Эликсир жизни

Посредине стоял круглый стол и несколько скамеек; с потолка, на железных цепях, свешивалась зажженная масляная лампа, красный дрожавший свет которой отражался на стоявшем на столе большом серебряном подносе и золотых кубках.

– А! Вы уже осветили погреб в честь меня, – с улыбкой заметил Супрамати.

– Нет, ваша светлость! Этот погреб я никогда не оставляю в темноте. Но не угодно ли вам присесть, отдохнуть и выпить несколько кубков самого старого вина, какое только хранится в погребе? Покойный принц всегда так делал, чтобы отпраздновать свой приезд. Он спускался сюда, я подавал ему лучшее вино, и мы выпивали за его здоровье; хотя, благодаря Богу, оно всегда находилось в цветущем состоянии.

– Но, дорогой Тортоз, если после того, что выпито мною за завтраком, я угощусь еще здесь, то буду мертвецки пьян, – со смехом сказал Супрамати.

– Сейчас видно, принц, что вы еще недавно сделались бессмертным, иначе вы знали бы, что никогда не будете пьяны, – с лукавой улыбкой ответил Тортоз.

– В таком случае, давайте; но только налейте и себе кубок, – весело сказал Супрамати.

Выпив кубок старого ароматного вина, которое огнем пробежало по жилам, он самодовольно заметил:

– Превосходно! Настоящий нектар! Итак, вы говорите, Тортоз, что Нарайяна любил это вино?

– Я думаю. Когда он бывал в замке, то часто спускался сюда; когда же он приехал сюда последний раз, чтобы жениться, он…

– Как? Нарайяна женился десять лет тому назад? – покричал пораженный Супрамати.- Но на ком же? На принцессе Наре?

– Нет, ее звали Элеонора. Он привез ее сюда, и один старый священник тайком обвенчал их в капелле замка. Затем они уехали, а года через полтора оба вернулись назад; только принцесса была при смерти, больна, и в одно прекрасное утро ее нашли в постели мертвой. Она похоронена здесь в фамильном склепе. Графиня Гизелла тоже умерла здесь.

– А кто была эта графиня Гизелла?

– Она была дочерью одного баварского графа. Это было во время Тридцатилетней войны. Покойный принц находился тогда в армии Валленштейна, только под ложным именем. Графиня Гизелла безумно в него влюбилась и, узнав, что он в лагере Валленштейна, а что ее отец с братьями убиты, она переоделась пажем и присоединилась к нему. Покойный принц был очень тронут, казалось, такой преданностью; а так как ему уже надоела война, то он приехал сюда с графиней и женился на ней. Я еще и сейчас как живую вижу ее, когда она приехала сюда. Она была в глубоком трауре, но прекрасна, как королева, со своим белоснежным цветом лица и блестящими, как бриллианты, глазами. Пять или шесть лет прожили они очень счастливо, а затем графиня Гизелла тоже заболела и умерла, произведя на свет мальчика… Ребенок всего только несколькими месяцами пережил мать. Оба они тоже похоронены в склепе.

– Нет ли еще других близких Нарайяне женщин, похороненных здесь, кроме упомянутых вами? – спросил Супрамати, все более и более удивляясь.

– Несомненно есть. Красавица сарацинка, Изолина и еще одна. Всех этих он привез сюда из Тироля, когда молния ударила в замок и сожгла его.

– Эту сарацинку он, вероятно, привез после крестового похода?

– Именно. Это было во время третьего похода, когда я поступил к нему на службу. Принц тогда принял крест, только носил он другое имя, а именно рыцарь Родек. Он собрал и вооружил отряд конных стрелков, в числе которых был и я, мастер по стрельбе из арбалета. Сначала мы шли с императором Барбаруссой; а затем, не знаю почему, мой господин перешел в лагерь английского короля Ричарда. Я отличился при осаде Сен-Жан д'Акр, и думал, что два раза спас жизнь своему господину; понимаете, что я еще не знал тогда, что он бессмертен. Один раз, в горячей стычке с неверными, когда сарацинский всадник чуть не размозжил ему голову секирой, я отбил его руку эфесом меча. Второй раз одна сарацинка, которую он взял в плен и держал в своей палатке, хотела отравить его; но мне удалось помешать этой гадости. Он только посмеялся над этим; но тем не менее выразил свою благодарность. Когда я был опасно ранен в битве при Азоре, рыцарь, то есть принц, самоотверженно ухаживал за мной. Тем не менее мне становилось все хуже да хуже, и вот однажды ночью я уже думал, что настал мой конец, до такой степени мне сделалось плохо. Пришел принц, осмотрел меня с озабоченным видом и долго думал. Затем он опустился на колени около моей кровати и прошептал:

– Хочешь ли ты выздороветь и жить – жить долго, так долго, что потеряешь счет годам? Не будешь ты потом проклинать меня за это?

Я, конечно, не понял весь смысл его слов, но жить я хотел, а потому и ответил:

– О, господин рыцарь. Вылечите меня и я всегда буду благословлять вас, как бы долга ни была моя жизнь!

Тогда он дал мне такого вина, какого я до тех пор никогда не пробовал. Все во мне, казалось, горело и разрывалось; а затем я впал в забытье. Когда же я очнулся, то был таким же здоровым и сильным, каким вы меня видите сейчас.

Возвращаясь в Европу, мой господин увез с собой красавицу сарацинку, которая скоро умерла. Тогда он женился на Изолине, с которою познакомился при дворе герцога австрийского.

Я же, как видите, живу да живу; хотя по временам чувствую себя страшно утомленным жизнью. Впрочем, жаловаться я не могу; принц всегда щедро меня одаривал, я всегда имел право жить в любом из его владений и он почтил меня своим доверием. Но иногда меня грызла страшная тоска, и в одну из таких черных минут я сделался даже монахом. Тридцать лет провел я в монастыре, но под конец эта жизнь мне надоела. Я бежал и нашел своего господина. Тот посмеялся надо мной и тотчас же женил меня: «Чтобы очистить тебя от рясы и тонзуры», – сказал он.

Управляющий умолк и погрузился в свои воспоминания. Супрамати тоже задумался; затем, быстро выпрямившись, он сказал:

– Тортоз! Не знавали ли вы также принцессу Нару, вдову Нарайяны?

Тортоз вздрогнул, а затем ответил тихим голосом:

– Если вы говорите про баядерку из Бенареса, то – да. Она была блондинка с черными глазами. Только не знаю, та ли это?

– Блондинка с черными глазами? – повторил слегка взволнованный Супрамати.

Затем, указав на одну из скамеек, он прибавил: