Неучтенный фактор

Максимов принял у него поклажу, взвесил на руке "фирменный пакетик". Тяжелый.

– Я посмотрю.

Мужик перекатил в губах сигарету. Процедил:

– Не бойся, "шрапнелью" не торгую.

Находились особо предприимчивые, рисующие втюхивать клиентам банки с горохом или кашей. Долго они не жили, их либо тихо кончали свои, либо со скандалом – разъяренные клиенты.

– Одного шибко умного два дня назад туда спровадили, – сказал мужик, кивнув в сторону туалета. – Остались просто умные. Ты рюкзак себе бери, командир, не в пакетике же твоем дохлом банки нести. Считай, подарок фирмы.

– Спасибо. – Максимов развязал рюкзак, проверил содержимое, пристроил поверх банок пакет с покупками и бутылкой водки, привычным движением захлестнул петлю и забросил рюкзак на плечо. – Процент "братве" кто дает, ты или я?

– Ты торговал, я интересовался, мне и платить. Сам разберусь. Давай товар и ступай с богом. – Подсумок быстро перешел из рук в руки и скрылся у мужика под бушлатом.- Если что будет, заходи, не стесняйся. Меня не будет, с Кляксой переговори, он знает, где меня искать, – сказал мужик и покосолапил к сгоревшему ларьку, там, видно, у него был склад.

Максимов, незаметно стрельнув по сторонам глазами, пошел назад к рядам торгующих. По пути он встретил двух новых клиентов. Что-то почуял, глядя на совсем еще пацанов, зажатых изнутри, будто не по своей воле идущих на "биржу", явно "интересоваться", в руках у одного болталась тяжелая сумка.

Под сердцем остро дрогнуло, словно кто-то щипнул невидимую струну.

Преторианцы

Дмитрий нехотя вылез из машины под легкий моросящий дождь.

– И куда он тебя послал? – с издевкой спросил он у переминавшегося с ноги на ногу Седого.

– Как, куда?

– Ну, если он тебя куда-то послал, какого хрена ты ко мне прибежал? Седой, ты хоть на старости лет работать научишься, или мне всю дорогу за тебя пыхтеть?

– Ты старший, тебе решать. Мое дело прокукарекать, а рассветет или нет – не моя забота.

Дмитрий покосился на Седого, хотел промолчать, но решил себя не сдерживать:

– С такой философией будешь шестым подползающим до старости лет. Хотя, не так долго осталось, вон – вся башка седая!

Петровский, действительно, был совсем седым. Откуда было Дмитрию знать, что в роду у Петровских с незапамятных времен гуляет в крови какой-то злой ген, выбеливая к двадцати годам головы у всей мужской половины. Свои привычно называли его Седым, Петровский не обращал внимания; без амбиций и не склонный к аппаратным интригам, он надежно застрял в звании, не выручила даже Особый период, когда карьеры порой делались за одну успешную операцию, Седой знал, что обречен умереть "капитаниссимусом союзного значения", как презрительно величал его Дмитрий.

– Где твои "малыши"? – спросил Дмитрий.

– Уже на рынке. Как велено, торгуют патроны.

– Ясненько! Давай к ним. Армию я беру на себя. Где их машина?

– Старший на УАЗИке, номер ИР 44-03. Стоит во дворе, третий дом от поворота к рынку.

– Ясненько. – Дмитрий хищно потянул носом. – Молодец, хоть вовремя заметил. Освободишься с "малышами", свистни по рации. Проследи, чтобы не торчали там без дела. Как отоварятся, пусть чешут оттуда. Ты подстрахуешь – и галопом сюда. На все у вас будет минут пятнадцать. Попадешь в облаву, не рыпайся, потом вытащим.

Седой с невыразимой мукой уставился на Дмитрия.

– Что, обосрался?! – усмехнулся Дмитрий. – Не бойся, до смерти не забьют. А и забъют, тоже не плохо, одним дураком меньше. Вот если "малышей" загребут, будет плохо. Вся операция псу под хвост. С "сапогами" шутки плохи, шлепнут, а потом только документы посмотрят. Подведешь ты нас когда-нибудь под монастырь, Седой.

– Так говоришь, будто я во всем виноват!

– Только дурак совмещает приятное с полезным, – процедил Дмитрий. – Все нормальные люди сегодня облавы обеспечивают, один ты, дундук сосновый, агентурной работой заняться решил! Не мог отменить встречу, или, на худой конец, место изменить?

– Так я…

– Иди, не стой над душой, сил моих нет!

Он проводил взглядом нелепую фигуру Седого, закурил и пошел искать старшего "сапогов".

Дмитрий ждал, когда удостоверение произведет необходимое впечатление.

Грубое, плебейское лицо майора медленно вытягивалось, привычное самодовольно выражение постепенно исчезало. Времена, слава богу, изменились, и один вид "ксивы" прочищал мозги и не таким тупицам.

– Слушай, майор, повторяю для бестолковых. Мне нужно ровно пятнадцать минут, – уже без нажима повторил Дмитрий.

– А у меня приказ! – Он зачем-то показал на часы.

– Ладно, кровь не пей! – Дискуссия по проблеме воинских уставов, как норме жизни, сегодня в планы Дмитрия не входила. – «Надавить или нет? Если сказать этому Спинозе в сапогах, что я лично разрабатывал план облав на рынках, и что за этим стоит, у него отрубится даже спинной мозг. Можно прямо из машины связаться с "Центром специальных операций", они подтвердят мои полномочия и за одно накрутят ему хвост. Нет, лучше попроще, так надежней». – Слушай меня, майор. Если ты сорвешь м о ю операцию, я тебе не завидую. Отдерут, как кошку в марте и, в лучшем случае, сошлют на южную границу, в худшем – будешь иметь дело со мной. Лично! Тебе ясно, майор?

– Только на горло не бери. Пуганый уже. И на южной бывал не раз.

– Считаешь, мне нечем тебя удивить?

Майор поерзал задом по протертой коже сиденья и покосился на водителя. Молоденький ефрейтор сделал вид, что самое интересное на свете – стена соседнего дома.

– Положим, машины могли задержаться с выходом на рубежи. Водилы молодые, города не знают. Это уже бывало. – Он оказался не так уж глуп, этот майор. – Но дам ровно пятнадцать минут, не больше!

– Мне хватит. На какой частоте свистнуть, когда освободимся?

– Ни на какой! Ровно пятнадцать минут жду, а там – твое дело.

– Ясненько. Только смотри, по окнам не зацепи, а то потом вони будет на месяц!

Майор вздрогнул, развернул грузное тело к Дмитрию и натолкнулся на жесткий взгляд.

Дмитрий улыбнулся, но на душе у майора от этого легче не стало.

Странник

Максимов с трудом пережевывал кусок сыроватого мяса, остро пахнущего уксусом и дымом. Было ли при жизни животное свиньей, судить уже было невозможно, но, судя по резиновой упругости волокон, побегать при жизни ему пришлось изрядно.

«Дай бог, что скотинка умерла не своей смертью», – подумал Максимов, привередливо осматривая насаженный на палочку кусок, пропеченный до черноты.

Нервное напряжение уже дошло до того уровня, когда кусок не лезет в рот. Максимов насильно заталкивал в себя кусок за куском, обильно смачивая их жгучим кетчупом.

Из "обжорки" – пять одноногих столов вокруг чадящего мангала – хорошо просматривалась вся "биржа. Краем глаза Максимов следил за седым мужичком, стояшим за соседним столиком. Одет он был с потасканным шармом коренного москвича: в серое пальтишко, поношенные ботинки на толстой подошве, отутюженные брючки и черный берет, на вид обыкновенная околонаучная вошь, он, покрякивая от удовольствия, уписывал подгоревшее мясо.

С седым мужичком было что-то не так. Явно «не при делах». Местного обязательно бы приметили и подослали человечка выяснить, что да как. А этого даже не признал армянин, разгонявший куском картона сизый дым над раскаленным мангалом. Уж он-то наверняка знал всех и вся на этом рынке.