XIV принцип

— Вдруг мы не найдем? — засомневался хозяин.

— Найдете, — заверил его чешуйчатый. — Мой младший брат поплывет впереди и потянет лодку.

— Если так, — на мгновение Второй задумался, но в конце концов махнул рукой. — Хрен с ними. Жрите их всех.

— Жрите-жрите, — эмоционально поддержал его Вилли. — Сигмар вас простит.

— Прекрасно, — взревел ящер, поднял морду к звездному небу и проревел: — Ооун!

— Ооун! — отозвалось небо, и над обреченным кораблем нависли крылатые тени.

*  *  *

— Также не забудь упомянуть о характерном бретонском акценте дракона, — сидя в отплывающей от корабля лодке, инструктировал Охотника священник.

Тот согласно кивнул и спросил:

— Ты все взял? Мою губную гармошку не забыл?

— Не забыл и еще «не забыл» маленький, но тяжелый сундучок из капитанской каюты, — сообщил сигмариот, протягивая другу его любимый музыкальный инструмент. — Зачем капитану теперь сундучки?

— Ты неисправим, Вилли, — усовестил его ван Хал.

— Я экономен, Йохан, — поправил его священник.

Сергей не встревал в их обычную словесную перепалку, а только смотрел на начинающую светлеть полосу горизонта и думал: «Какое странное дело — когда-то я двенадцатилетним мальчишкой вот так же сидел на берегу Черного моря и смотрел на горизонт, представляя загадочные чужие края. Иногда волны выносили на берег обрывки каких-то красочных упаковок. Оттуда! — сжималось мое сердце. «Там» — неопределенное и прекрасное. «Туда» можно было добраться, но... Было это «но».

В пионерском лагере шла «пересменка», самый конец июля. Большинство детей «укатило» домой, а следующую смену ожидали через два дня. Дежурный пионервожатый взял с меня слово не выходить за пределы лагеря и уехал к своей невесте в Краснодар. В лагере остались я, повариха и сторож. Ни того, ни другого не беспокоило, где я нахожусь. Два дня независимости, два дня счастья. Море днем, море ночью. Почему я был так счастлив? И что за «но»? Я боялся. Не смерти, не боли, не одиночества. Может быть, разочарования? Что «там» все не «так»? Интересно, Древние счастливы? Должны быть. Ведь именно они, если верить Ракартху, решают, как должно быть. Должны быть, потому что все — как должно быть.

Солидная цитата, однако с элементом благородной деструкции. Можно перевести на руны и гравировать на алтарях возрождения.

*  *  *

Лодка двигалась необычайно быстро, влекомая привязанным к металлическому кольцу на носу лодки канатом, край которого уходил в темную воду.

*  *  *

Алый диск восходящего солнца, окруженный белесой дымкой, уже до половины показался над горизонтом, край веревки поначалу ослабел, а потом и вовсе безвольно обвис. Через мгновение из воды высунулась голова ящера.

— Белый корабль впереди, — пробасила голова. — Мне дальше нельзя, иначе меня могут наказать. Но корабль рядом.

— Спасибо, — поблагодарил его Второй и спросил: — Я даже не знаю, как вас всех зовут.

— Я Пятый, — сообщил дракон, помолчал, о чем-то раздумывая, и добавил: — Всего нас семь. Первый, Вторая, Третий, Четвертая, я, Шестой и Седьмой.

— Так по номерам и зовут? — улыбнулся Сергей.

— Так удобнее, — кивнул мордой ящер. — Хотя при рождении нам дали имена, мы решили, что пока не будем ими пользоваться. Пока я, Шестой и Седьмой не женимся.

— Но на ком? Я насчитал только две женские особи.

— Четвертая беременна, — гордо ответил Пятый. — Она должна следующей весной родить тройню. Если нам повезет и все окажутся девочками, то через сто, сто десять лет можно будет жениться.

— Будем надеяться, — поддержал надежды крылатого друга Второй, но не сдержал интереса: — Так всегда у драконов — имена берут и женятся?

— Только у водяных, — сообщил дракон. — Нас мало.

— Вот оно в чем дело! — понял Сергей.

— Да, в этом, — подтвердил Пятый. — Нас и было мало. Всего семьдесят семь. Прости, но мне пора. Я слышу, как вертится мельница Железного корабля. Он плывет сюда.

— До встречи, — попрощался с ящером Второй, и морда дракона исчезла под водой.

Однако тут же появилась над водой вновь:

— Меня зовут Партио — Болтун. Я самый слабый, но самый быстрый из всех драконов. Если что, шепни своему знаку. Ты только никому про наш разговор не рассказывай и попроси, чтобы вон тот в шляпе никому не проболтался. Он тоже не спит, — и Пятый опять исчез под водой.

Едва над его мордой сомкнулась вода, Вилли приподнял шляпу и тихо подал голос:

— Точно — я не спал! Как это все познавательно!

— Не говори никому, — попросил Сергей. — Пятый просил.

— Конечно, не скажу, хотя это совершенно бесценная информация для науки, — пообещал священник. — Разве что я напишу в «Либер Демонике», что охота на водяных драконов глубоко безнравственна, потому что это исчезающая популяция. И они совершенно безопасны при порядочном поведении.

— Это пиши, — пожал плечами Второй. — Это правда.

— О Великий Сигмар! — вытянул руку к горизонту сигмариот и толкнул ван Хала. — Просыпайся немедленно! Впереди корабль Королей Фениксов!

Йохан раскрыл глаза и посмотрел в указанном направлении:

— Да, это Он! Мне нужно его зарисовать.

Охотник мгновенно раскрыл свою книгу, вытащил из-за манжета огрызок карандаша и принялся лихо набрасывать силуэт показавшегося впереди судна, в котором Сергей без труда узнал «Луи XIV».

*  *  *

Прежде всего Второй услышал доносящуюся с борта корабля знакомую мелодию, и даже когда к нему по трапу спустился гном с длиннющей седой бородой, заплетенной в толстую косу, Сергей сразу опознал в нем своего старого друга Торгрима.

— Я узнал мелодию, — засмеялся он и бросился навстречу гному.

— Это была запись, — захохотал тот и так крепко сжал в своих объятиях молодого человека, что едва ребра тому не сломал.

— Я скучал, — продолжая обнимать друга, сказал Сергей.

— А я-то как! — рассматривая его с ног до головы, признался Торгрим. — Я еще и волновался. Ты был такой бестолковый! Ну, тебе нравится у нас?

— Если бы у меня было воображение, то я бы умер от разрыва сердца, — не стал скрывать Второй. — Мог бы меня заранее предупредить.

— Сомневаюсь, что ты мне поверил бы, — тряхнул бородой гном. — С другой стороны, я даже горжусь тобой. За такой короткий срок ты умудрился породниться со всей нечистью в Старом Свете. Драконы тебя обожают, скейвены боготворят, дручии служат, корсары делятся награбленным. Большой успех, мой малыш! Большой успех!

— Скейвены, — нахмурившись, вспомнил Второй, — Шарскун погиб из-за моей глупости.

— О грустном потом, — попросил его Торгрим и повернулся к спутникам Сергея: — Пока представь меня своим друзьям.

— Это... — начал Второй, но Вилли опередил его и, выскочив вперед, снял перед гномом шляпу:

— Великий Торгрим Злопамятный, Верховный король гномов, автор гениального эссе «Происхождение рейкландской баллады», скромный служитель Сигмара и благородный ван Хал, Охотник за ведьмами приветствуют тебя!

— Как ты узнал, бродяга, что это мое эссе? Я же издал его под псевдонимом! — растроганно погладил свою бороду Торгрим.

— Ни один псевдоним не может скрыть настоящий талант! — склонился в полупоклоне священник. — Когда я недолго вел курс древней литературы в университете, мои студенты учили это эссе наизусть.

— Жалко, что недолго, — еще больше расцвел довольной улыбкой гном, но добавил: — Не стоило тебе так отделывать своего коллегу по факультету. Преподавал бы и сейчас.

— Он позволил себе еретический выпад против второй доктрины Сигмара, — попытался оправдаться Вилли. — Мое сердце вознегодовало, а руки сами взяли эту проклятую вазу с подоконника.

— Ну ладно, — махнул широкой ладонью Торгрим и повернулся к Йохану: — Тебе же, братец, просили передать свои благодарности мои подданные из Инженерной школы в Альтдорфе, которых ты выручил в таверне «Веселый флагеллант». Они и вправду перебрали немного.