Спаситель Петрограда( (сборник)

— Ну что же вы! — заревела она. Платок сбился набок, ветер перепутал волосы, снег сыпался на голову, за ворот, слепил глаза.

Где-то истошно залаяла собака. Её подхватили другие, и Варя увидела, как чьи-то тени строем движутся к их избе. Ветер донёс запах керосина. Застучали молотки, заголосили бабы, малыши подняли рев.

— Тяни! — послышалось сзади.

И Варя ещё раз потянула.

Сани остались на своем месте, но что-то сдвинулось. Обрыв приблизился на шаг. На два. Голоса за спиной — Алексеята! — окликнули Варю. Это придало ей сил, она потянула сани сильней — и сдёрнула деревню с места. Сани слиплись с Прилепами, Варя тянула сани, и вот они покатились с обрыва по тропинке, как по лыжне, все вместе — сани, Варя и деревня Прилепы.

Скорость была головокружительная. Варя вцепилась в сани, Ревна промелькнула, исчезли голые орешники, все понеслось! Алексеята матерились, все сильнее пахло керосином, изба Лукутовых полыхнула и зашлась пламенем, вокруг мелькали какие-то фигуры и дома… вдруг сани остановились.

Здесь светало. От резкой остановки пламя сбилось. Вокруг себя Варя увидела город с церквами, людей, военный патруль с красными повязками и звёздами на шапках. На пьедестале стоял Сталин. Крики Алексеят прекратились. Свастики на рукавах выдали их с головой, да ещё и тлеющие брёвна избы и дикие крики людей внутри говорили сами за себя. Молоденький немец воздел руки вверх и выкрикнул:

— Гитлер капут.

Как будто всё закончилось хорошо.

— Тяни назад, — услышала Варя знакомый уже голос.

14. Толкучка

Катька и Женька не были сестрами, но, пожалуй, от этого их дружба была только сильнее. Уж такие они были подруги, что злые языки чуть ли не лесбиянками их называли. Они только смеялись: господи, ну что может быть глупее лесбийской любви?!

Мужья их сами дружили не первый год, имели на двоих большой катер, и часто летом Катькины и Женькины родственники уходили подальше в верховья Камы, по крайней мере до тех пор, пока катер мог свободно плыть. Женькин муж Андрюха десять лет работал в Камском речном пароходстве, поэтому лоцию знал прекрасно, на мель еще ни разу не садились.

Словом, нормальные девчонки, каждой уже по тридцать с маленьким хвостиком, дети уже в школе, на ноги уже встали, впереди больше половины жизни — песня!

Пожалуй, у Женьки и Катьки была только одна странность — Костя.

Костя был похож на кабана. Маленькие глазки неопределенного цвета, полное отсутствие лба, сломанный в нескольких местах нос, порванная верхняя губа, уши небольшие, прижатые к черепу так плотно, что, казалось, ушных раковин не было совсем. Все это умещалось на дыньке головы, венчавшей собой двухметровое бочкообразное тело с кривыми ногами и короткими толстыми руками. Постоянно жевал резинку, и многие клялись, что при этом Костя злобно похрюкивал. Этот урод постоянно торчал рядом с сэконд хэндом, в котором работали Женька с Катькой, а если его и не было поблизости в течение рабочего дня, то около шести вечера он обязательно заезжал за ними на своей бордовой «Ниве», или в крайнем случае — на такси.

Любопытно, что на любые вопросы о том, кем Костя приходится подругам, они загадочно отвечали: «Ангел-хранитель».

Впервые Костю заметили во время самого первого путешествия по реке. Как он затесался в компанию, чьим другом был, с кем проник на борт — никто потом так и не мог объяснить. Катька подумала, что это Женькин брат, Женька решила, что Костя — армейский товарищ Катькиного мужа.

К ночи весь экипаж и все пассажиры наклюкались до трех лун, дети спали в каюте, взрослые — где успели прикорнуть. И вдруг Женьке вздумалось порулить. Она завела двигатель и встала у штурвала, из бодрствующих на палубе были только Костя да Ромка, Андрюхин племянник десяти лет.

На трезвую голову Женька действительно неплохо стояла у руля. Но только днем и только под чутким руководством мужа. На этот же раз ее изрядно развезло с вина, к тому же на Каме стоял туман, весьма густой… словом, она заснула за рулем. Отключилась всего на пару секунд, но этого хватило — она заложила крутой вираж. Моторы взревели, кто-то отчетливо громко хрюкнул, и очнувшаяся оттого, что больно ударилась бедром о какой-то выступ, Женька увидела, как Костя одной рукой держится за борт, а другой рукой вытаскивает за ногу из-за борта Ромку. В кильватере кипела и пенилась вода — скорость была приличной.

Слабеющей рукой Женька выключила двигатели и совершенно трезвая прислонилась к борту. Ромка, с закушенными до крови губами, серый, держался за ухватившего его в последний момент урода Костю.

— Ромочка, прости меня, пожалуйста, — проскулила она.

Ромка всхлипнул и кивнул. Женька пошла проводить его в каюту, а Костя меланхолично пил водку прямо из бутылки, не пользуясь услугами стакана.

Потом, в приватной беседе между подругами выяснилось, что Костя — совершенно чужой человек. И откуда он взялся — черт его знает.

Общение с внезапным знакомым ничего не дало — отвечал он односложно, а если начинал говорить сам, то обычно это были или похабные анекдоты, или истории, мля, о том, мля, как он, на х…, отпи. ил того-то, ё. нул тому-то, и прочая байда. Слушать его не могли даже мужики — уши вяли после третьей фразы. Поэтому очень скоро контакт с Костей ограничился лишь приветствием и прощанием. Его это, впрочем, не тяготило.

Катьке однажды довелось видеть, как Костя расправляется с хулиганами. Он провожал её с дежурства домой поздним октябрьским вечером, они срезали путь от больницы до Катькиного дома через гаражи, и там их прижали щенки призывного возраста, все чем-то неуловимо похожие на Костю: здоровенные, невыразительные и опасные. Катька не испугалась, потому что была уверена в авторитете Константина. Но оказалось, что знают Костю отнюдь не все, и ему пришлось применить силу. Зрелище было короткое и впечатляющее: Костя схватил первого попавшегося под руку охламона и откусил ему нос. Тут же все семь уродов, что рассчитывали поразвлечься и срубить бабок по легкому, разбежались, кто куда. Покалеченный хулиган описался, увидав в своей руке собственный нос, который ему вложил туда Костя. Катька надавала хулигану пощечин, чтобы он пришел в себя и велела немедленно бежать в травмпункт. Как потом выяснилось, прибежал он вовремя, и нос пострадавшему успели спасти.

За что же это подругам счастье такое привалило, а?

Основное место работы у них было, разумеется, не в сэконд хэнде, а в реанимации, где Катька и Женька работали в одну смену — сутки через трое. Работенка, что и говорить, не сахар, но и бросать ее девчонки не хотели, хотя и звали их в сэконд на постоянную работу. Что-то было в той грязи и боли… жизнь, наверное… хрен разберет. Как в родильном отделении — никто оттуда уходить не хочет.

…Где-то через два или три года после того, как Костя поймал Ромку за ногу, Катька и Женька умотались за черникой на Нижний склад — было за Камой такое ягодное место. Ягод собрали немного — всего по пятилитровому ведерку — дождь, зарядивший после обеда, выгнал их на берег, к часовой «Ракете». По неспокойной реке они добрались до пристани, где их ожидал еще один неприятный сюрприз — автобус сломался. Пошли пешком.

— Эх, где там наш Костя на своей «Ниве»… — мечтательно шмыгая носом произнесла Катька.

— Да хоть на такси бы… — подхватила подругу Женька.

Впереди, на Покрышкина, послышались выстрелы, рев двигателя, звон разбившегося стекла и крики: «Убили!» Даже не переглянувшись, Катька и Женька припустили к месту происшествия: в навороченном «джипе» с разбитым лобовым стеклом был виден окровавленный человек. Он громко стонал, но никто из собравшейся вокруг толпы не бросался на помощь — боялись продолжения стрельбы. Женька быстро открыла дверку и раненый вывалился к ее ногам. Катька заорала:

— Быстро «скорую» и милицию. Да шевелитесь, мать вашу!

— Девочки, не суетитесь, — выступили из толпы два молодых человека. — До приезда милиции ничего трогать нельзя.