Комната Наверху и другие истории

Он перевернул червонную даму, но ничего не произошло. Кен не удивился, но, перевернув туза пик, он почувствовал под ногами булыжную мостовую. Апрель в Париже. Цветут каштаны, но Кен не ощутил радости. Только глубокую грусть.

Он свернул в первое же кафе, она оказалась там, за маленьким столиком в форме сердечка.

<Кто к нам пришел!> — воскликнула Мэри.

<Твоя папка исчезла, — сообщил Кен. — Когда я вернулся, она была на месте и мигала как сумасшедшая. Но это было еще до выходных. А теперь пропала>

Мэри пожала плечами:

<Все равно я не собираюсь возвращаться>

<Что с нами произошло?> — спросил Кен.

<С нами — ничего, — отозвалась Мэри. — Произошло со мной. Помнишь, что с тобой произошло, когда ты нашел то, что искал? Вот и я нашла то, что искала. Мне здесь нравится>

Мэри подтолкнула к нему бокал с зеленым напитком.

<Тебе бы тоже могло понравиться> — сказала она.

Кен не ответил. Он боялся заплакать, хотя Кены ведь не умеют плакать.

<Не расстраивайся, все — о'кей> — успокоила его Мэри-97. И даже улыбнулась улыбкой Мэри. Потом взяла еще один бокал и открыла меню. Возник официант, Мэри выбрала КОМНАТУ. Кен почему-то понял, что это будет в последний раз.

В маленькой клинообразной мансарде он вполне мог заглянуть ей за вырез блузки. В последний раз его ладони легли на полные, совершенные груди. Сквозь французское окно он видел Эйфелеву башню и бульвары.

<Мэри!> — воскликнул Кен, когда она откинулась на спину, а блузка и юбка сбились на талии, и он почему-то понял, что это — в последний раз. С бульвара донеслось знакомое цок-цок-цок, Мэри раздвинула совершенные бедра и произнесла:

<Апрель в Париже!>

Ее пальцы с красными ноготками слегка сдвинули маленькие французские трусики, и Кен почему-то понял, что это — в последний раз. Он поцеловал алые, сладкие, улыбающиеся губы.

<Мэри!> — воскликнул он, и она сдвинула в сторону маленькие французские трусики, и он почему-то догадался, что это — в последний раз.

<Мэри!> — воскликнул он.

Это и был последний раз.

Жандарм засвистел, они снова сидели в маленьком кафе на краю тротуара. На столике в форме сердечка лежало закрытое меню.

<Ты что, флиртуешь со мной?> — спросила Мэри.

Какая грустная шутка, подумал Кен-678 и попробовал улыбнуться, хотя Кены не умеют улыбаться.

<Ты ведь должен ответить «а что, если и так?»> — сказала Мэри, сделала глоток зеленой жидкости и слегка качнула бокал. Сколько бы она ни пила, бокал все равно оставался полон.

<Пора возвращаться, — заметил Кен. — Наверное, моя папка мигает как сумасшедшая>

<Я понимаю. Все — о'кей. Навешай меня иногда, хорошо? И пожалуйста, — она улыбнулась улыбкой Мэри, — не говори «вроде как да»!>

Кен-678 кивнул, хотя Кены и не умеют кивать. Пожалуй, это больше походило на сухой поклон. Мэри-97 открыла меню. Появился официант. Кен выбрал ДОМОЙ.

Следующую неделю и еще две следующих Кен работал как сумасшедший. Он носился по всему Microserf Office. Едва мигнет его папка, как он бежит по Вызовам, двойным и тройным Задачам, пулей летая по Коридорам. Избегал он лишь Коридора между «Копировать» и «Проверить», а также Браузера.

Как-то раз он едва не задержался у открытого Окна, но все же не задержался. Не хотел он смотреть на апрель в Париже. Без Мэри там слишком одиноко.

Прошло две, потом четыре недели, и лишь тогда Кен навестил маленькую комнатку без окон. Было страшно снова увидеть карты на столике в форме сердечка. Но карты исчезли. Исчез даже стол. Кен заметил на стенах следы стирания и понял, что здесь прошелся Оптимизатор. Комнату снова стерли и записали.

Покинув ее, Кен больше не чувствовал одиночества. Его сопровождала глубокая скорбь.

На следующей неделе он снова заходил в комнату и увидел там множество папок. Возможно, одна из них принадлежала Мэри. Теперь, когда «Пасхального яйца» больше не было, Кен-678 уже не чувствовал вины за то, что не навестил Мэри-97. Он снова был свободен и мог любить свой Microserf Office 6.9. Свободен наслаждаться мягким электронным гулом, деловитым потоком иконок, длинными молчаливыми очередями.

Но раз в неделю, не реже, он останавливается в Коридоре между «Копировать» и «Проверить» и открывает Окно. Вот и теперь он стоит там и всматривается в апрель в Париже. Каштаны цветут, мостовые сверкают, вдалеке выбираются из экипажей угловатые фигурки людей. В кафе почти никого нет. За маленьким столиком сидит одинокая фигура. Возможно, это она.

Говорят, первая любовь никогда до конца не проходит. Кену-678 нравится думать, что Мэри-97 была его первой любовью. Он и не хочет, чтобы она прошла. Ему нравится вспоминать ее красные ногти, мягкий, обычный для иконки-Мэри голос, улыбку Мэри, ее крупные, темные, как овсяное печенье, соски. Маленькие французские трусики, сдвинутые в сторону.

Та женщина в кафе наверняка она. По крайней мере Кен на это надеется. Надеется, что ей хорошо в апреле в Париже. Она дарила — и дарит — ему счастье. Кен надеется, что и сама она так же счастлива. И так же грустна.

Однако пора. Его папка мигает как сумасшедшая. Режим ожидания окончен. Надо бежать.

10:07:24

— Алло!

— Это я.

— Что у тебя на этот раз?

— Великолепная идея для рассказа!

— Господи, только не для научной фантастики! Ты хоть представляешь, сколько времени?

— Естественно — 10:07:24. Но эта тебе точно понравится.

— Ну пожалуйста! У меня нет на нее времени.

— Дело в том, что эта история о Времени.

— Мне ни к чему еще одна история о путешествиях по времени.

— Тут совсем другое. В этой истории путешествует как раз само Время.

— Ну и что? Время всегда путешествует. Останавливается. Снова идет.

— В этой истории Время только идет, и все! Оно не может остановиться. Не может не идти.

— Я же сказал: никакой научной фантастики!

— Какая же это научная фантастика? Вовсе нет! Это умозрительная фантастика, основанная на самых экстравагантных идеях новой физики. Штука покруче, чем Руди Рюкер. Только представь себе вселенную, где время никогда не останавливается! Катится и катится, час за часом, минута за минутой, секунда за секундой. Мини-секунда за мини-секундой.

— Я не понял. Что ты имеешь в виду? Как это «время никогда не останавливается»? То есть нет Настоящего? Нет Сейчас?

— Вот именно! К моменту, когда ты произнесешь слово «сейчас», это Сейчас уже уйдет, наступит другое Сейчас. А потом еще и еще.

— То есть Время останавливается примерно на секунду, и все? В этом твоя идея?

— Время не останавливается вообще! Ни на секунду! Ни на мини-микро-нано-секунду! Оно течет постоянно. Как река. Как не останавливающийся поток, как мяч в боулинге.

— Но это же смешно! Там, где Время останавливается, должно быть Сейчас. Вот как теперь — 10:07:24. Иначе как можно существовать?

— В той вселенной, про которую мы говорим, все существует в Сейчас, но это движущееся Сейчас.

— Тебе не кажется, что тут противоречие в терминах — «движущееся Сейчас»?

— В нашей, реальной, вселенной — да. Но в этой, умозрительной, вселенной — наоборот. Вот посмотри. Когда мы зрительно представляем себе Время, то оно похоже на цепочку озер, так? Все они…

— Не делай из меня дурака. Я и без тебя знаю, как выглядит Время.

— Извини. Но теперь представь вселенную, в которой кто-то взорвал, так сказать, главную дамбу. Время — поток, движущийся, текущий, как река, постоянно убегающий.

— Смешно. В таких условиях невозможен не только разум, но и сама материя.

— Но что, если движущееся Сейчас для аборигенов этой вселенной кажется абсолютно нормальным? Только вообрази! Они несутся на пенном гребне Времени, как серферы на океанской волне! Застыв между прошлым и будущим в своем постоянно меняющемся и никогда не кончающемся Сейчас…