Ложка дегтя (СИ)

- Я давно мечтал о таком, - промямлил Павел, давясь дымом. – Здесь хорошо уединяться и думать.

- Я тоже о домишке мечтаю, представь себе! – рассердился я. – Может, похлопочешь перед своими жуликами, и меня в «Смежность» примут? Языком молоть умею, вот только с образованием туговато…

- Мне хотелось докопаться до истины, - не слушая меня, вещал философ, дымя как паровоз.

- Ах, извиняюсь, что оторвал от такого важного дела! Истину он, видите ли, ищет! Может, мне уйти?

Я встал, прошёлся по комнате, не выпуская Павла из виду, подошёл к окну и посмотрел на сосновый лес.

- Обонточку ты придумал? – спросил я неожиданно.

- Я.

- Умён! Здорово придумано. Онтронику ввозить нельзя, так вы обонточкой занялись, которую не отличишь от обычных вещей! Так что же вы с Зеленцовым и Смирновым с вещами проделываете?

Павел закатил глаза на некоторое время, соображая, как бы попроще разъяснить столь заумную вещь туповатому капитану Гусарову.

- Там, в Миогене есть такая штуковина, Изобра. Это особая субстанция с удивительными свойствами…

«Любит своё дело, - подумал я. – Заговорил как поэт».

- …Онтроника – это куски Изобры, взятые в определённый момент в нужном месте.

- То есть?

- Ну, Изобра не постоянна. Она всё время переходит из одного состояния в другое. Как бы кипит. И вот если в нужный момент от неё отхватить кусок, да ещё из определённого места, то он и будет онтроникой. В Миогене есть специалисты, которые знают, в какое время и сколько нужно взять, чтобы получить тот или иной вид онтроники.

- Ты мне не про онтронику рассказывай, - попросил я. – Ближе к теме!

- Мне как-то пришла в голову мысль, а что, если погрузить в Изобру обычный предмет? Наши земляне, работающие в Миогене, попробовали это по моей подсказке и получили обонточку.

- Значит, обонточка – это обычные вещи, искупанные в Изобре? – уточнил я.

- Грубо говоря, да. Причём, в зависимости от продолжительности «купания» меняются свойства предмета. Например, если мы возьмём обычное снотворное и подержим в Изобре час, то получим снильницу – штуку, позволяющую лазить по чужим снам. А если два часа, то получится мечтуха. Она позволяет проникать в чужие мечты и грёзы.

Теперь всё стало на свои места. «Болотный» каталог пополняет господин Болотников, сидя за компьютером и…

- А как ты вычисляешь, во что может превратиться вещь? – поинтересовался я.

- Есть общие закономерности. Скорее всего, Изобра – это творческая субстанция, материализованное творчество в чистом виде. Если в неё поместить вещь, то она её совершенствует по своим законам творчества. Я смог вычислить закономерности из серии опытов. А потом вывел что-то вроде общей формулы: подставляешь в неё в качестве значения переменной любую вещь и время её «купания» в Изобре, и можно вычислить, во что она превратится.

- Для чего подзаряжают обонточку? – спросил я, вспомнив, что Махамет дал мне некоторые вещи для подзарядки.

Павел на некоторое время задумался:

- Чтобы она могла функционировать, - выдал наконец он. – Только её заряжают не энергией.

- А чем?

- Как бы объяснить… У нас в мире материя существует в движении. Мы считаем, что это единственная форма существования материи. Энергия – количественная мера движения. В Миогене открыли несколько сотен других форм существования. У них свои количественные меры – аналоги энергии. Вот ими и подзаряжают.

- То есть у «Смежности» есть зарядные станции или что-то вроде того? – несмотря на недостаток образования догадался я.

- Вроде того, - улыбнулся Павлик.

Вот и ещё одно злостное нарушение законов природы. В том, что Гриша или Петрович развяжут Смирнову язык, и он покажет местонахождение этих станций, я не сомневался. Меня беспокоило другое – то, что нарушались законы не только природы, но и бытия. Онтологические законы, которые ещё не прописаны в Естественном кодексе. При хорошем адвокате у Смирнова и иже с ним есть шанс выпутаться. Если так и дальше пойдёт, из-за прытких дилаперов нашим государственным деятелям придётся вводить новые статьи в Естественный кодекс, онтологические.

- Кстати, ты нашёл свою истину? – ехидно спросил я философа.

- Найдёшь тут с вами! – проворчал тот.

- Чем же мы тебе помешали?

- Своей ограниченностью! – начал заводиться Павел. – Защитники законов природы! Тайны мироздания свести в Кодекс, это же тупость! Правильно говорят, что мир рухнет, когда обществом буду править не творцы, учёные или поэты, а юристы. Вот мы и дожили до таких времён: мирозданием занялись следователи и сыскари!

- А что тут плохого? – возмутился я. Не люблю учёных споров, но за живое меня задело. – Ты хочешь, чтобы всякая дилаперская сволочь курочила законы природы? Чтобы любой человек мог летать, становиться невидимкой, проходить сквозь стены?

- Хочу! – сощурился Болотников. - Из любого правила всегда есть исключение. Для любого закона всегда найдётся явление, которое нарушает этот закон. И возникает новая теория, новый закон, который учитывает и предыдущий, и исключение из него. Это диалектика, единство противоположностей!

- По твоей диалектике убийца – тоже исследователь? Есть статья Уголовного кодекса об убийстве, а он – исключение. Думаешь, появится новый закон, одновременно карающий за убийство и разрешающий его? Хотел бы я прочесть такой закон в первой редакции!

- Законы природы зря передоверили юристам, - стоял на своём Павел. – Природные законы тем и отличаются от общественных законов, что они существуют объективно, независимо от нас.

- Ну почему же, - ядовито улыбнулся я. – Онтроника управляет этими законами. Если взять её на вооружение нашим деятелям, то скоро законы природы будет Государственная Дума принимать!

- Какой кошмар! – схватился за голову Павел, видимо, представив, как принимается закон Кулона в первом чтении.

- Вот поэтому мы и охраняем законы природы, - улыбнулся я, – чтобы жизнь была стабильной. Ведь любые законы нужны, чтобы регулировать процессы, будь то природные или общественные. А без законов будет хаос и анархия.

- Вы – неучи, которые, вместо того, чтобы постигать новое, решили законсервировать уже имеющееся! Мракобесы! Миоген мог бы дать нам столько нового!

Павел даже вскочил со своего кресла. Я не стал его удерживать.

- Ты пойми, – перешёл на «ты» философ, но я не стал его осекать, - у них уникальная цивилизация. Чтобы достичь благополучия, они не изготовляют железки, не выращивают жратву. Они управляют фундаментальными философскими категориями: причиной и следствием, количеством и качеством, сущностью и явлениями, содержанием и формой. Зачем расширять город, если можно изменить свойства пространства и в одной квартире поселить тысячу человек, и они не будут друг друга даже замечать? Зачем делать автомобиль, если его можно материализовать? И, вообще, зачем он нужен, если можно просто переместиться туда, куда надо?

Я понял, что философу нужно выговориться, и не стал прерывать его.

- Онтроника могла бы дать столько всего нашему миру! Мы бы забыли о страхе смерти: ведь мёртвых можно оживлять. Мы бы забыли о болячках – есть ремницы, лечащие от всего. Голода бы не было – ведь пищу можно выдумывать. Мы бы могли не мучиться выбором – есть множило, которое позволяет сделать множественный выбор. Мы бы могли исправлять ошибки прошлого, изменяя прошлое с помощью следственно-причинной связи.

Философ так раздухарился, что даже прикурить не смог с первого раза.

- А сколько новых знаний можно получить из Миогена! Основной вопрос философии можно снять – ведь сглажник стирает грань между материей и сознанием. Мало того, он может сгенерировать тысячи промежуточных форм между ними. Можно внедрить в нашу жизнь многовариантную математику, в которой переменная одновременно равна нескольким значениям, а треугольник может обладать одновременно свойствами круга и квадрата. Можно изучать науку о возможностях и способах преобразования их в действительность. Да и это не главное!