Вознесение

— Моя мать из Квебека.

— Ладно, тогда в Монреаль. Звучит не столь романтично, но все же. Итак, пойдем в ресторан, освященный мишленовской звездой, и устроим себе изысканный ужин. Который заедим бельгийским шоколадом. Неприличным его количеством.

Странный он какой-то, этот физик.

— Вы что, за мной ухаживаете?

— Может быть. Только вы первая начали. Сами напросились. Пожалуй, я и правда за вами приударяю. Безопасным способом.

— Понятно, — вспыхиваю я. — Значит, тот факт, что я парализована от девятого грудного позвонка, означает, что я для вас не опасна? Спасибо за комплимент.

— Я имел в виду совсем другое. Я хотел сказать… что мои заигрывания ничем вам не грозят.

— Это как с гомосексуалистами? — говорю я наудачу.

Фрейзер Мелвиль не обижается. Скорее задумывается. Любопытная реакция…

— А как они ухаживают за женщинами?

— Легкий треп, комплименты, и на том все. Вы это имели в виду, говоря о «безопасном способе»?

— Я где-то читал, что почти треть людей хотя бы однажды переспали с партнером своего пола. Должен сказать, столь низкая цифра меня удивила. Как бы то ни было, моя беда в том, что я слишком привязан к молочной железе.

— Да, я заметила, — смеюсь я.

— Читаете мысли. Так я и знал.

— Нет. Зато у меня есть глаза, и я все-таки женщина. Бывшая. — Боже, неужели я только что произнесла это вслух? Пошутила, называется. Что я творю, обсуждая свою грудь с этим физиком, когда ниже пупка я полено поленом?

— Видите ли, с тех пор, как распался мой брак, на этом фронте я веду себя… э-э-э… сдержанно, — поверяет мне физик.

Киваю:

— Как долго вы прожили вместе?

— Четыре года. Впрочем, большую часть времени мы провели вдали друг от друга. То Мелина уедет в одну из своих экспедиций, то я улечу в Китай или еще куда. К тому моменту, когда между нами все кончилось, в Сети мы встречались чаще, чем в реальности. Впрочем, это не единственная причина. Были и другие. По крайней мере еще одна.

— Непреодолимые разногласия?

Физик краснеет и начинает разглядывать свои спагетти. Потом поднимает глаза, улыбается:

— Как выяснилось, слабость к молочным железам питал не только я.

Звучит это так комично, что мы оба прыскаем, но тут же спохватываемся.

— Значит, когда вы познакомились, она уже была лесбиянкой?

Фрейзер Мелвиль вздыхает:

— В ваших учебниках наверняка все давно расписано. — Киваю. — И каков же стандартный диагноз?

— Скажем так: обычно партнеры полагают, что влечение к своему полу — явление временное. Что при желании это можно преодолеть. Любовь не знает преград и все такое. Иногда так и выходит.

Он с облегчением вскидывает глаза и даже находит в себе силы рассмеяться.

— Продолжайте. Мне и правда интересно.

— Ладно. В вашем же случае, наверное, выяснилось, что для Мелины вы были всего лишь гетеросексуальным экспериментом.

Скорбно кивает:

— Неужели мы — настолько классический случай?

— Почти. Простите, если я вас расстроила. А когда вы сдались?

— Когда выяснилось, что у нее не может быть детей. Думаю, тогда-то она и поставила крест на всем мужском роде. Или может, только на мне. А где-то в промежутке появилась Агнешка.

— С тех пор вы побаиваетесь новых отношений.

— Мягко сказано. Глубокая заморозка. И физически, и эмоционально. — Он хмурится, потом, улыбнувшись, спрашивает: — Тоже классический случай?

— Хотите знать мнение вашего нового психоаналитика? Так вот, ничего необычного в этом нет. Вас можно понять. Вы усомнились в себе как в мужчине. Ничего страшного, это пройдет, вы встретите свою суженую, а если Юпитер на асценденте, то вообще «все разрешится, и сделается хорошо ^{» [6].}Юлиана Нориджская. С вас пятьдесят монет.

— Подозрительно дешево. Но вдруг я неизлечим? Что, если я так и останусь со своей…

— Сдержанностью? Тогда утешитесь бельгийским шоколадом. В неприличных количествах, если хотите. И удовольствия от него куда больше.

— И компания не нужна.

— Считается, что все мы запрограммированы на секс, но в действительности многие прекрасно без него обходятся, — изрекаю я, почему-то представляя напряженный член физика.

— Точно. Это мой случай. Понижение тестостероновой функции. Мне кажется, Мелина, по сути…

— Вас кастрировала? Клише, хотя и верное. А другое увлечение — по принципу компенсации — вы нашли?

— Моя новая религия — еда, — признается он в тот самый момент, когда приносят десерт — творение из персиков, безе и фруктового мороженого.

— С некоторых пор, — говорю я, показывая на коляску, — секс для меня тоже отошел на последнее место.

— Не жалеете?

— Столько времени прошло — я уж и забыла, что это такое, — лгу я. — Мужчины переживают эту потерю куда болезненнее.

— И я их прекрасно понимаю! — галантно восклицает он, сделав вид, что не понял, и я снова смеюсь.

— В реабилитационном центре пациенты-мужчины только о том и думали. Смогут ли они заниматься сексом? Способны ли доставить удовольствие женщине? И когда уже можно будет попробовать виагру?

— А женщины? Как вы это восприняли?

— Нас и было-то всего двое. Похоже, мужчины попадают в переделки чаще, чем женщины. Безрассудство на уровне хромосом. Как бы то ни было, мечтали мы с ней отнюдь не о сексе.

— Встать на ноги, наверное? Выпрямиться во весь рост, снова смотреть людям в глаза?

Смотрю на его чуть нахмуренный лоб, густые волосы цвета ржавчины, глубоко посаженные карие глаза, на зеленое пятнышко в левом. Тот факт, что он попытался поставить себя на мое место, трогает меня до слез. Я не стану его поправлять, хотя он и далек от истины — на несколько световых лет. Неспособность встать — отнюдь не главная моя беда.

На стадии кофе к нам подходит Гарри, управляющий:

— У вас появилась еще одна гостья — возможно, незваная. Спрашивает, не уделите ли вы минутку. — Незаметно кивает в сторону входа. — Несколько экзальтированная особа. Если вы с ней не знакомы, могу попросить ее уйти.

Взъерошенная, насупленная, она стоит в дверях, утопив руки в карманах грязно-бежевой куртки. Рыжеволосая незнакомка.

Внутри у меня все сжимается.

— Кто это? — спрашивает физик, проследив за направлением моего взгляда.

— Моя фанатка, — говорю я. — Шучу. — Потом успокаивающе киваю управляющему. — Ладно, впускайте. Только куртку с нее снимите. — Рисковать я не намерена.

Гарри направляется к женщине, а я делаю хороший глоток вина.

— Габриэль, не знаю, что происходит, но, может, лучше не стоит?

— Рано или поздно она все равно бы появилась. Я рада, что это случилось на публике. Будет интересно, увидите.

Я давно научилась не избегать определенных вещей только потому, что они меня страшат, и решение дается мне, по правде говоря, легко. И все же в моем голосе больше спокойствия, чем на душе.

Подходит, шаркая ногами. Вблизи она выглядит моложе, чем я думала, — лет сорок, не больше. Одинокая, безумная, но, пожалуй, безобидная. Приметив рисунок, все еще прислоненный к подставке для приправ, она тычет в него пальцем:

— Бетани. Это она рисовала.

И все мгновенно встает на свои места. Ну конечно. Она, кто же еще.

— Да, — говорю я. — Две недели назад. Фрейзер Мелвиль, перед вами Джой Маккоуни, моя предшественница из Оксмита, и речь идет о пациентке Б., о которой я вам рассказывала.

Столь странный поворот событий его явно озадачил, но физик быстро ориентируется в ситуации, пожимает Джой руку и пододвигает для нее стул. Отмахнувшись от предложенной официантом минеральной воды, она садится на краешек, кладет руки на стол и начинает говорить — торопливо, то и дело озираясь по сторонам.

— У меня мало времени. Скоро он за мной придет. Мой муж, — поспешно поясняет она. — Ему не понравится, что я с вами разговариваю. Но вы должны меня выслушать. Бетани Кролл гораздо опаснее, чем вы думаете.

То есть исходит она из того, что я тоже считаю Бетани опасной. Странно.