Буйный бродяга 2013 №1

Невидящий взгляд скользил по строчкам на экране, Далия все глубже погружалась мыслями в прошлое. Поэтому, когда раздался звонок, она с трудом подавила приступ раздражения. Ощущения были такие, будто обнаруживаешь, что за тобой подглядывают в душевой, да еще в тот момент, когда ты рассеянно мурлычешь дурацкую песенку из безвкусной дореволюционной музыкальной комедии. Председатель и в самом деле собиралась сегодня основательно и плодотворно поработать. Но, похоже, не выйдет.

Два цикла назад в Саройе местная секция революционного интернационала профсоюзов вступила в блок с объединением старых тред-юнионов. Никто от такого союза удовольствия не получил, однако надвигающийся кризис и приход к власти в стране консерваторов грозил всем. Блок был заключен с согласия международного руководства интернационала. На ругань ультралевых по этому поводу внимания не обращали — в конце концов, Саройя — одна из пяти стран на планете, где компартия и ее профсоюзы были легальны, и легальность эту надо было использовать в полной мере. Начавшаяся вскоре полномасштабная стачка с требованиями отставки консерваторов, изменения конституции и отмены плана «оптимизации экономики» охватила несколько миллионов рабочих, поставив саройское правительство на грань катастрофы. Однако горячие дни многотысячных демонстраций и захватов предприятий закончились неожиданным ударом: боссы «желтых» профсоюзов за спиной своих союзников и собственных секций заключили договор с правительством, ради символических уступок фактически предав бастующих рабочих. И теперь для интернационала речь шла уже не о свержении саройского режима, а о срочной и неотложной помощи своим товарищам, попавшим под каток репрессий осмелевшей полиции, ставшим жертвами локаутов и избирательных увольнений, подвергавшимся погромам со стороны получивших полную свободу действий фашистских банд. Кампания солидарности, разумеется, проходила и на Острове, откуда только и могли саройские рабочие получить существенную помощь. Однако в ходе дискуссии по поводу сложившейся ситуации возникла масса неприятных вопросов как к руководству местной партии, так и к интернационалу. Немногочисленная ультралевая оппозиция Острова (в основном максимал-социалисты и анархисты) не замедлила этим воспользоваться. Но даже большинство активистов Партии понимало, что дежурными проклятиями в адрес оппортунистов здесь не ограничишься. Словом, вал критики по этому поводу был просто неизбежен.И вот теперь на одном из самых передовых предприятий страны, местном Тяжмаше (бывшая «Фабрика промышленных моторов Милона и Войса»), кажется, началось. От большого ума местный цеховой профком внес предложение отработать в пользу жертв локаута на одном из саройских машиностроительных заводов две смены. Однако по форме это выглядело похоже на предложение в духе «давайте ударным трудом исправим чужие ошибки». Разумеется, народ потребовал объяснений, и поскольку добиться их от секретаря не получилось, возникла идея вызвать самого главного по профсоюзам, кто находился в зоне доступа — ее, Далию.

Служебный электромобиль ехал по полупустым улицам вечернего города. Поздняя осень уже вступила в свои права, сумерки наступали рано, поэтому озорной детворы и неспешно прогуливающихся парочек на освещенных центральных проспектах и бульварах видно не было. «Ночь мы побеждать научились, а плохую погоду — пока еще нет» — подумала председатель, глядя задумчиво в окно. На Земле люди уже давно научились полностью контролировать климат в своих поселениях, причем без всяких куполов над городами и прочей примитивности. А на Острове так, похоже, еще не скоро будет. Тут, как говорил первый координатор земной миссии Али Гонсалес, нужна планетарная система климатических установок, нужен объединенный и взаимодействующий мир, без тэйкианских религиозных фанатиков и эггройских фашистов. Впрочем, чему-чему, а этому нас точно учить не надо, это мы усвоили задолго до первого контакта.

— И охота им на ночь глядя митинговать? — шофер по имени Альмо, молодой семейный парень, был явно недоволен экстренным вызовом.

— Это как раз очень хорошо, что охота, — отозвалась Далия. — Вот если бы рабочие в нашей стране только и делали, что признавались в любви правительству, если бы единственной реакцией на каждый чих вождей были аплодисменты — это было бы признаком смерти революции. А мы пока что живы, и еще многих переживем. Слушайте, — наконец, поняла она. — Давайте-ка вы высадите меня на заводе, а сами — домой. Чего вам тут зря сидеть? А я давно уже надземкой не ездила, хоть разомнусь немного...

Председатель никогда не позволяла себе начальственной фамильярности ни с подчиненными, ни с молодежью вообще. Базовые правила революционного этикета, выработанные в период, когда вчерашние подпольщики брали власть в свои руки: обращение на «ты» допустимо лишь к равным по статусу, но не к тем, кто находится у тебя в подчинении.

— Ну нет, не дождетесь! — шофер, на секунду оторвавшись от управления, сделал резкий отрицающий жест. — Вы вон в прошлую декаду славно так рассказывали про гордость рабочего класса. Так вот, мне моя гордость не позволяет вас оставить. А ну как до драки дело дойдет? Да и интересно же...

— Интересно на драку поглядеть? — Далия улыбнулась. — Тут я вас разочарую. Но если хотите — оставайтесь.

Забитый до отказа зал глухо гудел. Нет, на драку не похоже, хотя Далия еще помнила веселые времена разрешения идейных споров посредством кулаков. Впрочем, призванный к спокойствию, зал затих быстро. Хороший знак. Она вдохнула, мысленно проговорила еще раз ту самую первую фразу, которая должна была ниточкой вытянуть всю речь, и начала:

— Почему-то все произошедшее в Саройе в нашей оппозиционной прессе считается результатом произвола руководства. Сначала коммунистическая верхушка договаривается с боссами желтых о совместных действиях — за спинами всех. Затем случается стачка — тоже по произволу боссов, разумеется. Затем одни боссы предают других боссов, сговорившись с правительством, верно? В такой ситуации рабочий класс и в самом деле как бы ни при чем. И в таком случае предложения о помощи и солидарности выглядят совершенно абсурдно, верно?

— Передергиваете! — раздалось из зала.

— Да нет, практически дословно цитирую орган максимал-социалистов. Сегодняшний номер. Но шутки шутками, а мне кажется, с такой логикой далеко не уедешь. Никто не испытывает иллюзий по поводу продажных шкур из верхушки «желтых». Однако в тред-.юнионах состоят не только негодяи и прохвосты. Там же до сих пор находится основная часть политически незрелой рабочей массы, для которой старые организации стали давно уже частью традиции. Договоренности с профсоюзной бюрократией ни к чему, разумеется, никого не обязывают — что наши товарищи в Саройе ощутили на себе сполна. А вот контакты с низовыми организациями, в которых пока не видят особой разницы между «желтыми» и «фиолетовыми» и не понимают, отчего бы нам всем разом не объединиться — это куда серьезнее. И что сегодня видят эти рабочие, честные рабочие, хотя и не столь сознательные, как этого хотелось бы ультралевым? Они видят, что их предали. Предали те, кого они считали своими вождями. Это ведь не боссам надо будет смотреть в глаза своим союзникам в каждом заводском комитете и отвечать на неудобные вопросы. И втянувшихся в революционную борьбу рядовых членов тред-юнионов не так-то легко будет остановить. Раскол идет прямо сейчас. Многие низовые организации, возмущенные сложившейся ситуацией, готовы порвать со своим руководством. Куда они подадутся? Кого поддержат? Сильный революционный интернационал, который своих не бросает и готов выдержать самые суровые времена? Если так — это очень сильно зависит уже от нас.

С тех пор как наш Остров был спасен от жуткой войны, у нас есть определенный долг. Не перед землянами, разумеется — они про такое понятие как долг давно забыли, что в экономическом, что в моральном его значении. Перед собственными детьми. Теми, кому наше сегодняшнее осадное положение вовсе не покажется счастливым настоящим. Теми, кто достоин жить в большом свободном мире. Теми, кто будет чувствовать себя как дома везде, даже на противоположном конце галактики.