Отзвуки серебряного ветра. Мы — есть! ("Честь"+"Вера")

— Ага… — только и сумел он выдавить из себя.

Да и то. Поручик ведь мучается, вон как стонет, бедолага. Лучше сразу смерть, чем от такой раны три дня загибаться. В светло-серой стене вертелась черная воронка, над которой горела надпись: «Госпиталь». У Артемия не было сил на удивление, потому он просто вошел в эту воронку. Оказавшись в большой комнате с розовыми, медленно шевелящимися стенами и потолком, покрытым черными, колышущимися как под ветром, щупальцами, он едва не выпустил поручика, чтобы перекреститься. Но долго стоять на месте и лупать глазами во все стороны подхорунжему не дали.

— Что с парнем? — подбежал к нему высокий человек с короткими, совершенно белыми волосами и круглыми глазами зеленого цвета. Увидишь такого в темноте, за черта принять можно.

— Живот… — ответил Артемий. — Помирает, бедолага.

— Раз в наш госпиталь попал, уже не помрет, — фыркнул незнакомец. — Помогите его раздеть.

Вдвоем с желтоволосой девушкой они положили стонущего поручика на кушетку у стены и быстро стащили с него остатки обмундирования. Талия раненого была обмотана заскорузлой, пропитанной кровью тряпкой, когда-то бывшей чьей-то нательной рубахой. Больше ничего для него пленные офицеры сделать не могли. Круглоглазый распорол тряпку каким-то блестящим ножиком и принялся внимательно осматривать рану.

— Так, — кивнул он. — Без ти-анх не обойтись. Берите его и несите за мной.

Артемий не стал спорить, этот непонятный человек явно доктор, а значит, понимает, что делает. Он осторожно поднял снова застонавшего поручика и понес за незнакомцем в открывшуюся в стене круглую дверь. Оказавшись в комнатенке с мокрыми рубчатыми стенами, он только вздрогнул, но не стал ничего говорить. В полу была яма с бурлящей розовой слизью. Именно в нее доктор велел опустить потерявшего сознание раненого. Пожав плечами, Артемий послушался. Поручик мгновенно скрылся в слизи с головой, она изменила цвет на багровый и затянулась непрозрачной пленкой.

— Ну, все, — довольно сказал круглоглазый. — Через день-другой здоровым встанет.

— После раны в живот? — вытаращил глаза подхорунжий.

— В ти-анх ноги-руки за неделю новые отрастают, — фыркнул доктор. — Ладно, Мерта, проводи парня, покажи, что к чему. У меня столько работы, что одуреть можно. Почти каждый ранен.

— Идем, — потянула Артемия за рукав желтоволосая. — Меня, кстати, Мертой зовут.

— Артемий Сысоев, — назвался подхорунжий. — А где это мы?

— На боевой станции ордена Аарн, — улыбнулась девушка. — Когда соберем побольше людей, вам все расскажут. Пока пойдемте, я покажу вам, где можно помыться, переодеться, поесть и отдохнуть. Вы сами-то не ранены?

— Господь миловал, — отрицательно покачал головой Артемий.

Выйдя из воронки в том же светлом зале, подхорунжий буквально натолкнулся на Пашку Мерещенко. Друзья бросились обниматься, каждый думал, что другого убили. Рядом стояли армейский зауряд-прапорщик и вахмистр. Оба были немного знакомы Артемию, несколько раз пили вместе. Захватив всех четверых с собой, Мерта отвела их по длинному коридору, поселив в две соседние просторные комнаты. Оказалось, что при каждой имелось что-то немного походящее на баню. Не совсем баня, но горячая вода и мыло были. Подхорунжий с огромным удовольствием отодрал с себя многодневную грязь и переоделся в мешковатый, чистый, серый комбинезон, переколов на него погоны. Так поступали все офицеры, и удивляться этому не стоило — погоны остались последним, что давало им какую-то уверенность в себе, заставляло считать себя армией, а не сборищем беженцев. Мерта говорила, что где-то неподалеку место, в котором можно поесть. Четверо приятелей запомнили номера своих комнат и отправились на поиски, есть хотелось неимоверно. Искать долго не пришлось, метров через двести открылся проход в большой зал, заставленный несколькими сотнями столиков на четверых. За многими сидели люди, одетые в такие же мешковатые серые комбинезоны. Кого тут только не было… От рядового до генерал-майора. Хотя таковой имелся в количестве одного экземпляра. А вот полковников разного рода сидело в зале не так уж и мало. Пехотных, кавалерийских, артиллерийских, казачьих. Даже несколько моряков облюбовали пару столиков чуть в стороне от остальных. Чинов пониже было и не сосчитать. Чувствуя себя несколько неуютно в обществе стольких офицеров с более высокими, чем у них, званиями, приятели сели за стоящий около самой стены пустой столик. Но где взять еду? Они видели, что столы пришедших раньше заставлены снедью. Однако, не успели молодые офицеры опомниться, как поверхность столика подернулась туманом и на нем появились наполненные чем-то незнакомым тарелки, ложки, вилки, стаканы, бокалы, бутылки с чем-то прозрачным. Но не только, в некоторых напитки были совсем уж непривычных цветов — зелеными и черными. Все четверо застыли, молча смотря на чудо, которое в бабушкиных сказках называлось скатертью-самобранкой. Сидящие неподалеку посмеивались, глядя на их ошалевшие лица и вспоминая, какими сами выглядели несколько минут назад при виде появившейся из воздуха еды.

— Мать-перемать… — протянул Пашка Мерещенко. — Это куда же нас занесло?

— Ты бы на их госпиталь посмотрел, — буркнул Артемий, принюхиваясь к своей тарелке. Пахло вкусно.

— Да, господа, — вздохнул вахмистр Силантьев. — Все чудесатее и чудесатее, как говаривал мой дедушка, земля ему пухом.

— Какая разница, куда? — проворчал зауряд-прапорщик, здоровенный круглолицый сибиряк. — Живы? Ну и слава Богу! Поясно кланяюсь людям, что нас с того сарая вытащили. Помирать-то в двадцать пять годков совсем не хотелось.

— А кому хотелось? — фыркнул Артемий. — Но что тут за чудеса? Никогда такого не видал.

— Сказали, что вечером объяснят, — пожал плечами Пашка. — Давай выпьем, что ли, за спасение.

Зауряд-прапорщик решительно протянул руку, взял фигурную бутылку с прозрачной жидкостью и, немного повозившись, откупорил. Понюхал и блаженно улыбнулся.

— Она, родимая, — прогудел сибиряк и разлил водку по бокалам.

Приятели чокнулись. Артемий привычно выдохнул и опрокинул бокал. Ледяная, крепкая водка скользнула в горло легко, почти не перебив дыхания. Хороша! Не хуже «Смирновской», которую на свадьбе двоюродного брата пробовать довелось. Подцепив с тарелки что-то похожее на мясо, он закусил и кивнул. Совсем неплохо, действительно мясо. И принялся за еду уже всерьез. Съел быстро и пожалел, что нет еще. Однако, ошибся — не успел Артемий отодвинуть от себя пустую тарелку, как та исчезла и на столе появилась новая, снова наполненная. На сей раз чем-то другим. Он вздрогнул, потом махнул рукой, решив не обращать внимания на чудеса.