С нами крестная сила

— Он что, приставал?

— Хамил, — резко ответила Гиданна, и Андрея почему-то качнуло.

— А вы что?

— Разозлилась. Отстань, говорю, Махнула на него рукой, вот так.

Снова Андрея качнуло, закружилась голова. Удивился: может, от недосыпу?

— А он что?

— Сами видели.

— Махнули рукой — и человек с копыт?

— Я у него ауру погасила. Не рассчитала.

— Опасный вы человек, оказывается. — Андрею подумалось, что самое время свести разговор к шутке, иначе придется расспрашивать про эту ауру, и Гиданна будет молоть мистическую чепуху. А ему совсем не хотелось видеть в ней одну из тех дур, каких в последнее время немало развелось вокруг всяких там гуру, проповедников оккультного бреда.

— Не надо верить всему, — сказала Гиданна. — Но нельзя и впадать в неверие.

— В таком случае, — ему все хотелось отшутиться, — у вас следует взять подписку о неприменении вашего «оружия» в недобрых целях.

— А я не могу в недобрых.

— Не можете, а вон как…

— Это случайно. А если делать в недобрых, то способность воздействия на людей ослабевает и может совсем пропасть. Они все стояли на пустой платформе, и Андрей все растерянно оглядывался, гадая, куда пойдет Гиданна.

— Вам куда? — спросил наконец и напрягся весь, готовясь заявить, что и ему туда же.

— В Епифаново, — вроде даже с удивлением ответила она.

— И мне в Епифаново…

— Я знаю. Пойдемте.

Ну конечно, и не такое она угадывала, убедился…

— Все-то вы знаете!

— Мне баба Таня о вас рассказывала.

— Татьяна Егоровна?!

Гиданна засмеялась.

— Кто вам сказал, что она Егоровна?

— Как кто? Наверное, она сама.

— Она не говорила. И никто не говорил. В деревне по отчеству не принято.

— Где-нибудь слышал.

— Не-ет. — Гиданна снова засмеялась, повернулась к нему, и он увидел совсем близко ее большие глаза, в бездонной глубине которых часто вспыхивали золотые искорки. — Просто вы угадали.

Они шли рядом по узкой тропе, то и дело касаясь друг друга руками. Касания эти были приятны Андрею, а вот взгляд, близкий, пронизывающий, пугал. Пожалуй, даже не пугал, а как бы опустошал. Было отчего-то беспокойно. В точности как на службе, когда версия, которую разрабатывал, ведя очередное дело, внезапно рушилась, и он чувствовал себя совершенно беспомощным.

— Вы все спрашиваете, откуда я знаю…

— Я не спрашиваю…

— Ну, хотите спросить. А теперь вот сами поняли, откуда приходит знание.

— Ничего я не лонял.

— Поняли. Или скоро поймете. Все вы разучились видеть жизнь, факты, явления в их движении. Вы, как охотники, признаете сущим лишь того зайца, которого подстрелили, то есть мертвого. Вы не верите живым, меняющимся ощущениям, предчувствиям…

— Кто это-"вы"?

— Да все, люди.

Словно тень набежала, и стало вдруг зябковато. Она что, не человек?

— Этому можно научиться, — сказала Гиданна. — Надо только верить себе, не давать волю скепсису. Она вдруг резко остановилась, напряглась вся. — Слышите?!

— Что?

В поле стояла необычная тишина, ни шелеста ветра, ни щебета птиц, никакого, хотя бы отдаленного, звука.

— Здесь это часто бывает.

— Что бывает?

— Вы должны слышать, вы умеете.

Опять захотелось спросить, но он промолчал. Не признаваться же в своей неспособности, когда такая женщина высказывает полную в тебе уверенность. И он поднял голову, замер, будто и в самом деле услыхал нечто. А что там было слушать в безмолвии пустого поля? Разве что свое неровное дыхание да сердитое урчание живота, злого от всегдашней сухомятки. На слабый цветочный аромат он вначале не обратил внимания, решил: Гиданна надушилась. Уловил тихий звон и подумал: "В ушах звенит". Звон этот непонятно почему показался созвучным аромату. Или аромат соответствовал звуку? Поди пойми. Одно было ясно: между ними что-то общее. И будто свет над полем изменился, стал каким-то пронзительно-серебристым.

— Смотрите, смотрите!..

Знойный воздух колыхался, вибрировал, ломал перспективу. В одном месте, в отдалении, он вроде как сгущался или солнечный — блик был там какой-то особенный, только почудилось Андрею, что поднялась из травы женщина с распущенными волосами и совершенно нагая. Непонятный восторг охватил его, нестерпимо захотелось пойти туда, к этой женщине, и, не будь рядом Гиданны, он, наверное, и пошел бы, заторопился, как мальчишка, внезапно уверовавший в свое счастье.

Он смущенно покосился на Гиданну, а когда снова посмотрел в поле, то никого уж не увидел. Все так же колыхался зной, а женщины не было. Или спряталась в траву?

— Никого там нет, — сказала Гиданна.

— Как же… я видел…

Почему-то ему очень не хотелось, чтобы это было лишь миражом.

— В такие минуты каждый видит то, что хочет видеть. Андрей покраснел, не зная, что сказать. И нашелся: — А что видели вы?

— Человека.

— Мужчину?

— Не знаю, — усмехнулась она.

— Не разглядели?

— Почему же. Огромный, шеи нет, руки до колен.

— Обезьяна какая-то, — ревниво сказал Андрей.

— Я его не первый раз вижу. Чего-то он хочет.

— Ясно чего…

— Чего-то он хочет, — повторила Гиданна. — То ли спросить, то ли что-то сказать.

— Может, мне им заняться? Как работнику милиции…

— Это было бы интересно. — Гиданна скосила на него насмешливые глаза с загадочными искорками в глубиме.

— Дело о пришельцах с того света?

— С какого света?

— Вот этого я совсем не знаю. Может быть, с первого, а может, с седьмого.

Андрей загрустил, подумал, что зря втянулся в пустой мистический разговор, в котором ни начала, ни конца. А главное, бред этот заволакивал, гасил радость от близости, почти доступности Гиданны, ее глаз, рук, ее тела. Переступил в растерянности, не зная, что теперь делать. Может, взять Гиданну за руку и повести дальше или, может, попросту обнять?.. Спохватился, что она прочтет его мысли, и заставил себя думать о работе, об этом болтуне Аверкине, который на его месте наверняка бы не растерялся. Искоса глянул на Гиданну, боясь увидеть на ее губах ироничную ухмылку. Но та, казалось, совсем забыла о нем.

— Смотрите, смотрите!

И он опять увидел. Солнечный свет, заливающий поле, словно бы начал сгущаться в один большой блик. И словно бы луч какой-то выбился из этого светового сгустка, лег на траву, потянулся к ним, ослепил, наполнил непонятной тревогой и погас. Слабый порыв ветра полосой прошелся по траве, добежал до одинокой березы, растрепал вислые ее ветки. Издали донесся тонкий вскрик электрички и будто развеял сонное наваждение.

— Ночью был бы светящийся шар, — сказала Гиданна.

— Решили бы — НЛО.

— НЛО? С другой планеты?

— Ну почему с другой?

Андрей огляделся, словно хотел получше запомнить это место, на котором пасутся НЛО. Поле, утыканное кустами, отсеченное от горизонта высокой насыпью, по которой беззвучно ползла зеленая гусеница электрички. По другую сторону в точности такое же поле, только чистое, без кустов, с тропой, убегающей к дальнему перелеску. Поле как поле, каких много. Места, действительно, предостаточно. Непонятно только, почему пустующее это поле до сих пор не распахано, не утыкано будками садовоогородных участков. Может, инопланетяне машают?.. Ну уж нет, нынешних огородников никакие инопланетяне не остановят, тут что-то другое…

— А вы напрасно не верите, — сказала Гиданна и пошла по тропе.

Андрей попытался идти рядом, но это не получилось: на узкой тропе он то и дело оступался, отставал.

— А вы верите? — спросил машинально, совсем не думая о смысле вопроса, весь поглощенный созерцанием ее длинной шеи, ее спины, ее бедер, обтянутых тонкой тканью.

— Я знаю, — сказала она, не оборачиваясь, каким-то низким сдавленным почти мужским голосом. — Верить и знать-это не одно и то же…

Он сразу понял, что зря полез в дебри философствования. Ему хотелось видеть в Гиданне женщину, и никого более, хотелось легкой беседы, полной веселых намеков и иносказаний. Но разговор получался слишком серьезным, в котором не пошутишь, а тем более не распустишь руки. Даже и не разговор, а вроде как лекция, в которую и словечка не вставишь. Даже, пожалуй, и не лекция, а проповедь. И обращалась Гиданна будто не к нему одному, а к целой аудитории засушенных академиков.