Посвящения и посвященные в Тибете

Термины "махаяна" и "хинаяна" знакомы тем, кто читал работы по буддизму, поэтому объяснять их излишне. Но поскольку буддисты, и особенно посвященные ламаисты, придают им существенно иное значение, нежели бытующее на Западе, то здесь уместно слегка затронуть этот вопрос.

На языке востоковедов выражения "хинаяна" [тиб.тэг-ман] и "махаяна" [тиб.тэгпа-ченпо] применяются для разделения буддизма на первоначальную доктрину и более поздние учения, представляющие собой либо развитие, либо искажения древнего Учения.

В мои задачи не входит разъяснение философских концепций, характеризующих эти две "колесницы". Более того, деление буддийского мира на две противостоящие фракции чисто теоретическое и практически не согласуется с действительными фактами.

Прежде всего, название "хинаяна", "низшая колесница", первоначально данное последователями ортодоксальной традиции своим оппонентам, последними не признается. Сингалезцы, бирманцы, сиамцы (таиландцы) и все буддисты, которых иностранцы включают в число хиная-нистов, совершенно справедливо считают себя не ниже своих единоверцев в Китае, Японии и Тибете во всех вопросах буддийской философии. Напротив, они утверждают, что являются носителями единственно подлинного учения, Учения Старейших (тхеравада).

Буддисты стран Северной Азии, которых иностранцы без разбора называют махаянистами, как правило, более осторожно относятся к подобной классификации.

Здесь я ограничусь лишь тибетцами, а еще точнее – наставниками мистицизма, носителями дам-нгага, дарующими эзотерические и мистические посвящения. Как уже сказано, выражение "большая колесница" обозначает учение, более приемлемое для большинства последователей, нежели Учение Старейшин, такое учение, которое способно вести за собой верующих к спасению.

Подобная интерпретация, которую я на самом деле в Азии не встречала, неизвестна и ламаистам. В представлении последних махаяну следует понимать как "большую колесницу" в том смысле, что она превосходит, является более возвышенной.

Если же им говорят, что развитие учений махаяны следовало бы приписывать Ашвагхоше, Нагарджуне или иному буддийскому философу, то они решительно отрицают это мнение. Они заявляют, что эти наставники учили доктринам, относящимся к "большой колеснице", но отнюдь не изобрели их. "Большая колесница" существовала во все времена; она включает разнообразные высшие учения, которые недоступны обычному уму. А отсюда, согласно ламаистам, следует, что махаяна не есть всеохватывающая "колесница", легко доступная массам, но скорее путь, приемлемый только для избранных.

Ламаистские мистики не рассматривают все свои канонические писания как относящиеся исключительно к ма-хаяне. Они включают в "низшую колесницу" работы, связанные с наставлениями по обычной этике, правила монастырского поведения и прочие, имеющие к этому отношение.

"Спасение, – неизменно утверждают они, – есть чисто духовный вопрос. Оно есть овладение "знанием", освобождение от заблуждения, а поэтому вышеупомянутые наставления и правила необходимы как подготовительный этап для "очищения" сознания".

Ламаистам известны не только две "колесницы". Они выделяют множество "колесниц", соответствующих числу философских систем, которые мы относим к махаяне, ошибочно приписывая ей исключительное значение.

Таким образом, обычно упоминаемые "колесницы" можно расположить в следующем порядке:

1. Низшая колесница [тэг-ман].

2. Колесница ран-сангайяй, то есть "будд, достигших просветления для себя", которые не проповедуют Учение.

3. Колесница чанчубсемпа, то есть тех, кто вкладывает всю свою энергию в осуществление безграничного сострадания, блага и просветления всего человечества [санскр. бодхисаттва].

4. Наивысшая совершенная колесница [лама-мэд-па-тэгпа].

Низшая колесница, зачастую называемая "колесницей слушающих" [ньян-той-кйи тэгпа], соответствует хинаяне. Путь к нирване тех, кто не способен воспринимать труднопостижимое учение махаяны, в этой колеснице исключительно долог. Кроме того, утверждают тибетцы, адепты этой колесницы стремятся лишь к личному освобождению от страдания, не ставя целью спасение других существ; и именно по этой причине они духовно уступают альтруистичным бодхисаттвам.

Такая оценка тибетцами "слушающих" [санскр. шрава-ка] ошибочна и является следствием полного непонимания не только первоначального буддийского Учения, но и его последующего философского и мистического развития в махаяне, что и будет показано ниже.

Колесница ран-сангйяй, по мнению ламаистов, исключительно интеллектуальна. Ран-сангйяй является подлинным буддой. Он обрел знание путем исследования, интроспективного анализа и созерцания, после чего он наслаждается результатом своего духовного просветления. Он не проповедует Учение, не стремится к труду на благо других. Ламаисты изображают его как сверхинтеллектуала в башне из слоновой кости. Его иногда именуют "тот, кто осознал только одну причину", подразумевая, что он постиг Пустоту, но не Сострадание. Его путь не популярен в Тибете. Тибетцы укоряют его в эгоизме, не замечая, однако, что он во многом напоминает героя, столь превозносимого в "высшей совершенной колеснице", который достиг состояния абсолютной не-активности.

"Великой колесницей", махаяной в строгом смысле этого слова является колесница чанчубсемпа. Она характеризуется особой целью, в качестве которой выступает не нирвана, но состояние бодхисаттвы, чье сердце преисполнено сострадания к мукам других существ и кто способен оказать им помощь. Во всех возможных ситуациях, его отличительная черта именно такова. Однако в Тибете сострадание, дабы быть признанным махаянистским, должно сопровождаться совершенным осознанием Пустоты. Отсутствие же его низведет сострадание до уровня обычной жалости.

"Пустота и Сострадание едины" – таков девиз тибетских адептов "великой колесницы". Бодхисаттва практически осуществляет свое сострадание, когда освобождается от иллюзии, порождающей верование в реальность воспринимаемого нами мира. Направленность его психики, трудно постижимая для тех, кто не достиг этого уровня, прекрасно представлена в "Алмазной сутре": "И когда бодхисаттва не верует ни во что, приходит время совершать дары", – и только тогда эти дары плодотворны. Кроме того, сказано, что "когда бодхисаттва приведет в нирвану столь неисчислимое число существ, как число песчинок в реке Ганг, он должен осознать, что не спас никого". Почему? Потому что если он верит, что спас некое число живых существ, он сохраняет привязанность к представлению о "самости", "я", а в этом случае он не является бодхисат-твой. Это исключительно абстрактное учение, любой термин которого с трудом удается передать на западном языке, но и в этом случае он требует пространного комментария.