Жизнь с препятствиями

Многоклеточные

…количество клеток современной обезьяны равно n+1. Единицей обозначается клетка, в которой обезьяна сидит.

Родословная пресмыкающихся

…и так, пресмыкаясь, огромные ящеры превратились постепенно в маленьких ящериц.

Сказка

…а так как Золотой Рыбке было мало ее морей, у старика отобрали последнее старое корыто.

Публика

…и все были разочарованы, что он не смог исполнить на бис свою лебединую песню.

Чувство локтя

..когда Калигула ввел в сенат своего коня, все лошади Рима воспрянули духом.

Бойтесь данайцев!

…дошло до того, что данайцы стали бояться друг друга.

Вера

…и до конца своих дней Гомер слепо верил в прозрение своих современников.

Темпы роста

…от никого — к Робинзону, от Робинзона — к Пятнице. Таков прирост населения необитаемых островов.

История

…что же касается войн Алой и Белой розы, то это были только цветочки.

География

…мало быть Магелланом. Надо, чтобы где-то был еще Магелланов пролив

Лето в декабре

И в декабре не каждый декабрист. Трещит огонь, и веет летним духом. Вот так сидеть и заоконный свист, метельный свист ловить привычным ухом.

Сидеть и думать, что вокруг зима, что ветер гнет прохожих, как солому, поскольку им недостает ума в такую ночь не выходить из дома.

Подкинуть дров. Пижаму запахнуть. Лениво ложкой поболтать в стакане. Хлебнуть чайку. В газету заглянуть: — какая там погода в Магадане?

И снова слушать заоконный свист. И задремать — до самого рассвета.

Ведь в декабре — не каждый декабрист.

Трещит огонь.

У нас в квартире — лето…

Амур

За столько веков Амур испробовал все виды оружия.

Стрелы.

Ружья.

Пушки.

Бомбы разных систем.

И все это для того, чтоб люди полюбили друг друга.

Избранные примечания

Горизонт. У Горизонта с Солнцем приятельские отношения. Солнце то заходит за горизонт, то выходит из-за горизонта, как это о нем говорится в прозе, которая сама просится в стихи:

Птичка чиркнула спичкой-чиричкой и зажгла над землею рассвет. Солнце, щуря глаза по привычке, в свой небесный взошло кабинет.

Солнце — высшее наше начальство, но ему не присуще зазнайство: столько в нем простоты, теплоты. Регулярно, весною и летом, поднимается Солнце с рассветом и работает до темноты.

Солнце — высшее наше начальство, но ему не присуще нахальство: ты лишь тент над собой натяни, и останется Солнце в тени, отвернись — не обидится тоже: осторожно, ничем не тревожа, проскользнет у тебя за плечами, тихо-тихо ступая лучами.

Но того, кто пред ним всякий раз выставляет себя напоказ, кто на пляжах и дач, и столиц перед Солнцем склоняется ниц, Солнце может порядком распечь, так, что после спины не согнут. А чего подхалимов беречь? Их и так на земле берегут.

— Справедливое Солнце мое! Ты устало, укройся в тень! Брось работу! Забудь про нее! Туча выдаст тебе бюллетень.

У тебя ведь нелегкая жизнь… Впрочем, я уже, кажется, льщу… Солнце, Солнце, прости, не сердись! Я ошибся, я просто шучу! Я, тебя бескорыстно любя, я б нашел в себе силу и смелость. Не вертелся бы возле тебя, если б наша Земля не вертелась…

Вот так эта проза просится в стихи. Но тут разве допросишься? Казалось бы, все есть для стихов, а все равно остаешься прозой.

Закон всемирного тяготения. То, что один ботинок тяготит всю вселенную, характеризует, с одной стороны, нашу вселенную, а с другой — наши ботинки.

Зайкины рога. Будь я на месте этого Козла, я предпочел бы иметь дело со стаей волков, чем с одним таким безобидным, наивным Зайкой.

Масштаб. Масштаб — это тот аршин, которым малое измеряет великое, чтоб постигнуть его во всем объеме.

Кайнозойская эра. Свыше тридцати лет прошло, а мы все еще не знаем, в какую живем эру. В игре «О счастливчик!» большинство счастливчиков заявило, что живут в Протерозойскую эру, то есть два миллиарда лет назад. В счастливое мы время живем! У нас счастливые не только часов, но и эр не наблюдают.

Лето в декабре. Там, где нельзя говорить то, что думаешь, нужно думать, что говоришь.

Чучело муравья

Личная жизнь инфузории Туфельки

Подражание театру

Театр лишь на первых порах подражает жизни, но со временем освобождается от нее, становится все более свободным, независимым, и тогда жизнь начинает подражать театру.

Театр начинается с вешалки и кончается вешалкой, но помните: главное всегда в середине!

Театр от жизни отличается тем, что у него всегда есть запасной выход.

Свободное место — это место, занятое только собой.

Даже первая скрипка, если она слушает только себя, может испортить любую музыку.

Галерка свидетельствует: настоящего зрителя искусство всегда возвышает.

Актер Н. проснулся, открыл глаза и сунул ноги в котурны, которые носил целый день и снимал только выходя на сцену, где весьма искусно и естественно играл роль простака.

На сцене герой-любовник заламывал руки и метал громы и молнии. Потому что перед ним стояла его героиня и была она хороша, и была молода и прекрасна, а в зале сидела его жена и следила в бинокль за этой сценой.

«Коня! Коня! Полцарства за коня!»

«Стоп! Не верю!»

«Полцарства за коня!»

«Не верю. Я не верю в то, что у вас есть полцарства, и не верю в то, что у вас нет коня».

«Но у меня действительно нет коня!»

«А полцарства у вас есть?»

«Нет…»

«Так какого дьявола вы здесь делаете, если сами не верите в то, что говорите?»

И, вливая яд в ухо датского короля, его брат прошептал: «Не тревожься, брат, борьба идет не против тебя, а за тебя!» И в этом была вся трагедия.

Умирающий так естественно испустил дух, что его наградили бурей аплодисментов. И он встал, поклонился, затем снова лег и испустил дух. И так он вставал, кланялся и испускал дух, все время кланялся и испускал дух и спешил лечь и испустить дух, чтобы опять встать и опять поклониться.

И где-то еще в самом начале действия какой-то второстепенный персонаж вызвал на дуэль главного героя. Он знал, что вызывает на свою голову, потому что без главного героя в спектакле не обойтись, но он все-таки вызвал, потому что верил в свою звезду, потому что нет такого персонажа, который считал бы себя второстепенным.

Маленький человек, затерявшийся в самом последнем ряду за колоннами, никому не был виден, но он видел себя, видел в самом центре событий, в блеске софитов и юпитеров, и он там жил, он там любил и страдал, и смеялся и плакал вместе с героями.

Хочется вмешаться, хочется встать и крикнуть: «Люди! Остановитесь! Опомнитесь! Что вы делаете?» — но потом сам опомнишься, поудобней устроишься в кресле и продолжаешь наблюдать. Интересно: чем это у них там все кончится?

Условность постановки дошла до того, что на сцене не было никаких декораций, никаких реквизитов, а в зале не было никаких зрителей.

Уходя из театра, каждый зритель уносит с собой по лавровому листку.