Бестиарий

Но волноваться оказалось не о чем. Наталья Андреевна быстро сориентировалась в социально-экономическом раскладе, в результате чего общее собрание единогласно постановило, что «хороший дёнер-кебаб лучше посредственного айсбана» [24], а неподалёку от университета Гуттенберга очень удачно нашлось подходящее турецкое заведение.

И был пир горой, и было веселье. Ян и Вальдемар поймали «волну позитива» и укатали на ней — до слёз! — поймавшую их кураж Наталью Андреевну. Даже скромная маленькая турчанка-официантка, принимавшая у них заказ, ближе к подаче горячего уже начинала откровенно ржать, едва приближаясь к их столику. А что, спрашивается, ей смеяться, если она даже по-русски не понимает?

Когда Вальдемар начал намекать, что пора бы ему уже знать честь, ум и совесть, Ян предложил довести Наталью Андреевну до отеля, а потом вдвоём прогуляться до вокзала. Однако она неожиданно напросилась к ним в компанию.

У Яна промелькнула мысль, что Наталья Андреевна не хочет его одного никуда отпускать. Над этим стоило поразмыслить — Ян сходу не смог вспомнить, оказывался ли он хоть раз за последние двое суток вне отеля без неё.

Нет, ему нравилось постоянное присутствие Натальи Андреевны где-то рядом, просто это становилось несколько необычным, нетипичным, странным. Ян не мог подобрать определения. И в среду и в четверг он предпринимал попытки дозвониться Инге — лишь чтобы нарваться на очередную отповедь Ираиды Аркадьевны и пятикратно повешенную трубку. Он, конечно, не отчаялся — Ваны не из таких! — но как-то смирился, что решение этой проблемы придётся отложить до возвращения в Москву. То есть, по нынешним раскладам, на неопределённое время.

Самое неприятное, что пытаясь вызвать в памяти Ингу, чтобы поговорить хотя бы с её воображаемой копией, Ян неизбежно вспоминал с ней в комплекте и её злокозненную маму: «Потрудитесь усвоить эту несложную мысль, молодой человек!» — таким образом, получалось, что он отрезан от своей девушки даже в фантазиях.

Собственно, выйдя из кебабной, он и начал «прокручивать», всё дальше выпадая из общего разговора, пока Вальдемар не прекратил это безобразие быстрым и болезненным тычком под рёбра. Случилось это, правда, уже совсем на подходе к поезду.

— Как твоя пьеса? — быстро отозвался на критику своего поведения Ян. — Есть продвижение в читках?

— Ну, если считать продвижением то, что Женька купил беруши, то, несомненно!

— Судя по твоим отзывам, беруши не сильно повлияют на его способности к восприятию.

— Погоди, это надо записать! Я на ходу не умею!

Вальдемар остановился ровно в дверях вокзала, и пока его толкали и пихали, ойкал, но набивал фразу в телефон.

— Начинаю вводить в текст элементы хоррора, — поделился он радостью, потирая ушибленное плечо.

Наталья Андреевна глупо хихикнула.

— Специально для слабо-чувствительных? — уточнил Ян. — Чтобы ты ни говорил, всё-таки Ойген — твоя целевая аудитория!

— Хватит говорить глупости, — голосом старой учительницы сказал Вальдемар. — Ойген и театр ортогональны.

— Ой! — испугалась Наталья Андреевна. — Это кто вас таким выражениям научил?

— У них на Остендштрассе нездоровый климат, — объяснил Ян. — Флюиды ортогональности растворены в воздухе.

— Я вот сейчас уеду, — предупредил Вальдемар, — и вы лишитесь шанса узнать про хоррор в водевиле и оперетте!

— Давай уже! — Ян махнул рукой: всё равно же прочитает!

Вальдемар искренне оживился — хотя, казалось бы, куда же ещё-то?

— Ну, исключительно в виде примера:

Он оживлял ритмичную и громогласную декламацию широкими взмахами рук. Потоки пассажиров огибали его по широкой дуге — попасть под аккомпанирующую руку поэта никого не прельщало.

Интересно, а есть ли такая наука — человекодинамика, подумал Ян. О движении толпы — как аэродинамика или гидродинамика, только относительно перемещающихся людей. Как правильно входить в метро в час пик, как двигаться вдвое быстрее средней скорости потока. Яну хотелось отвлечься, соскочить на любые посторонние размышления — потому что мрачные глупые стихи опять взбаламутили в нём холодный осадок, донный ил событий последних дней.

Ян сглотнул комок в горле.

— А у тебя разве пьеса в стихах?

— Что значит «пьеса»? — возмутился Вальдемар. — У меня, что, только одна пьеса?

— Есть ли у вас план, мистер Фикс? — вспомнил Ян когда-то любимый мультфильм.

— Что за «стеклянные люди»? — улыбаясь, немножко резко спросила Наталья Андреевна.

— Так... э-э… — Вальдемар бросил взгляд на угрожающе шевелящего бровями Яна, и быстро скорректировал ответ. — Примитивная рифма к «на блюде». Да и вообще — часто ли творец знает, что творит?

Он, подмигнув, пожал Яну руку и перешагнул с перрона в вагонный тамбур.

— Оставляю вас не по своей воле, но лишь в силу неблагоприятно сложившихся географических обстоятельств! Франкскую крепость нельзя надолго оставлять без присмотра — обветшает!

— Было приятно. — Наталья Андреевна шутливо помахала ему кончиками пальцев.

— Хорошо, что вы первая об этом сказали! — расплылся в донжуанской улыбке Вальдемар. — А то я всё стеснялся и никак не мог подобрать слов для достойного выражения схожей идеи.

Поток его красноречия смогли прервать только сомкнувшиеся двери поезда. Вальдемар прижался лбом к стеклу и, пока состав начинал набирать ход, ещё успел показать экспрессивную пантомиму: Наталье Андреевне — о том, что Ян — отличный парень и лучший гид в окрестностях, не теряйте времени и путешествуйте до упаду, тут полно всего интересного; Яну — дежурное пиши-звони-не-пропадай, а также будь молодцом, веди себя хорошо; и им обоим — хорошо вам, остаётесь тут, а я, несчастный, уезжаю!

На обратном пути Наталья Андреевна взяла Яна под руку и поймала ритм его шага. Когда они вышли из вокзального здания, у неё зазвонил мобильный.

— Да.

Она замолчала почти на минуту, потом повторила:

— Да.

Наверное, это был типичный «долгий разговор». Наталья Андреевна только слушала, и они успели пересечь площадь и выйти на Рёмервалль, прежде чем она произнесла следующую реплику:

— Я поняла.

После чего, не прощаясь, нажала на сброс.

Ян не смог понять, был этот звонок «хорошим» или «плохим».

— Отличный у вас друг, Ян! — сообщила Наталья Андреевна.

— Вы ещё Ойгена не видели, — похвастался Ян, — дуэтом они вообще ураган.

У самого отеля, медленно обогнав их, по улице проехала легковая машина. И снова, снова — словно кто-то тронул за плечо. Ян присмотрелся к уезжающей «ауди», потом невзначай оглянулся, а когда и позади не увидел ничего необычного, то посмотрел на Наталью Андреевну. Она смотрела на него очень внимательно, но тотчас опустила глаза и спросила:

— Что-то случилось?

— Нет, — пожал плечами Ян. — Просто жду важного звонка, а всё никак.

— Работа шпиона — это ожидание! — улыбнулась она.

— Чьё это?

— Ле Карре. А сами позвонить не можете?

— Не тот случай. У вас, я смотрю, наоборот — звонок за звонком? — он потянул на себя дверь и пропустил её вперёд.

— Да нет, — она пожала плечами, — не всё время. Это Костя позвонил. Сказал, что срочно улетает в Москву. Завтра рано утром из Мюнхена. Так что я совершенно свободна!

Произнесено было так, что у Яна сбилось дыхание. «Я совершенно свободна». Очень двусмысленно и.

— Вот так вот: бросил муж жену на чужой территории! — он неуклюже попытался пошутить, чтобы скрыть замешательство.

Наталья Андреевна переспросила слегка удивлённо:

— Муж?

— Дурацкая шутка, — извинился Ян.

— Нет, я про мужа не поняла.

— Константин Эдуардович.