Дети Бога

Карло Джулиан и любил цитировать Марка Аврелия, но куда больше напоминал Джону другого цезаря, Калигулу: вкрадчивая вычурность и самообман, — этот человек был чрезвычайно опасен.

Оставался Жирный Франц.

— Ты у меня спрашиваешь? — воскликнул южноамериканец, когда однажды утром Джон изложил ему свою проблему, воспользовавшись тем, что в общей комнате не было никого, кроме них и Нико. — Что ж, Джонни, это не худший вариант. Я изучал философию в Блумфонтейне.

— Философию!.. Как же, черт возьми, ты дошел до того, что стал пилотом для каморры? — изумленно спросил Джон.

Франц пожал массивными плечами.

— Как я обнаружил, философия нынче — скорее позиция, нежели карьера. Работа, спрос на которую заметно упал после эпохи Просвещения. С другой стороны, каморра предлагает вполне приличное жалованье, отличную пенсию и очень хорошее медицинское страхование, — сказал Франц. — Если только ты не выступаешь свидетелем обвинения — тогда они предоставляют очень милые похороны.

Джон фыркнул, но не прекратил грызть ногти, составлявшие в эти дни существенную часть его диеты.

— Твоя проблема, — дружелюбно произнес Франц, — довольно занятна. Лично у меня нет твердого мнения насчет Бога, но должен сказать, что считаю мошенничеством всю католическую церковь — со всеми ее бесами и эльфами, к коим можно отнести и черных священников, как отдельных представителей общей категории.

— И ты тоже катись к черту, — любезным голосом сказал Джон, после чего вернулся к своим ногтям.

— Джентльмен и ученый, — отметил Франц, приветственно поднимая чашку с эспрессо. — Что ж, тогда поищем постулат, по поводу которого сойдемся во мнениях. — Некоторое время он изучал потолок. — Ты ощущаешь потребность углядеть тут некий скрытый смысл — я прав? Нечто, что выправит прискорбную неразбериху, в коей ты пребываешь.

Джон пробурчал что-то.

— Это несложно, — ободряюще заявил Франц. — Если взгляды достаточно широкие, или хорошо знаешь историю, или обладаешь развитым воображением, то почти во всем можно найти глубокий смысл. Возьми сны. Слышал когда-нибудь о «Libro della Smorfia»?

Джон покачал головой.

— Неаполитанцы, даже образованные, всегда держат рядом с кроватью книгу снов. И каждое утро они первым делом — раньше, чем идут отлить, — проверяют по ней свои сны. Долгие путешествия, смуглые незнакомцы, полеты во сне — все что-нибудь означает.

— Суеверие, — отмахнулся Джон. — Кофейная гуща и гадальные карты.

— Не будь грубым, Джонни. Назови это психологией, — предложил Франц, ухмыляясь, и его второй подбородок заколыхался. — Задача ученого состоит в раскрытии явлений природы или исторических закономерностей. Поначалу это ничем не отличалось от обнаружения на звездном небе изображений животных и героев. Вопрос в том, открыл ли ты истину, существующую изначально? Или вложил в то, что рассматриваешь, произвольный смысл?

— Да. Возможно, да — на оба вопроса, — сказал Джон. — Не знаю.

Заметив, что на одном из пальцев проступила кровь, он перестал грызть ногти.

— А-а. «Не знаю» — истина, которая может нас объединить.

Франц блаженно улыбнулся, показав мелкие зубы цвета слоновой кости. Он обожал подобные разговоры, а за годы, что он возил по солнечной системе головорезов и покойников, на такое ему везло крайне редко.

— Это восхитительно. Я играю роль адвоката дьявола для иезуита! Возможно, — предположил он лукаво, — Авраам придумал Бога, оттого что хотел привнести смысл в хаотичный, примитивный мир. Мы храним этого придуманного бога и упорствуем в том, что он нас любит, ибо боимся огромной и равнодушной вселенной.

Джон уставился на него, затем задумался, но прежде чем он смог что-то сказать, забытый обоими Нико удивил их, заметив:

— Может быть, когда боишься, то слышишь Бога лучше, потому что вслушиваешься сильнее.

Любопытная идея — правда, Джону Кандотти это не помогло, когда он ждал в катерном отсеке, что его сейчас выбросят в открытый космос, и не мог думать ни о чем, кроме смерти.

— Я не знаю, — повторил он в конце концов.

— Обычное человеческое состояние. — Франц театрально вздохнул. — Как мы страдаем от наших страхов и невежества! — Тут он просветлел. — Вот почему еда и секс столь приятны. Ты уже ел? — спросил он, после чего встал и потопал на кухню, предоставив Джону высасывать кровь из поврежденного ногтевого ложа.

Когда Франц вернулся к столу со своим ленчем, Кандотти уже ушел. Франц улыбнулся Нико, невозмутимо сидевшему в своем углу и мурлыкающему «Questa о quella» [27] из «Риголетто» — единственной оперы, которая Францу действительно нравилась.

— Нико, — объявил Франц, усевшись за стол, — последние несколько недель я провел, внимательно наблюдая за нашим маленьким отрядом путешественников, и — по контрасту с экзистенциальной тревогой Кандотти — пришел к неизбежному выводу. Ты хотел бы его услышать?

Перестав мурлыкать, Нико посмотрел на него — не с ожиданием, но вежливо. Нико всегда был вежлив.

— Вот мой вывод, Нико: если кто-нибудь из нас вернется живым — это будет чудо, — произнес Франц с полным ртом цветной лапши, которую он запил глотком муската. — Знаешь, что такое рунао, Нико?

— Марка старого автомобиля?

Франц загрузил в рот новую порцию.

— Нет, Нико, не «рено». Рунао — это один из руна, народа, который обитает на Ракхате, куда мы направляемся.

Нико кивнул, и Франц продолжил:

— Несмотря на все свои практические навыки, рунао — это лишь корова, имеющая собственное мнение. — Некоторое время он задумчиво жевал. — А у его великолепия дона Карло — мегаломания, и он желает править стадом говорящих коров. Дабы выполнить эту блистательную миссию, он собрал вместе циркового урода, кретина, четырех священников и калеку, которого тебе пришлось избить до полусмерти, чтобы доставить на этот корабль.

Франц изумленно покачал головой, но тут же перестал, испытывая дискомфорт оттого, что его щеки и подбородки двигаются не в такт с черепом.

— Священники полагают, что они летят на Ракхат выполнять Божью работу, но ты знаешь, Нико, почему тут мы с тобой? — задал Франц риторический вопрос. — Потому что я настолько ожирел, что уже никогда не смогу трахаться, — так какого черта? А ты слишком глуп, чтобы сказать «нет». И больше Карло не смог заполучить никого.

— Это не так, — сказал Нико с вежливой убежденностью. — Дон Карло решил лететь, потому что понял, что боссом станет его сестра Кармелла.

Франц моргнул.

— Так ты знал об этом?

— Все знали, даже якудза в Японии, — сообщил Нико. — Дон Карло был очень расстроен.

— Ты прав, — признал Франц.

Кроме того, не стоило напрашиваться на неприятности. Карло патрон, а Нико ему предан — он едва не забил насмерть парня, который докучал Джулиани в баре, требуя заплатить по счету.

— И прошу прощения, Нико, что назвал тебя глупым.

— Тебе следует взять назад и свои слова насчет руна, Франц.

— Беру назад свои слова насчет руна, — немедленно сказал Франц.

— Потому что руна — не коровы. Они хорошие, — просветил его Нико. — Это джана-люди — плохие.

— Нико, я лишь пытался тебя развлечь.

Несмотря на годы опыта, убеждавшего его в обратном, Франц все еще не оставлял надежду, что Нико научится распознавать иронию и сарказм. «Что как раз и показывает, кто здесь глупец», — подумал Франц, зачерпывая вилкой пасту.

— Нико, ты молишься? — спросил он, меняя тему.

— Утром и перед тем, как ложиться спать. «Аве Мария», — сказал Нико.

— Как тебя учили сестры дома, да?

Нико кивнул.

— Меня зовут Никколо д'Анджели. «Д'Анджели» означает «от ангелов», — процитировал он. — Вот где я был до того, как появился дома. Меня оставили ангелы. Я молюсь утром и перед тем, как ложиться спать. «Аве Мария».

— Brav' scugnizz', [28] Нико. Ты хороший мальчик, — произнес Франц вслух, однако подумал: «Ангелы, которые тебя подбросили, дружище, должно быть, пропустили в твоей родословной несколько последних имен». — Значит, ты веришь в Бога — не так ли, Нико?