопать на ветру. Будь погода позрячей, их бы прикокнули, как мух, тут же, прямо в за-претке. Но, слава Богу, пронесло: Нетудыхин поймал простыню и укротил ее предатель-скую стрельбу.

План был простой: добраться до Мульды, где формировались составы с углем. Оттуда, зарывшись в одном из вагонов, выехать в центральную Россию. Для этого зара-нее на рабочем объекте подготовили чувал из грубого брезента, запас еды и… совок. Обыкновенный металлический совок с короткой ручкой, с помощью которого намерева-лись зарыться. Замечу, что этот метод при всем своем неудобстве и примитивности был уже до них опробован воркутинскими беглецами.

Пурга мела такая дикая, что они еле ее осиливали. И всю дорогу тревожились о заначке: не унюхал ли ее кто-нибудь из зэков? Народ ведь кругом ушлый, наблюдатель-ный: муха нагадит — по ее помету определят пол и даже родословную расскажут.

Меж тем все было на месте. Они загрузились и вышли на железную дорогу. Не зная местной топографии, они решили идти по дороге, пока она их куда-нибудь не при-ведет…

Как оказалось наутро, привела она их на соседнюю шахту. Не так уж далеко они ушли от своей "Капиталки".

Метель не унималась. Они взобрались на чердак шахтного управления и решили тут отсиживаться до наступления затишья. Вообще-то, они неплохо устроились: у ог-ромного бака с горячей водой. В такую погоду для беглецов лучшего места и сыскать было нельзя.

В середине следующего дня Нетудыхин спустился вниз. На минутку он вышел наружу: вагоны под бункерами загружались углем, шахта трудилась.

У Нетудыхина мелькнула мысль: может, попытать счастья здесь? Но кто знает, сколько еще дней будешь болтаться в вагоне, пока его прицепят к составу, отправляю-щемуся в Россию.

"Задубеем к чертям собачим," — подумал он, поднимаясь на чердак.

А еще сутки спустя, наконец, установилась первобытная тишина. Все было укры-то ослепительно белым снегом. Мир как будто бы пребывал в своем исходно-безгрешном состоянии. И эту гармонию не хотелось рушить…

До Мульды, однако, им так и не пришлось добраться: по дороге к ней, в рабочем поезде, они напоролись на заслон. Нетудыхину удалось уйти, напарника зацапали. Это был провал.

Всякий раз, при прокручивании побега во сне, на этом моменте, Нетудыхиным овладевал ужас человека, попавшего в водоворот. Все происходило слишком стреми-тельно.

Когда он спрыгнул с поезда, до станции оставалось метров четыреста. Состав скрылся за поворотом. Было слышно, как он, громыхая, тормозит. Доносились непонят-ные крики. Потом за снежными холмами запрыгали шапки бегущих солдат. Собаки за-хлебывались в злобном лае. Хана, раздерут на куски!

Невдалеке, на железнодорожном полотне, бригада рабочих очищала путь от снежного заноса. Нетудыхин, не говоря ни слова, подбежал к путейцам и, взяв лопату, стал вместе с ними очищать полотно. Бывшие зэки молча приняли ситуацию.

Из-за поворота вынырнула группа солдат.

— Мужика тут не видали? — кричали они, разгоряченные.

— Какого мужика? — переспрашивали путейцы.

— Спрыгнул с поезда…

— Да нет, никакого мужика тут не было. Может, раньше где-то выпрыгнул…

Собаки рвались вперед. Солдаты побежали дальше, к заброшенной небольшой зо-не, что ютилась недалеко на взгорье. Через несколько минут, к всеобщему удивлению, они выволокли оттуда какого-то бородатого старика и потащили его на станцию.

— Тикай, хлопец! — сказал один из бригадников, когда солдаты скрылись за суг-робами. — И чем быстрей, тем лучше.

— Куда? — спросил Нетудыхин.

— Вон, видишь, террикон на той стороне балки?

— Ну.

— За ним — автобусная остановка. Шуруй, пока они еще не разобрались.

Нетудыхин воткнул лопату в снег и поспешил вниз. А надо было ему запрятаться в зоне, откуда только что ушли солдаты. Не сообразил.

Ложбина вся просматривалась с высоты железнодорожной насыпи. Бежать было нельзя. Он должен был идти достаточно быстро, но не удирать. Чтобы со стороны стан-ции не вызвать подозрение.

И все-таки, когда он стал подниматься к шахте, они его заметили. На дорогу от станции, ковыляя, вынырнул "бобик". Он направлялся к автобусной остановке.

Солдаты рванулись наперерез. Спустили двух собак. Нетудыхин побежал и в вол-нении… проснулся.

— Да он себе тут и в ус не дует, — говорил Зуев, входя в камеру. — Ему бы еще матрас и подушку — и он устроился бы, как в гостинице.

Нетудыхин не понимал, что с ним происходит. Он сидел на нарах и недоуменно смотрел на внезапно возникшего в камере Зуева.

— Что случилось? — спрашивал он.

— А то случилось, что вчера поздно вечером твой портрет закрыли портретом Брежнева.

— Хорошо, — сказал Тимофей Сергеевич. — Я не против.

— А через три часа изображение Брежнева улетучилось. На его месте возник гра-жданин Нетудыхин. Ты понимаешь, что это такое? Я же тебя просил вчера, по-человечески просил, подумать по-другому! Ты думал?

— Нет.

— Почему?

— Не та обстановка. Не могу сосредоточиться.

— Хм! — возмущенно хмыкнул Зуев, оборачиваясь к надзирателю, стоящему у дверей камеры. — Ему нужна особая обстановка! Значит, будешь сидеть здесь до скон-чания дней своих. Понял? Другого варианта я тебе предложить не могу.

— Но это не в моей воле — появление или исчезновение моќего портрета!

— А в чьей воле? Божественной? Судя по последним событиям, у тебя же там блат! Так покалякай, объясни обстановку. Если с тобой там считаются, пусть уберут на хрен этот злополучный портрет. А мы тебе это дело зачтем. Может быть, даже вообще дело прикроем. Это в наших силах, в человеческих. А?

Странным каким-то выходил этот разговор. Нетудыхин не менее Зуева мучился портретом. И кое-какие догадки по его ликвидации у Тимофея Сергеевича уже прокле-вывались. Но проверить их в условиях камеры Нетудыхин не мог.

— Это предложение? — спросил он вполне четко, уже полностью отойдя от сна.

— Можешь считать, что да.

— Нет, это не разговор. Я хочу слышать членораздельно конкретные условия и гарантии их выполнения.

Зуев сделал знак надзирателю, чтобы тот оставил их наедине. Потом достал свой "Беломор", и они оба закурили.

— Что ты хочешь? — спросил он.

— Немедленную свободу. В течение суток портрет будет убран навсегда.

— На такие условия я не могу согласиться. Наоборот: портрет исчезает — ты по-лучаешь свободу.

— Нет, не выйдет. Мне нужно сосредоточиться, сконцентрироваться. Здесь это невозможно. Нужна полная раскованность, свобода. Неволя, кроме агрессии, ничего не вызывает. Поэтому — сначала свобода, потом — творческий акт. Я никуда не убегу, пверьте.

— А у тебя ЭТО… есть?

— Что ЭТО?

— Ну, чем ты собираешься убрать портрет.

— Если хорошо поднатужиться, я думаю, найдется. Нужна лишь свобода.

Зуев плутовато взглянул на Нетудыхина.