Я - машина

Я растерялся. Куда идти, что делать?

Медленно потягивая пиво, я шагал в сторону старых бараков. Не знаю почему, но напряжение мое вдруг возросло. Мне хотелось то громко смеяться, то плакать, упав на колени. Я сдерживался.

Старый барак смотрел на меня пустыми глазницами выбитых окон. Почему-то он напомнил мне беззубого старика. Горбатая вишня, кривой тополь и старый запущенный огород окружали его.

А, может, меня?

Вот он – символ пустоты. Здесь когда-то жили люди. Но даже тогда в этих стенах не знали, что такое счастье. Откуда им знать? Первые поселенцы в нашем городе были ссыльными каторжниками, их толпами селили в таких вот бараках. Первопоселенцы умерли, а дети их детей все еще живут здесь.

Может, так вот и рушатся города?

Я зашел внутрь барака. Все здесь неожиданно показалось мне до боли знакомым. Покосившиеся балки, ветхие перекрытия, паутина на потолке, груды мусора на полу. Лестница в подвал. Лестница на второй этаж. Выжженные черным надписи на стенах – «я люблю Цоя», или «Металлика рулит». Клочки чужого мира заполнили мое существо. Какие это годы, восьмидесятые? Я так и не смог вспомнить.

Я уже отрекся от нашего мира и потому был рад бродить среди этих стен. Но вдруг странная мысль посетила меня – а Светлана могла бы понять этот мир? Я представил, как веду ее сюда, в этот старый барак, и тут всякой романтике приходит конец. Она не поняла бы этого. Одно дело – свидание на крыше небоскреба, а тут – всего лишь грязный барак…. Может, про такую несовместимость символов и говорил бомж? В моей душе тоже живут эти старые бараки, но не каждому можно о них рассказать. Мы гуляли со Светланой, пока не поняли, что чужие друг для друга, но она осознала это раньше, чем я. А я пытался победить свою судьбу… Кажется, подобное происходило в моей жизни всего раза два.

Студентами мы вели веселую жизнь, но когда в нашу компанию попадали женщины, они проходили мимо меня.

…Ветхие стены, пожелтевший матрац на полу, рядом – прожженное одеяло. Пустые консервные банки. Пол мерно скрипел под ногами. Что ты здесь ищешь? – хотел спросить я себя тихим шепотом. В пустой комнате стоял старый письменный стол советских времен. В углу валялась почерневшая от костра кукла.

Здесь хорошо, – хотел ответить я сам себе.

И мне стало спокойно и уютно среди этих стен. Я потерял волю, я не мог мыслить трезво, но мыслил – как мыслит не рожденный младенец в чреве матери. Во мне проснулась фантазия. Еще не рожденные дети могут фантазировать и мечтать, пока они не ограничены реальностью. Я всегда сравнивал людей, больных шизофренией, с младенцами в чреве матери. И те, и другие живут и грезят, вглядываясь в невидимые горизонты. И те, и другие полностью зависят от тех, кто дает им жизнь и позволяет грезить. Моя фантазия позволила мне восстановить чужие маленькие миры этих пустых комнат. И они наполнились жизнью.

Кто-то сидел за письменным столом, кто-то играл с куклой. Кто-то большой и страшный много пил в соседней комнате. Эти стены пропитались их заботами и тревогами.

Может, я сошел с ума? Закономерность для психиатра.

Но тут вдруг с шорохом по полу пробежала крыса. Я вздрогнул и пришел в себя. Мне показалось ужасно глупым бродить по старому зданию, и я поспешил домой. Но покой еще долго оставался в моей душе.

– Знаешь, – сказала она, – Первое впечатление ты производишь колоссальное. Ты мужчина, который трепещет, обладает умом и при этом одинок.

Светлана достала сигарету и закурила.

– Любая женщина оценит эти качества, и я попалась на них.

Она выпустила губами дым. За желтоватым от пыли окном в небо печально смотрели заводские трубы.

– Я думала, что ты мне нравишься, но ты оказался таким странным. Понимаешь, о чем я? При более близком знакомстве ты перестаешь быть мужчиной и превращаешься в ребенка. Хм. Ребенок, который живет на работе. Это огромные недостатки, и они все портят.

Я молчал.

– Почему ты даже не попытался меня вернуть? Любой мужчина начал бы борьбу. А ты даже не заметил моего исчезновения. Знаешь, почему я ушла к нему? Он ухаживал за мной, он встречал меня с работы, даже, можно сказать, преследовал. Конечно, он не так умен, как ты, но он – мужчина. И самое главное, он просто взял меня на абордаж.

Она внимательно посмотрела в мои глаза, наверное, искала там хоть каплю каких-то чувств – тревогу, страх, негодование, нежность, отчаянье. Но, наверное, ничего подобного не обнаружила, так как разочарованно вздохнула:

– Я младше тебя на десять лет, но старше на жизнь. И я знаю, почему ты такой...

После долго паузы она еще раз вздохнула.

– В тебе совсем нет жизни. Тебя самого как будто нет.

Некоторое время спустя мы еще раз столкнулись на лестничной площадке. Но я знал, что Света уходит из больницы. Практика у нее закончилась. В очередной раз я сильно напился. Я искал его, и он наверняка это знал. Две бутылки пива были выпиты, в моих руках была еще одна. Возможно, кому-то чтобы напиться нужно очень много, а мне, увы, хватает и этого. Я снова пришел к старому колодцу, собаки заволновались, завидев меня. Я был спокоен.

Может, здесь я найду покой и сам стану бродягой, брошу работу, не вернусь в квартиру. Друзей у меня и так нет, семьи тоже.

Я присел на самый край люка, ощутив запах сырости и тления. Меня немного мутило от выпитого. Собаки настороженно поглядывали в мою сторону. Напротив торчал барак и таращился на меня выбитыми окнами. Тогда он и появился снова.

– Ты занял мое любимое место, – хрипло усмехнулся старик.

Я поднял голову и криво ему улыбнулся.

– Не боишься испачкать штаны? – он снова усмехнулся.

Я отрицательно помотал головой.

– Дай мне пива.

Я протянул ему не допитую бутылку, и он уселся рядом со мной. Отхлебнул немного и снова улыбнулся.

– Знаешь, я обещал рассказать тебе о разрушенном городе, но начну не с этого.

Сделав еще один большой глоток, он продолжил:

– У меня два высших образования. В школе я увлекался математикой и до сих пор люблю эту науку. Математически легче мыслить, абстрактное помогает видеть вещи под разными углами.

Я ничуть не удивился, узнав о его образованности, наверное, так оно и должно быть. Я ведь врач, а сижу на колодце и пью пиво вместе с этим человеком. И ничего невероятного в ситуации не было. Либо во мне уже не было сил чему-то удивляться.

А старик продолжил свою речь.

– Это было небольшим предисловием, и оно поможет тебе понять, что город может рухнуть у каждого. Что же такое город? Хм… У каждого из нас есть свой мир, он в чем-то похож на мир, который нас окружает. Ты закрываешь глаза и вот ты уже в своем городе, там тоже есть дома, заводы, люди, так же как и у тебя, у них есть дела. Они даже влюбляются и ссорятся, ну совсем как в реальности.