День Астарты

— Я бы еще купил золота и прикопал на черный день, — невозмутимо ответил он.

— Ты мыслишь не по-европейски, — заключил Лауа Нтай, — Ты не думаешь о том, что должен иметь нечто, чего нельзя иметь за меньшие деньги. Для европейского оффи-бизнесмена цель: добиться таких денег и статуса, чтобы иметь то, что недоступно и запрещено более бедным. Например, арендовать океанскую яхту-люкс с послушным экипажем, и издеваться там над рабынями. Вот это сейчас вы и видите на экране.

— Я и говорю: они психи, — подвел черту мичман Рунк.

— Я и не спорю, — ответил меганезийский мастер-сержант, — просто, я объяснил, почему этот вопрос — политический. А теперь, давайте перейдем к плану операции.

Острова Каргадос отстоят больше, чем на двести миль к норд-ист-норду от Гран-Маврикия. Это — маленький коралловый архипелаг (а точнее — атипический атолл) похожий на серп, вытянутый с севера на юг на 30 миль. Над водой возвышаются верхушки коралловых рифов, десятка два из которых можно назвать островами. Их суммарная площадь — полтора квадратных километра. Единственный более-менее населенный островок Рафаэль (около сорока жителей, рыбаков) находится на северо-западе Каргадос. В полутора милях от него лежит миниатюрный островок Сирен, имеющий удобную якорную стоянку. Яхта «Golden Sun» находилась как раз на этой якорной стоянке. Два маленьких дрона, запущенных с «Octopus», пролетели 14 миль, разделявшие «океанологический» корвет и яхту. Далее, каждый дрон выполнил свою функцию. Первый — проник на яхту и, пролетев по помещениям, отстрелил несколько видео-камер величиной с дробинку в заранее намеченные точки, после чего покинул «оперативную зону». Второй — завис в двухстах метрах над яхтой (на такой высоте его невозможно было заметить снизу). Этот второй дрон имел шесть своих видео-камер, кроме того, являлся сервером-транслятором для видео-камер, размещенных на яхте. Таким образом, группа на корвете «Octopus» имела сомнительное удовольствие наблюдать жизнь экипажа и пассажиров яхты «Golden Sun» во всех ее проявлениях.

На закате, корвет вернулся на риф Фантой. Поскольку информация о типе «живого товара» на борту яхты полностью подтвердилась, план действий, весьма поэтично названный капитаном Виго Рэдо «Летучий Голландец» вступал в силу. Это, в свою очередь, значило, что «Octopus» должен принять на борт определенное количество спецтехники, и определенный специальный контингент, чтобы на следующий день отправиться в море и ждать (по выражению Лауа Нтая) «Типа, в засаде»…

90

Герхард Штаубе внес в конфигурацию последние коррективы, длинно размахнулся и выполнил мягкий бросок. Бумажный самолетик поднялся метра на три вверх, сделал «горку», а затем медленно и долго планировал, слегка покачивая крыльями, пока не приземлился в метрах в пятнадцати от места старта.

— Этот — лучше! — авторитетно заявил Квир, и пошел подбирать летательный аппарат.

— Вот! — удовлетворенно произнес Герхард, — Как я и предполагал, что проблема этой модели не в центре масс, а в оконечности крыльев. Рали, я получаю плюс балл?

Рали фыркнула что-то одобрительно-утвердительное.

— Я не понимаю смысла, — признался Ним Гок.

— История авиации, — сказал мастер-пилот, — Первыми летательными аппаратами были китайские бумажные змеи. Первые самолеты делались по тому же принципу. В эпоху мировых войн, многие конструкторы в США и Японии начинали разработку новых концептов с бумажных самолетиков. Кен Блэкберн, создатель концепта современных дронов «Killerbird», занимался аэродинамикой простых самолетиков-оригами. Барнби Вайнфайн в конце прошлого века разработал «Facetmobile», легкий самолет с лучшим соотношением надежность — простота — экономичность на базе самого обычного, всем известного бумажного самолетика. Вот такого…

Штаубе быстро сложил из листа бумаги самолетик и метнул — правда, не так далеко.

— Этот не тянет, — прокомментировал Квир, возвращаясь назад с первой игрушкой и подобрав по дороге вторую.

— Я просто торопился, герр мастер-инспектор, — возразил Штаубе, ласково потрепав мальчишку по затылку, — на самом деле, это одна из лучших конфигураций с еще не полностью раскрытым потенциалом. «Facetmobile» возник из нее в одно движение…

Мастер-пилот взял в руки этот второй бумажный самолетик и, действительно одним движением немного расправил по вертикали, сделав, как бы, объемным.

— Вот так. Запускаем… Согласитесь: неплохо?… — Штаубе повернулся к Квиру, уже подобравшему самолетик, — …Помнишь, как делать оригами «Tats-Maki»?

— Пфф! — гордо фыркнул тот, и занялся свертыванием очередной бумажной игрушки.

— А есть еще вот такая штука, — сказала Ралли, быстро свернула нечто из другого листа бумаги, и протянула кхмеру — Угадай, что это?

Ним Гок покрутил предмет в руках и ответил.

— Это американский бомбер-невидимка, класс «Spirit Stealth».

— Нет, это древнее японское оригами «Цикада», — возразила она, — Джек Норторп, автор «Stealth» тоже увлекался бумажными самолетами, прикинь.

— Ним Гок, ты ведь знаешь Кайемао Хаамеа? — спросила Рали, — Он твой сосед, так?

— Не совсем сосед, — поправил кхмер, — Он лидер Атауро, острова через пролив от нас.

— Ну, — Рали кивнула, — На фотках с твоего берега видно его берег. Я и говорю: сосед.

— Да. Я не учел, что вы считаете всех, кто ближе горизонта, соседями по морю.

Рали снова кивнула и продолжила.

— Так вот, его дядя, Лимолуа Хаамеа, король Рапатара, поставил тему с летающими оригами на кибер-базу. Этот фокус называется техническая кибер-архитектура, или технозаврики. Можно наплодить миллион конкурирующих дизайнов. Но, его первая успешная флайка оказалась вариацией на тему классического оригами «Журавль».

— Я не верю в такую мистику, — сообщил Ним Гок.

— И правильно, что не веришь, — сказал Герхард Штаубе, — Тут нет никакой мистики. Множество сверток планарных фигур с подходящей аэродинамикой, не безгранично. Вспомним, что оригами охватывают 900 классических форм, и сразу станет понятно, почему многие авиационные контуры обнаруживают подобие с оригами.

Квир громко свистнул и продемонстрировал результат своей деятельности: бумажную бабочку с двумя парами крыльев-лепестков. Птичка пролетела метров семь.

— Ты купил фабрику, которая выпускает такие же, но большие и с приводом, — пояснил мальчишка, обращаясь к Ним Гоку, — Не веришь? Посмотри сам.

Красный бригадир подошел к лежащей на земле игрушке и присел на корточки.

— Да. Похоже. Они такие дешевые, потому что копия с древней бумажной модели?

— Это одна из причин, — подтвердил Штаубе, — Вторая — это метод полета. Tats-Maki появился у нас, как тестовый планер, для исследования режимов машущего полета. Разные траектории несущих плоскостей, разные виды синхронизации, особенности нестационарной аэродинамики. Об этом можно долго рассказывать. Потом нам было жалко расставаться с ним. Этот аппарат стал, в какой-то мере, боевым товарищем…

— Это серьезно, — согласился Ним Гок, и кивнул в знак полного понимания.

— Поэтому, — заключил Штаубе, — мы довели его до уровня любительской флайки.

— А в Японии Tats-Maki был пиратским морским драконом! — вмешался Квир, снова свистнул, и вторично запустил птичку, — … Этот дракон неожиданно взлетал с воды, грабил торговые корабли, и смывался раньше, чем…

— … А вот свистеть не надо! — прервала его тетя Тоник, выходя из дома, — Квир! Ну, сколько раз надо тебе повторять? Не свисти громко на берегу! Рыбу отпугнешь!

— А в школе говорят, что это миф, — заметил мальчишка, — В древности нельзя было свистеть на берегу, потому что свистом подавали сигналы между проа в темноте и в тумане, а если свистеть с берега то получалась путаница. Но теперь есть радио.

Тетя Тоник шумно выдохнула, и встала посреди двора, как на капитанском мостике корабля — ноги врозь для устойчивости, кулаки уперты в широкие бедра. Сейчас она выглядела монументально, и даже архетипически. Если бы ее видел Поль Гоген, то, наверное, счел бы свою знаменитую серию «Женщины Таити» предварительными набросками с симпатичных, но неубедительных моделей. То ли дело, тетя Тоник. На первый взгляд, она мало отличалась от таитянок Гогена. Тоже среднего роста, и тоже одета лишь в яркий пестрый платок — lavalava, с кажущейся небрежностью обернутый вокруг бедер. Кожа цвета молочного шоколада. Формы, несколько тяжеловесные по меркам европейских эстетов. Ноги слишком толстые, груди слишком тяжелые, соски слишком крупные, и черты лица слишком заглаженные. Плюс — животик, порядочно округлившийся к пятому месяцу беременности. При втором взгляде на тетю Тоник, наблюдатель, несомненно, отметил бы некую (выражаясь механистичным языком модернистской эстетики) натуралистичную интегральность ее имиджа. Появившись в поле зрения, тетя Тоник мгновенно стала необходимым связующим звеном типичного океанийского деревенского (или пост-урбанистического) пейзажа. Без ее центральной фигуры, все окружающее казалось каким-то слегка недоделанным и недоверченным.