Свет за облаками (сборник)

* * *

У Адамиса с Иветтой началась нелёгкая борьба с самими собой – своими желаниями, возросшими потребностями и даже мыслями и мечтами. Они твёрдо решили перестать посещать Горца и Проповедника, а к Лавочнице ходить только за самыми необходимыми вещами. Но это оказалось гораздо труднее, чем мнилось им вначале – укоренившиеся в душе привычки давали о себе знать. Потворствовать своим желаниям было несравненно проще, чем противостоять им. Ноги, казалось, сами несли их к Стойке, Кафедре или Магазину. Особенно тяжело было определить, что им действительно необходимо, а что – нет. Иногда они часами спорили, нужен ли им, например, кусок сыра или это – излишество. А игнорировать Лавочницу, когда она пыталась начать разговор, вообще вначале казалось делом немыслимым – за долгое время она стала им вроде доброй тётушки, к которой они бежали в трудную минуту за утешением и советом. Иветта перестала одна ходить в Магазин – ей было тяжелее всего не поддаться ласковым уговорам Лавочницы и не купить себе какое-нибудь новое платье или губную помаду. Временами ей казалось, что если она не будет прихорашиваться и использовать разные женские ухищрения для поддержания красоты, то Адамис разлюбит её; и тогда она горько плакала по ночам, скрывая от близких свои слёзы. Да и порадовать Агапэ ей тоже очень хотелось. Она привыкла покупать ему новые красивые вещи, фрукты и сладости. Как-то Лавочница сказала ей, что мальчику для нормального роста и развития необходимы витамины, и поэтому надо обязательно разнообразить его рацион. Теперь же Иветта опасалась, что их скудный стол скажется на здоровье Агапэ. И хотя выглядел он прекрасно, ей всё время мерещилось, что с ним что-то не так. Эти страхи постоянно мучили и тяготили её, но отступать назад было ещё страшнее, ведь Иветта теперь точно знала, что Агапэ может потерять что-то более важное, чем физическое здоровье.

Адамису же труднее всего было научиться принимать решения самому и нести за них ответственность, обходясь без мудрых советов Проповедника. Он боялся ошибиться и сделать неверный выбор, который приведёт к плачевным последствиям для любимых им людей. Как же тяжело ему было осознавать, что он может стать причиной страдания своих близких! Гораздо легче было бы устраниться от решения и взвалить бремя ответственности за него на чужие плечи.

Непросто было Адамису обходиться и без вина Горца. Захватывающие приключения и странствия по разным мирам помогали отвлечься от повседневных забот и тревог, почувствовать себя птицей, вырвавшейся наконец из тесной клетки на волю. Отказавшись от всего этого, он впал в жесточайшую депрессию. Тоска порой просто душила его, ему хотелось выть и лезть на стенку от невозможности хотя бы на время уйти от опостылевшей реальности.

Пострадали также и их любимые занятия. Иветта не могла больше нормально рисовать, ведь они не покупали теперь новые краски, кисти и холсты. Правда потом она придумала писать картины на старых простынях, делая краски из всевозможных подручных материалов, а кисти изготовляя из собственных волос, прилаженных к палочкам. Она и не подозревала, что её новые творения, несмотря на свою недолговечность, были во много раз прекраснее старых работ.

Адамис же решил прекратить свои научные изыскания. Теперь он просто целыми днями бродил по лесу, наблюдая за его потаённой жизнью, и, как это ни странно, благодаря этим наблюдениям узнал гораздо больше о природе, чем когда рассматривал в микроскоп какую-нибудь былинку или ставил очередной опыт над цветком.

Несколько раз Адамис с Иветтой всё-таки срывались и бежали за порцией вина или покупали ненужную обновку. Но потом каждый раз с болью оплакивали свой поступок и обещали друг другу больше никогда не поддаваться своим пагубным желаниям.

Если бы не понимание того, что они идут на все эти лишения ради Агапэ, вряд ли им удалось бы устоять перед искушениями и не вернуться к былой жизни. Но мысль о том, что это единственный способ спасти мальчика, поддерживала их и давала силы для борьбы.

Впервые за долгое время Агапэ казался почти счастливым. Он явно не страдал от отсутствия новых игрушек или вкусной еды, и глаза его светились каким-то особенным светом, когда он смотрел, как родители в очередной раз побеждают себя.

Ему было строго-настрого запрещено ходить к Лавочнице, Горцу или Проповеднику, но такое ущемление свободы не тяготило, а, наоборот, радовало его. Глядя на повеселевшего и как будто ожившего сына, родители понимали, что приняли верное решение, и готовы были совершить любой подвиг, лишь бы только сияние не ушло из глаз Агапэ.

Глава десятая Яма

– Мама, папа, теперь всё будет хорошо! – сказал Агапэ, и блаженная улыбка озарила его лицо. – Теперь я действительно очень-очень счастлив!

Адамис и Иветта уложили сына в постель, по очереди поцеловали его перед сном и зажгли маленький ночничок.

– Спи спокойно, мой мальчик, спи спокойно, сынок! Ты заслужил этот отдых, – ласково прошептала Иветта, с любовью глядя на своего сына. Её любовь сейчас была подобна бескрайнему океану, который поглотил без остатка все другие чувства – тревогу, тоску, страх. Теперь она была уверена в том, что никогда не потеряет своего ребёнка, что он навсегда останется с ней. Эта уверенность пришла откуда-то из глубины души и успокоила наконец её мятущееся сердце.

– Пойдём, милая! Мальчику надо как следует выспаться – он выдержал нелёгкое испытание сегодня, – тихо сказал Адамис, нежно обнимая Иветту за плечи. Он тоже был счастлив как никогда. Неизреченная тишина и покой мягким тёплым облаком окутали его душу, и он не мог думать в эту минуту ни о чём плохом. Ему даже не хотелось вспоминать события прошедшего дня, а хотелось просто блаженствовать, ощущая всем существом присутствие любимой и сына.

А день выдался и правда необычный. Уже с раннего утра Иветта нутром почувствовала какую-то смутную опасность, но убедила себя, что всё в порядке и у неё просто расшалились нервы. Накормив всех завтраком, она предложила Агапэ прогуляться. Мальчик согласился, и они вдвоём отправились по своему любимому маршруту к Озеру. Путь их лежал через лес, и тропинка всё время петляла между деревьями, как будто играла с кем-то невидимым в прятки. Обычно они всю дорогу болтали о каких-нибудь пустяках, смеялись и шутили, но в этот раз Агапэ не проронил ни слова и был необычайно серьёзен и собран, как будто готовился к чему-то очень важному. Иветта тоже притихла, почему-то не решаясь нарушить молчание. Не пройдя и половины пути к Озеру, мальчик внезапно остановился и пристально посмотрел матери в глаза.

– Ты должна мне довериться, мама! – мягко произнёс он, но в синих глазах его блеснула сталь.

У Иветты сердце сжалось от нехорошего предчувствия.

– Я доверяю тебе, сынок, ты же знаешь! – каким-то тонким, чужим голосом ответила она.

– Я знаю это и потому прошу тебя оставить меня одного и пойти домой. Не беспокойся, я не потеряюсь и со мной ничего плохого не случится. Просто мне нужно побыть сегодня в одиночестве.

Сердце матери ухнуло куда-то вниз. «Это произошло! Твой сон сбывается, а ты ничего не можешь сделать! Он ускользает от тебя навсегда!» – тяжёлым молотом стучали в голове слова.

– Я… я не могу отпустить тебя! – выдавила наконец она.

– Конечно можешь, мама! Ты должна это сделать, ты должна поверить мне! Я прошу тебя ради тебя же самой и нашей любви. Доверься мне и ничего не бойся!

В этот самый миг Иветта поняла, что отпустит его. Даже если после этого её сердце разорвётся на миллион маленьких частей и разлетится по всему миру. Даже если ей придётся навеки потерять его. Её мальчик просит ради их любви, а значит она не может отказать ему!Сил на то, чтобы произнести «да», у неё уже не осталось, и Иветта просто молча кивнула, давая понять, что он может идти куда пожелает. Потом она развернулась и, не оборачиваясь, спотыкаясь о корни деревьев, на ватных непослушных ногах побрела к дому.