Спаситель Петрограда( (сборник)

— Я с другими не знаком.

— А как Возницкий оказался на приеме?

— А вы что, не видите?

— Как я могу его увидеть, если даже не знаю его в лицо?

— Но ведь ваш сын смог.

Инженер задумался.

— Вы хотите сказать, что этот… хм… кентавр… стоит среди гостей, но привлекает меньше внимания, чем ваш подставной император?

— Отчего же? — пожал плечами ротмистр. — Ровно столько же внимания он и привлекает.

Васильчиков пробежался глазами по мониторам.

— А куда Ваня смотрит?

— Правильный вопрос, — кивнул Комарик. — Он смотрит сюда. — И палец его постучал по изображению императора.

Филарет Ильич выпятил нижнюю губу:

— Вы хотите сказать, что…

Ротмистр кивнул.

— Поразительно! — Инженер вытер лоб платком. — Я ни за что бы не догадался…

— И никто в зале не догадывается. Юран обладает такой энергетикой, что генералы честь отдают.

— Простите, но как же его до сих пор никто не замечал?

— А вы бы поверили своим глазам, если бы увидели гуляющего царя на Невском или же встретили его на рабочем месте, в кузнице? Вы видели царя, забегающего в продуктовую лавку за палкой колбасы и банкой паюсной икры?

— Вы утрируете.

— Ровно настолько, насколько утрирует сама жизнь. Впрочем, вашему сыну понадобилось меньше минуты, чтобы увидеть Юру таким, какой он есть.

Какое-то время мужчины молча наблюдали за происходящим в зале. Потом инженер спросил:

— Скажите, Виктор Павлович… Вы ждете сейчас чего-то плохого?

Комарик смерил Васильчикова взглядом:

— С чего вы взяли?

— Не знаю. Фамильное скорей всего предчувствие. Вы на пружину похожи. И допрос этот ваш…

Ротмистр пожевал немного губами, потом сказал:

— Юру сейчас должны убить.

— Убить?

— Да, убить. Как все эти годы убивали императорских двойников. Мы надеемся сегодня взять того, кто желает смерти царю.

— Ценой жизни еще одного двойника?

— Если понадобится — да, — процедил жандарм. — Хотя мы меньше всего хотим Юриной гибели. Я с ним за эти дни как-то так сроднился. Его захотят или отравить, или убить руками, но второе — менее возможно: посмотрите на его комплекцию. Он один целую банду у «Сайгона» раскидал.

— Я знаю, мне Шепчук рассказывал, — кисло улыбнулся Васильчиков.

— Вот мы и смотрим за всеми, кто с бокалом будет к нему подходить.

Инженер покачал головой: он, по всей видимости, не верил в подобную тактику.

Тем временем аудиенция перешла в стадию раздачи слонов и поощрительных грамот. Первыми были дети. Учащихся по очереди вызывал церемониймейстер, те выходили и получали из рук государя благодарственное письмо родителям и дорогие подарки, затем кланялись, говорили «спасибо» и убегали прочь. Отличилась только слушательница курсов при Смольном институте Мария Куваева, бочкообразная девица с разноцветными волосами. Она приняла подарок, потом посмотрела на императора и сказала:

— Ваше величество. Вы такой… прикольный. Мы вас очень любим.

А потом вслух и с выражением прочла «Люблю тебя, Петра творенье…» Государь долго смеялся и сказал, что он тоже в некотором роде «творенье Петра», имея в виду, очевидно, своего батюшку Петра Алексеевича. Тем слегка напряженная обстановка в зале разрядилась, и далее все пошло как по маслу: награждаемые не смущались и искренне высказывали свое уважение к государю, а царь довольно остроумно отвечал на эти признания, и все были друг другом довольны.

Призоров носился по всему залу, лавируя между придворными операторами, и чувствовал себя по меньшей мере Михалковым и Роу в одном лице. Он снимал все подряд и не знал уже, что его больше интересует, — роскошь царских покоев, или улыбки на лицах гостей, или личность самого императора. В какой-то момент Призоров поймал себя на том, что и сам блаженно улыбается непонятно чему.

Ваня получил из рук государя шикарную карту Российской империи, которая, как прикинул в уме Иван, займет всю стену.

Рукопожатие у кузнеца было шершавое, теплое и надежное. И Ваня тихонько шепнул:

— Дядя Юра, вас мама потеряла.

— Я знаю, Ваня, — прошептал он в ответ. — Скоро вернусь.

Довольный, Иван вернулся на свое место.

Потом потянулись деятели науки и культуры, купцы, нечаянные герои, матери-героини, миротворцы и представители духовенства разных конфессий.

Позже пришла пора представляться зарубежным гостям, и Ваня опять ощутил холодок, бегущий по позвоночнику.

— Если сейчас на Юрана никто не набросится, я сам пойду его убивать. Комарик яростно мял в руках пластиковый стаканчик.

Только что звонил Исаев, спрашивал, как дела. Торжественный прием близился к концу, а до сих пор ничего не случилось, о чем ротмистр и доложил.

— Я вообще не понимаю, с чего вы взяли, будто царя могут убить в собственной резиденции, — зевнул Васильчиков.

— До пятидесятого года здесь убили троих императоров, чтобы вам было известно! — огрызнулся Комарик. — Кроме того… кроме того… ага, последняя делегация.

Египетский посол был краток, как никто, хотя араб, по идее, должен был говорить долго и витиевато. Скорей всего дипломат понимал, что три часа в закрытом помещении — сомнительное удовольствие, даже если это три часа с императором в огромном зале с прекрасным освещением, отличной вентиляцией и в приятной компании.

— Ваше величество, — сказал он, — мы долго думали, что подарить вам в знак уважения, и наконец решили преподнести древнее божество наших предков. Это божество считалось хранителем жилищ и храмов, оберегало своих хозяев от всевозможных напастей. Это — крокодил…

Душа Вани ушла в пятки.

— Разумеется, живого крокодила подарить мы не имеем права, — продолжил посол, — да и негде его держать во дворце — на цепь ведь его не посадишь. Общий смех в зале. — Поэтому мы дарим вам чучело одного из самых крупных нильских крокодилов.

Чернокожие носильщики в белых одеждах ввосьмером выволокли огромный ящик в середину зала.

— Не открывай, — шептал в заднем ряду Ваня, — не смей открывать…

— Вы этого крокодила видели? — внезапно прервал молчание Васильчиков.

— Поглядели, — кивнул ротмистр. — Огромное чучело, как живой прямо. А что такое?

— Ваня что-то бормочет, не могу понять, что именно. — Инженер подобрался, будто собираясь прыгнуть. — Он боится.

— Чучела?

— Вы уверены, что это чучело?

Комарик побледнел. И крикнул в динамики:

— Цель — крокодил!

Тяжелую крышку, сколоченную из дюймовых досок, страшным ударом изнутри сорвало, как бумажную нашлепку с мороженого. Носильщики, стоявшие по бокам, исчезли в мгновение ока, зал же наполнился криками удивления и ужаса — из ящика выскочила огромная рептилия с распахнутой пастью.

Царские телохранители открыли огонь на поражение, но скоро через громкоговоритель послышался голос ротмистра:

— Не стрелять, в зале люди.

Призоров прилип глазом к видоискателю. Так, наезд на зверюгу. Вот она в развороте бьет хвостом бросившегося ей наперерез посла — араб оказался не робкого десятка, крупным планом — мгновенно тускнеющие глаза дипломата, боком заваливающегося на телохранителя, машущего бесполезным пистолетом.

Скачущие спины, безумные лица, мат и истерические вопли, детский плач гости ломятся в двери, покидая поле боя. Толпу пытаются организовать и вывести из зала без лишних жертв — пару секунд, не более — и снова крокодил.

Яростный гад разбрасывает людей, как кегли, и стремительно приближается к царю. Лицо царя крупным планом — хищно прищуренные глаза, рот ощерен в презрительной усмешке; отъезд — фигура монарха. Кулаки сжаты, задние ноги чуть согнуты и расслаблены, передние, наоборот, взведены, как пружины.

Вот крокодил бросается на монарха, тот встает на дыбы и бьет жуткую тварь копытом в пасть. Рептилия клацает челюстями и валится навзничь, однако во время падения ловко разворачивается и нападает на телохранителя. Хвост, как бич, бьет человека по руке, пистолет свечой летит в воздух, и вот крокодил ловит оружие своей кривой короткой лапой…