Когда закончилась нефть

Урри улыбнулся.

— Стало быть, будет.

— Вы напрасно так говорите. Привыкните, на допросе начнете «сталобыкать», а полковник очень не любит, когда его дразнят. Будет бить вас. Раньше времени.

— А что, уже время назначено?

— В пятницу.

— Сегодня… вторник?

— Вторник.

Урри не любил физической боли. Потому призадумался.

— И что мне делать?

Врач явно разыгрывал роль единственного товарища. А по ней полагалось покупать сведения за счет некоторых послаблений.

— Не знаю.

Врач резко поднялся и вышел из камеры. Урри стало не по себе.

Удивительно, думал Урри. Вроде всего третий раз здесь, с полковником и вовсе только во второй, а все уже кажется привычным. Рутинным. Ко всему-то подлец…

— Короче, — прервал полковник ход его мыслей. — Вчера вы, стало быть, отказались сотрудничать со следствием. Чем сильно усложнили свою задачу, хотя, скажу честно — сильно упростили задачу нашу.

— А в чем, позвольте узнать, состоят задачи — моя и ваша?

Полковник посмотрел на Урри с усталой укоризной.

— Да, все, помню, здесь, вопросы. Не моего ума дело. Молчу.

— Молчать, стало быть, здесь не рекомендуется.

— Отчего же, до пятницы, наверное, можно?

Урри подмигнул полковнику. Тот нехорошо улыбнулся.

— Поморгай, поморгай. Пока глаза здоровые. — Он придвинул к себе книгу, открыл ее, пробежал глазами пару страниц, — Стало быть, объявляю программу.

— Я весь внимание.

— Книга твоя, стало быть, в деле вроде как имеется. Но официально она доказательством на сто процентов не является. Ведь ее могли другие написать, а тебя могли подставить. Стало быть, оклеветать.

— Логично.

— Я, стало быть, сегодня буду тебя вкратце спрашивать, по сути. Слова мои в протокол пойдут. Ну а ты, стало быть, будешь говорить, что слова это не мои, а самые что ни на есть твои слова-то, понимаешь?

— Понимаю.

Полковник кивнул, перевернул страницу.

— Молодец.

— А не проще ли будет мне просто сказать, что всю эту книгу я сам написал?

Полковник выругался.

— Простите. — Урри покачал головой. — Это я от укола отупел малость.

— От какого укола? — Полковник внимательно посмотрел на Урри.

— Вчерашнего.

Полковник молча смотрел на Урри.

— Дурить мне вздумал? — спросил он, когда Урри досчитал до трехсот восьми.

— Нет.

— Ну так не тяни резину. А то без обеда останешься.

— Хорошо. Но не из чувства голода, а из уважения к вам.

— Как хочешь. Стало быть, так…

Все-таки удивительное, ни с чем не сравнимое чувство, когда другой человек читает для тебя твою же книгу. И даже неважно, нравится ему твоя книга или нет. Сути дела это не меняет. Ощущение гордости от возможности управлять чужими мыслями — ведь читающий невольно пускает тебя в свои мысли — никуда не пропадает. Это приятно. Ну и, если вдумываться, немного жутко. Потому как за базар зачастую приходится отвечать по всей строгости. В чем Урри убеждался уже третий день.

— Читаю. «Первой акцией группы „Темная ночь“ принято считать убийство профессора Доула, занимавшегося разработкой проблемы водородного двигателя для автомобиля». — Полковник сделал короткую паузу. Урри догадался, что он дает время сидящему за шторой писарю. И, стало быть, пауз таких будет много. — «Считается, что бойцы группы привели в негодность систему управления тормозами принадлежащего Доулу автомобиля — вполне себе бензинового, к слову, — и тот погиб в последовавшей катастрофе. Противоречия этой версии бросаются в глаза любому, кто способен хотя бы на секунду задуматься, ознакомившись с ней. Во-первых, группа „Темная ночь“ никогда более ни прибегала к такому способу борьбы, хотя, казалось бы, успех первой же акции должен был предопределить вкусы наших национальных героев если не навсегда, то, как минимум, до первого крупного провала». — Полковник неторопливо перевернул страницу, кашлянул, и продолжил: — «Во-вторых, полицейский протокол, описывающий трагическое — для профессора, конечно же, — событие и ставший для нас документом столь же широко известным и ценным, как Декларация независимости, содержит недвусмысленное указание на то, что последние секунды своей жизни профессор Доул посвятил очень интенсивному торможению, и колеса его автомобиля оставили на асфальте две жирные черные черты длиной около полусотни ярдов. В-третьих, смертельный удар нанес третий автомобиль, ударивший автомобиль профессора сзади. Таким образом, неисправные тормоза никак не стали причиной преждевременной кончины Доула. Да и вряд ли они были неисправны».Стало быть, конец цитаты. Твое?

— Да, — сказал Урри. — Мое.

— И ты, стало быть, считаешь, что все тут верно.

— Да, я считаю, что тут, стало быть, все верно.

Полковник нервно дернул щекой.

— А вот шутить меня не рекомендую.

— Простите, — сказал Урри. — Просто у меня эхолалия.

— Это как?

— Неосознанно повторяю некоторые слова собеседника.

— Ладно, проехали. Стало быть, это свое преступление признал.

— Ну, если вам угодно считать это преступлением…

— Стало быть, читаю дальше. — Полковник перевернул с полсотни страниц. — «История с массовым отравлением рыбой фугу — безусловно, самая трагикомичная во всей эпопее — едва ли нуждается в серьезных комментариях. Поразительно, что лежащие на поверхности несуразности, куда как более очевидные, чем в случае с Доулом, и здесь остались незамеченными». — Пауза. — «Едва ли хоть кто-то может предположить, что повар столовой токийского университета готовил рыбу фугу, подглядывая в шпаргалку, словно дипломник кулинарного техникума. Следует учесть что этому человеку доверили угощать не студентов, а участников семинара по проблемам перехода химической промышленности на новые виды сырья без использования нефти. Тем не менее история с подменой рецепта, совершенной бойцом „Темной ночи“ Дегу Самсоном, базируется именно на таком вот предположении. Мы же со всей ответственностью можем заявить, что такого быть не могло. И случившееся в столовой не имело никакого отношения к деятельности разведки Эфиопии»— конец, стало быть, цитаты.

Полковник взглянул на Урри.

— Все сказанное выше написано мной.

— И?

— И я считаю, что так оно все и есть.

— Молодец. Стало быть, едем дальше…

Допрос продлился намного дольше предыдущих.

Урри ожидал новой клоунады с больничной палатой. Но нет. Камера была все та же, по ней все так же ползал луч света, укоряя за до сих пор не сдержанное обещание.

К счастью, на столе опять был лист бумаги, прикрепленный к стеклу, и утопленный в гнезде карандаш. Пообедав — еду подали сразу по возвращении — Урри решил приняться за стихи. Для начала он с полчаса провел в кресле-качалке. Не размышляя о разном, как обычно; напротив, стараясь успокоить и очистить ум. Когда треск рацио стих, Урри осторожно поднялся и пошел к столу.

Сел. Взял в руки стеклянный планшет. Негромко звякнули цепи.

Человек — луч света (как ни крути, а это так). Луч света виден только на препятствиях — будь то рой пылинок, которые и позволяют увидеть собственно луч, или стена, превращающая луч в тушканчика. Так и человек…

То есть стих, собственно говоря, был готов. Дело оставалось за малым — нанизать эти мысли на тонкий луч рифм. Урри ждал, когда начнется процесс их рождения, но дождался он другого. В камеру снова пришел врач. Что было интересней — сопровождал его вчерашний бородатый. В халате, со стетоскопом на шее. Короче, ряженый под коллегу.

— Добрый вечер, — сказал врач, усаживаясь в кресло-качалку.

— Здравствуйте, — ответил Урри. Развернуть стул он не мог (ножки прикручены), и ему снова пришлось принять неудобную позу.

Бородатый тем временем, не проронив ни слова, уселся на диван.

— Не помешали? Я вижу, вы хотели что-то писать?

Урри покраснел.

— Нет-нет, ваш визит вполне кстати.