Утраченный свет

го пола, кроме существа с непонятной физиологией и старика импотента. Эти двое спасли её, а клон не дал свихнуться окончательно.

До близкого знакомства с Аристархом девушка стреляла сносно. Потом ей казалось, что она справится с этим великолепно - если доберется до огнестрельных игрушек. После своеобразной терапии, проведенной клоном, её способности стали феноменальными.

Она превратилась в идеального палача, и если бы сознавала это, то не имела бы ничего против. Она ценила покровительство клона, как бы оно ни называлось на языке свободных. Он легко мог стереть её - всего лишь оставив наедине со своей темной половиной.

Девушка была одета слишком тепло даже для прохладной весенней ночи. В теплое апрельское полнолуние её короткое и просторное мужское пальто смотрелось нелепо - особенно в сочетании с узкими кожаными брюками, облепившими стройные тощие ноги. Единственное разумное объяснение заключалось в том, что она прятала под пальто какой-то предмет. Ботинки армейского образца на толстой подошве и с высокой шнуровкой делали её сантиметра на три выше.

Обычно взгляд старика рассеянно блуждал по сторонам. Но когда он натыкался на девушку, в нем проявлялась какая-то призрачная эмоция мучительная попытка что-то вспомнить. В перегоревшем мозге возникали мысли.

Старик с горечью думал о том, что жизнь скоротечна, а юность вообще эфемерна. (Он кое-что знал об этом. Для него время совершило почти немыслимый фокус - оно притормозило после того, как старику стукнуло пятьдесят. И это тоже объяснялось скорее всего вмешательством клона Мицара.) Он сомневался в том, что девушка доживет хотя бы до тридцати, но не был огорчен этим. Он не мог представить себе её улыбающейся, расслабленной, удовлетворенной, кормящей ребенка грудью. Кто-то похитил её юность - и все, что должно было последовать за нею. Ей оставили только её биологический возраст. Издали она и выглядела на свои семнадцать. Но вблизи становилось ясно, что судьба сыграла с нею плохую шутку.

У неё была бледная чистая кожа, как у мертвой невесты Дракулы, и глаза старухи, выжившей из ума. В результате небрежно выполненного брэндинга правая щека девушки была изуродована ожоговым шрамом в виде личного клейма Аристарха Глазные Воронки. И все-таки она казалась старику красивой. Это была печальная красота зверя в клетке, упадочного портрета, луны, закатившейся в сточную канаву... В редкие моменты просветления старик начинал сочувствовать девушке, а потом она становилась ему безразлична. Какая мелочь - её личная трагедия - на фоне всего, что творилось вокруг!..

Они шли вместе четвертый день - с тех пор, как клон чудом поставил её на ноги. Она происходила из семьи чешских эмигрантов. Старик называл её Мартиной (когда внезапно вспоминал это имя). В остальных случаях вполне подходящими оказывались словечки типа "дорогуша", "женщина", "эта сучка" или просто "эй, ты!".

Клон никак её не называл. Он был знаком с нею слишком близко. Их личности были сплетены сильнее, чем старик мог это себе представить.