Буйный бродяга 2016 №4

Но вы ещё и хотите лишить наше человечество — нас! — самой его истории, его героев и его мучеников! Лишить всего того, что привело нас к нашему нынешнему состоянию, к прекрасному, неторопливому и чистому настоящему нашего мира! Нет уж, пусть мёртвые сами хоронят своих мертвецов. Они выполнили свой долг перед нами, они дали нам наш мир и нас самих — таких, какими мы себя знаем и ценим. Нельзя покушаться на эти завоевания!

— Ах, они выполнили свой долг перед вами! — возмущался Нильсен, один из главных сторонников эксперимента со временем. — А вы им, случаем, отдать свой должок не желаете?! Или вы уже никому ничего не должны? Как всякое совершенство, вы в принципе не обладаете никакими стимулами к внутреннему развитию; в частности же, и совесть вас не мучает! Уйду от вас, в дальний космос уйду! Не хочу иметь ничего общего с миром зажравшихся, совершенных в своей отвратительности мещан!

На попытки справедливо урезонить его, напоминая о соображениях общественной безопасности, Нильсен грязно ругался:

— Подарю каждому совершенному существу по лазерному ватерпасу! Чтобы вымеряли, достаточно ли ровно они на собственных задницах сидят! А то вдруг случится ужас и позор: существо возвышенное и прекрасное, совершенное, как платоновская идея, а на заднице сидит неровно, отклонение аж до трёх миллиметров по каждой оси! Позору не оберёшься!

С Нильсеном перестали разговаривать и стали его ругать. В отместку, как и следовало ожидать, Нильсен и его сторонники собрали вокруг себя партию молодых радикалов, а ругань самого Нильсена стала откровенно неприемлемой:

— Вы — либеральные демократы! — крыл он своих оппонентов, не утруждая себя более научной и этической аргументацией.

Сторонники эксперимента тоже составляли немалую часть общества. Их соображения были куда менее доступными для логики, зато обладали заманчивым и дразнящим ароматом всемогущества:

— Вы хоть представляете, какие возможности это даст?! Человечество выигрывает во времени развития, выигрывает в отсутствии страданий и исторических мерзостей. Да, новый мир создаётся в борьбе с трудностями. Но трудности мира и гнусность общества — не синонимы! Мы не знаем тех проблем, которые знали люди прошлого, сражавшиеся с себе подобными; но разве меньше стало у нас героев, или много легче стала наша жизнь?! Нет, у нас сменились и задачи, и масштабы, но история не прекратила своё течение. Отчего же вы опасаетесь, что люди нашего прошлого внезапно окажутся хуже и слабее нас, только оттого, что им не придётся драться друг с другом в таких масштабах?

— Но они и были и хуже, и слабее, — возражали противники опыта. — Мы, совершенные физически и психически, не могли бы ужиться с ними в одном обществе. Стоит ли тратить своё драгоценное время, разбираясь с давно отмершей исторической грязью?!

На этом месте «либерал-демократами» начал ругать оппонентов не только Нильсен, и дискуссия быстро приняла совершенно недопустимые в обществе формы.

К вихревой циркуляции страстей подключились проснувшиеся лирики, безошибочно учуявшие в общественных настроениях некий кладбищенский запах. Сетевые издания наполнились поэтичными описаниями разнообразных сцен всеобщей гибели Земли в результате непродуманного научного эксперимента. Роман Эмили Траубштихель о последних днях существования пожилой пары, трогательно прощающейся со своими детьми, внуками, коллегами и учениками накануне неизбежного исчезновения землян из исторической последовательности Вселенной, тронул немало умов и сердец. Пламенная исповедь писателя Салмана Карманкули, прозванного «остаточным националистом», пугала человечество призраком гибели самобытной культуры Западного Казахстана в том случае, если бы эксперимент по историческому вмешательству состоялся хоть в каком-нибудь виде.

Между тем физика темпорального поля не стояла без движения, и талантливая Мэйян Сичжэнь продемонстрировала возможность изоляции объекта на макроуровне от последствий вмешательства в его прошлое. Мысль об экспериментах с историей получила новое дыхание; однако самые яростные апологеты новой технологии пришли в чувство, стоило Независимой экономической комиссии огласить данные расчётов по трудовым затратам на изоляцию Солнечной Системы от исторических изменений. При текущих темпах развития, ставя себе задачу защиты истории как первоочередную, экономика всей Земли затратила бы на реализацию такого проекта не менее семнадцати тысяч лет. Астроинженерные масштабы работ всё ещё оставались лакомым, но недосягаемым кусочком для человечества.

Выход был найден в упрощении. На внеземных объектах к тому моменту работало семьдесят три тысячи человек, а вклад этих объектов в экономику, при всём фантастическом богатстве внеземельных ресурсов, составлял не более четверти процента. Поскольку путешествия во времени сулили не только возможность вмешательства в историю, но и прямые выгоды от различных открытий и изобретений, связанных с ними, то решено было на краткое время отказаться от покорения космического пространства ради битвы за власть над временем. В рекордно короткий срок — четыре года! — вокруг Земли был возведён Изолят, сеть гравитемпоральных спутников, составленная по схеме Мэйян Сичжэнь и защищающая нынешнюю Землю от пагубного и вредоносного влияния той Земли, какой она могла бы стать в результате разнообразных манипуляций с историей.

Макроэксперименты с засылкой в прошлое инертных масс показали полную работоспособность Изолята, хотя шутники и умеренные невежды всё же злословили относительно вымирания динозавров и вспышек сверхновых звёзд. Вслед за брусками иридия и кобальта в прошлое ушла первая обитаемая капсула времени; двести шестнадцать её пассажиров, включая престарелого Ван-Суси и с облегчением отправлявшегося в это добровольное изгнание Нильсена, стартовали в произвольную точку времени, находящуюся, по условиям задачи, далеко за границей существования человечества не только как цивилизации, но и как вида. Никто из оставшихся землян не исчез и не изменился; если Изолят и не работал, то проверить этот факт современные представления об эпистемологии научного знания никак не позволяли. Год косвенных проверок подтвердил полную преемственность человеческой истории и всей эволюции живой материи на Земле. Что до положения дел в других мирах, о нём сказать было сложнее; Изолят во время работы пропускал сквозь себя лишь солнечный свет, да и то рассеивал его в виде туманного облака. Только после успешного старта главной, «исторической», капсулы можно было бы безопасно выключить поле Изолята и посмотреть вновь на окружающий Землю мегамир.

Старт капсулы проникновения с четырьмя тысячами профессионалов в различных областях, готовых исправить и ускорить историческое развитие человечества, стал к тому моменту делом почти решённым. Под тускло фосфоресцирующим небом Изолята миллиарды людей спорили, решали, высчитывали и вычерчивали, проверяли и перепроверяли, маялись грузом ответственности и тянулись сердцем к несбывшемуся. Ставились и сотнями решались сложнейшие вопросы, балансировавшие на тонкой грани между прикладным естествознанием и онтологией всеобщего бытия:

— Если сейчас вся история Земли будет исправлена, но для нас историческая последовательность останется в неприкосновенности, то что же мы тогда исправляем?! Не будет ли это созданием нового человечества взамен старого?

— Никто из нас сам не принимал участия в событиях прошлого. Для нас они — всего лишь груз информации, как картины или книги. Мы существуем благодаря этим событиям, но они — лишь информационная матрица, на которой строится наше физическое существование. Фактически, Изолят и капсула проникновения переводят эти события из физического времени в виртуальное; реальные страдания и ошибки становятся страданиями и ошибками, существующими лишь в модели, заданной нашей коллективной памятью.

— А мы тем временем прописываем своими действиями новую модель бытия? Тогда как вообще отличить реальность от нашего вымысла? Что вообще существует, а что является простым плодом игры нашего воображения?!