Возвращение Мастера и Маргариты

– Дальше – все вместе! – скомандовал Ам Арелло, поднимая зал. Загромыхав креслами публика вставала, светлея лицами.

"Где–то далеко, очень далеко идут грибные дожди…" – понеслось по рядам, обретая мощь "Интернационала", исполняемого участниками Первого съезда РСДРП. – "В маленьком саду у реки созрели вишни, наклонясь до земли. В памяти моей, в памяти моей теперь как в детстве светло…" – пел зал, все больше вдохновляясь. Женщины молодели, как на первом свидании, по некоторым мужественным лицам текли слезы просветления.

– Вот это самое, не знаю, как у вас выражаются, а я обычно называю катарсис, – объявил в микрофон рыжий. – А теперь по–тихому, рядками очистим помещение… Басам подтянуться! Колоратуру погуще! Не сбивайтесь с ритма, умоляю, родимые! И душевней, душевней…

Проследив за организованным выходом хора во все имеющиеся двери, американец изобразил для телекамеры глубокий реверанс, с каким являются на поклон лебеди в финале незабываемого балета. Где–то очень кстати прокукарекал петух и на экране телевизора, ошарашив Пальцева, появилась заставка: "Трансляция прекращена из–за прохождения спутника через космическую орбиту".

Глядя в одеревеневшее лицо Федула, Альберт Владленович поднял телефонную трубку и набрал врезавшийся в память номер. Козлиный голос Шарля проблеял:

– Аллё?

– Мы согласны на ваши условия, – сказал Пальцев, слабея. – Готовьте документы контракта.

Глава 21

День во всех отношениях выдался неудачный, хоть и воскресный. То дождь, то снег, милиция – зверюги, наверно, получили указания из метро частных торговок гонять. Тетка Леокадия облюбовала переход на "Соколе". Ехать хоть не далеко, и то через пару часов торговли ноги гудят – артрит с детства, прогрессирующий, лишающий всяческой трудоспособности. Но деньги–то в дом приносить надо – плюс к грошовой пенсии? Как погибла в автомобиле младшая сестра с мужем, так двое ее дочек на руках одинокой и насквозь больной инвалидки и осталось. Приходится из последних сил крутиться, выстаивать тут на больных ногах со своим не ходовым товаром.

Начала Леокадия бизнес с продажи не очень породистых котят соседской Муськи. В благодарность соседка свела ее с людьми, разводящими кошек в домашних условиях. Оказалось, что вислоухий британец идет за семьсот долларов! А если окотится четверыми? Страшные деньги. Но на вислоухих производителей надо еще заработать, ведь держать придется парочку. Для заработка Леокадия взялась распространять некондицию клубных производителей. Вначале ей улыбалась удача – одноклассники Ани и знакомые Мары разобрали уцененных британцев и американских экзотов. А потом произошел сбой. То ли корма подорожали, то ли людям совсем не до удовольствия стало, но приобретением кошачьих друзей москвичи теперь интересовались мало. Остались трое подростков кошачьей породы дома, а через год начали размножаться. К тому же Серафиме подарили клубного перса и она прикупила к нему пару. А длинношерстные кошки вышли из моды – грязи от них полно, аллергия. В результате в комнате Серафимы жили пять взрослых особей периодически обзаводящиеся потомством. Аня и Мара сносили зоопарковую вонь – лишь бы потискать теплого урчащего зверушку, пригреть на коленях какого–нибудь подхалима, ожидающего подачки в виде дорогостоящего сухого корма.

В общем, пришлось Леокадии признать, что в бизнесе она не сильна. Но куда девать котят, не топить же?!

Уже третье воскресенье она выносила в переход станции "Сокол" четверых подростков неизвестной кошачьей национальности, называя чисто символическую цену – все бес толку. Часов в восемь измученную торговку прогнал милиционер.

– Чтоб тебе пусто было! – пожелала она сердитому лейтенантику, спускаясь к платформам. Это была низенькая, плотная краснолицая старуха пятидесяти трех лет. В метро Леокадия приглядывалась к попутчицам, прикидывая возраст, и думала, что если ей такую шубу и шляпу надеть, то, верно, получилось бы не хуже. А еще шампунь с формулой "PH-5" и помаду "Ревлон" применить, так и вовсе иномарку подавай. Ничего этого отродясь у Леокадии не было. Не появилось и теперь по причине бедности, болезненности и абсолютной ненужности. Не для кого рядиться, надо на похороны экономить.

В темных переулках за "Речным вокзалом" свистел ветер, гоняя вдоль тротуаров хлесткую снежную крошку, под ногами чавкало, в кошелке возились и пищали голодные, намаявшиеся в тесноте котята. Жалея себя до слез, Леокадия плелась к месту жительства, тяжело переваливаясь на больных ногах. Удар в спину сбил ее с ног. Рухнула прямо в грязь плашмя, раскинув руки. Тут же налетели пацаны в высоких шнурованных ботинках и, саданув взвывшей старухе под бок, подхватили сумку.

Заглянув внутрь, длинный парень грязно выругался, подкинул сумку и поддал ее футбольным пасом. У Леокадии оборвалось сердце. Хватая ртом воздух, она спрятала лицо в грязь, чтобы не видеть, как пинают ногами маленьких и беззащитных животных эти сильные, здоровые парни. Те гоготали, матерились, швыряли в лежавшую безмолвно бабку грязью и нарочито громко орали: "Пасуй сюда, давай еще…"

После этого случая Леокадия два дня не вставала с постели, пригревая единственного оставшегося в живых котенка.

Холодно и печально было в маленькой квартире. Никто из троих женщин не хотел вспоминать, что им по праву полагается праздник.

Телефон звонил долго, Аня нехотя сняла и передала Маре трубку.

– Привет, подруга. Это Игорь. Гарри–повар. Узнала? Извини, я взял твой телефон у мадам Левичек. Мне нужно заехать по делу. Срочно.

– Но… – оторопела Мара, – мы тут уборку затеяли. Тетка болеет… Она сделала паузу. – Угостить нечем.

– Я в гости не жрать езжу, – бодро объявил Игорь. И через пять минут стоял в прихожей – очевидно, звонил из машины по мобильному. Его руки отягощали две огромные плетеные корзины, с которыми ходят удачливые грибники. Накрыты корзинки были полотняными полотенцами, а под ними… Мара заохала, в коридор выползли тетка и Аня.

– Мамочки мои! – схватилась за голову Леокадия. – Это что ж… – Она в ужасе замолкла, решив, что ловкий фирмач таким образом навязывает покупателям дорогие продукты. – Сколько ж такая упаковка стоит? – покрутила она в руке незнамо чего в красиво граненой, словно хрустальной, баночке.

– В настоящий момент цены, сударыня, – моя проблема. Поверьте, я ее решаю удачно. А ваша задача, милые дамы, подготовить поле для успешной деятельности профессионала высшего класса. – Он по–хозяйски прошел на кухню. – Та–ак, ясненько… Работать придется в экстремальных условиях. Маргариту Валдисовну прошу быть внимательной а аккуратной с инструментом. Юная леди, – он хитро покосился на Аню, – может делать конспект.

– Сразу на двух языках, – похвасталась леди и представилась, сделав книксен: – Анна.

– Игорь одарил Анну восторженным взглядом, достал из пакета и привычно подвязал поварской фартук, второй протянул Маре, одетой кое–как – в джинсы и растянутый свитер. Затем обернулся к тетке:

– Дело в том, уважаемая сударыня, что я обещал Маргарите Валдисовне блиц–курс высшего пилотажа. Программа узкая: мы будем готовить перепелов, фаршированных фазаньими грудками. То, на что вы с таким отвращением взираете, называется сморчками. Это грибы, совершенно незаменимые в данном случае.

Через двадцать минут в квартире запахло божественно. О ноги Гарика, похожего на фокусника Акопяна–младшего, терлись наиболее пронырливые коты, другие наблюдали круглыми от удивления глазами со шкафов и с холодильника. Словно завороженные сидели на табуретках зрительницы, следя за быстрыми руками повара, порхавшими над столом. Сосредоточенно и молча выполняла распоряжения шефа Мара. Казалось, пятиметровая кухня увеличилась втрое, и все, находившееся в ней, стало предметами культа – от старой электроплиты, до стола и тумбочек, на которых в определенном порядке, без навала, ненужных липких бумажек, надорванных пакетов, а в мисочках, плошках, на специальных досках, прихваченных гостем, были разложены необходимые ингредиенты. Блистали бутылочки с вином и соусами, круглые головки банок со специями. В духовке на медленном жару в соусе из чернослива и инжира млели фазаньи грудки…