Звезда Полынь

– "Ту-ут, ту-ут, ту-ут", – пели далекие маяки… Пауза.

Похоже, это был какой-то пароль. Какой-то кодированный сигнал: "я – свой…" В ответ раздался лишь порывистый вздох; но, судя по тому, как зазвучал разговор дальше, именно с этого момента предварительные переговоры начали стремглав превращаться во встречу старых друзей.

– Знаете, Борис Ильич… Когда в шестьдесят седьмом родители повезли меня в Крым, я прихватил с собой карту звездного неба. Там я впервые увидел не просто мутные бестолковые точечки -а всю эту пылающую роскошь. Млечный Путь впервые увидел. Туда затягивает, будто смерчем, и страшно сорваться вверх, в прорву. Такой простор…Ночами, когда родители засыпали, я вылезал во двор с картой и фонариком и разбирался в созвездиях, зубрил названия… Маяки, понимаете ли, Вселенной! И ведь все помню до сих пор. Альфа Возничего – Капелла. Альфа Волопаса – Арктур. Альдебаран – Альфа Тельца, красный гигант. Альбирео – бета Лебедя. Бенетнаш, Мицар, Алиот… проверяйте – все семь из Большой Медведицы слева направо… Мегрец, внизу – Фекда, правее внизу – Мерак, и снова наверх, самая яркая – Дубхе… А чтобы увидеть Орион, надо было суметь проснуться часов в пять утра, в августе он же только под утро там восходит… Бетельгейзе, Ригель, Беллатрикс… Какие названия! Музыка, клавесинный концерт! А нынче спроси: что такое Беллатрикс? Крем для морд какой-то… Арктур? При Советах это был модный проигрыватель, а теперь и вообще, кажись, презики с бугорками в форме звездочек… Но я вставал и в четыре, и в пять, потому что от Ориона слева и чуть ниже – вообще Сириус, его ж нельзя не выучить, он же самый яркий на все небо, и вообще там Каллисто с каллистянами!

Невеселые смешки в два голоса.

– Зачем это было пацану? И зачем у меня в башке все это до сих пор киснет? Ответ один… один-единственный. Потому что красиво. – Пауза. -Продолжайте, Борис Ильич. Пожалуйста.

Пауза.

– Да, собственно, у меня практически все…Просто время уходит. Люди, кстати, тоже. Кто уезжает, кто пропадает… Еще десяток лет – и все эти заделы утратят актуальность. Либо успеем, либо – ставим крест. И на возможности вдохнуть в экономику настоящую жизнь. И на возможности стать чуть ли не монополистами в межпланетье. И, между прочим, на мечте многих, очень многих не самых плохих людей, которые все это придумывали и старались построить…

Пауза. Наверное, самая долгая за весь разговор. Это был решительный момент.

– Но ведь все время что-то запускают. То с Плесецка, то с Байконура… Вон, к французам влезли, на Куру. Да еще морской старт… Вроде и так масса дел делается, нет?

– Как бы вам попонятней… В свое время народ вполне тащился от монгольфьеров. Весь Париж сбегался глазеть, как покоряют небеса. Воздушные шары, ого-го! Мешки с песком, плетеные корзины… Передовая техника! Ветер дунул не туда – лети, куда он дунул. Дождь пошел, ткань намокла – читай отходную. Только когда появились принципиально иные аппараты, аппараты тяжелее воздуха – тогда и впрямь можно стало говорить о том, что человек научился летать, куда и как хочет.

– Ну так что с того?

– Мы до сих пор летаем в космос на воздушных шарах, вот что. У нас самые надежные воздушные шары в мире, согласен. Отладили за сорок лет. Но это воздушные шары. И мы даже не пытаемся делать что-то более современное. Махнули рукой. Даже мечты такой нет, не говоря уже о технических заданиях.

Пауза.

– Без государства тут все равно не обойтись, Борис Ильич. Ни по финансам, ни по индустриальным мощностям. Ни по безопасности, между прочим.

Это была первая реплика о конкретном. Уже не о цели – о средствах. Значит, о цели – договорились?

Пауза.

Потом тот же голос – негромко и задумчиво, словно бы отвечая сам себе:

– С другой стороны, государство большое…Столько ведомств… Разве все знают про всех, кто что делает? И кто чем зарабатывает?

Смешок.

– Насчет заработка, между прочим, может оказаться куда более радостно, чем вам по первости кажется…

– Что вы имеете в виду?

– То, что, во-первых, если собрать побольше нестандартно мыслящих людей, перспективных, окрыленных, дать им вдоволь денег для быта и работы – никогда не знаешь, сколько всего нужного они попутно сумеют придумать. Принципиально нового. Могут возникнуть оч-чень приятные неожиданности. Мозги надо собирать. А во-вторых, космос – это не данаидова бочка, куда деньги льются без пользы и без следа исчезают, а наоборот – бочка с деньгами. Кто ее откупорит – тот и будет богатенький Буратино. Пауза.

– Нет, без Кремля не обойтись. Мечты мечтами, горящие глаза в детстве – это прекрасно, конечно, всех колбасит и плющит, но тут такие риски, на какие не пойдет никакой частный капитал. Надо как-то мухлевать по-хитрому… и очень честно притом. От всей души. А в Кремле тоже люди разные. И похуже, и получше…

– Вопрос, как отличить первых от вторых.

– Ну, это всегда вопрос вопросов…

Двойной грустный смех, усталый-усталый.

Пауза.

И все.

Конец записи.

Слушатели перевели дух.

– Странный документ.

– О да. Казалось бы, обычный интеллигентский скулеж. Очередной "Вишневый сад". Два потерявших себя человека плачутся друг другу в жилетку. Одно удовольствие иметь таких противников. Но есть настораживающие моменты. Первое – сам факт того, что этот разговор был записан. Кому-то, кто, во всяком случае, не глупей нас, он показался настолько важным, что его решено было писать. А потом еще и с нарочным переправлять полную запись неким неизвестным нам хозяевам. Второе – несколько раз названное имя: Борис Ильич.

– Что-то знакомое…

– Вот-вот. Если провести одну прямую через две точки: первая – русские ракеты, вторая – Борис Ильич, то получим Бориса Ильича Алдошина, видного ракетчика еще советских времен. Ныне – научный руководитель смешанной государственно-частной корпорации. Она создана совсем недавно. То ли дочернее предприятие космического агентства, то ли будущий конкурент ему…

– Даже не слышал. Хотя уж мне-то… Нешумное предприятие, судя по всему. Как называется корпорация?

– "Полдень-22".

– Как-как?!

– Вы удивлены?

– Не то слово…

– Весьма претенциозно, согласен. Ну, полдень – это, надо полагать, помпезная заявка на будущий расцвет России. А двадцать два… Интеллигенция советской закваски всегда была без ума от антиармейской литературы. Гашек, Хеллер… Видимо, кто-то из организаторов вовремя вспомнил "Уловку-22". Полвека назад в вашей стране такое назвали бы низкопоклонством перед Западом. Теперь это можно расценить как успокоительный жест американским друзьям: мы, мол, о вас помним и с армией не работаем… Врут, скорее всего.

– М-да. Ну… можно, наверное, и так… И чем эта корпорация занимается?

– В том-то и дело, что ничем из ряда вон выходящим… Всего-то коммерческими геостационарами. Довольно конкурентоспособными, но не более того.

И много их не нужно. Эпизодическая функция, можно сказать.

– Больше настораживающих моментов нет?

– Как сказать… Есть. Если бы речь шла о нормальной стране с приемлемым для Запада уровнем жизни, мы бы и внимания не обратили. Подумаешь, человек перешел с одного места работы на другое… Но это же Россия. За последний год трое очень видных русских ракетчиков без шума и рекламы вдруг отъехали из Штатов обратно на родину. Один был далеко не последним человеком в марсианской программе. Двое других занимались интереснейшими орбитальными экспериментами. Ни Марс им оказался не нужен, ничего не нужно… Я уж не говорю об уровне и качестве жизни. Все теперь в "Полудне". Вот вопрос вам как русскому: чем можно сманить увлеченно работающего на переднем крае науки русского из его уютного собственного домика на берегу Чесапикского залива или в пригороде Хьюстона? Знаете?

– Я предпочту выслушать начальство, не пытаясь предвосхитить его блистательных умозаключений.

– Странно, что я должен объяснять это вам…

– Бывает, что со стороны виднее. Да к тому же и по-русски вы говорите лучше, увы, иных русских.