Змеесос

"Мне нравится город Находка,

Я сразу его узнаю,

Когда он матросской походкой

Спускается в бухту свою ".

Марк Лисянский

Иоганн Шатров упал из окна и разбился. Лао и Яковлев были богами, они сидели в буйстве сущностных облаков и сотворяли все, что могло быть в наличии. Однажды было скучно, и Яковлев, словно намыливаясь благовонием астрала, приобретал конкретную оболочку, которая говорила:

Лао, находящийся по ту сторону предела, окружал товарища по творению райскими прелестями истины и жизни. Он тоже мог бы стать предметом, но в данную секунду, или минуту, обладал абсолютным временем, в котором нельзя терять регалии высшего существа и нисходить в собственное создание, чтобы разговаривать, или быть рядом. Н. Николайчик ничего не ведал про это. В это время Яковлев принял себе имя Хромов и тихо сидел на рыбалке, ожидая проходящих мимо девушек.

…у самой воды он лицезрел нежнейшее сочетание красного поплавка с бурой водой, чувствуя себя блаженным мертвецом, ушедшим от дел в толщу защитной земли, или воды, или огня. Он сидел, воплощенный и не желающий возвращать себе бремя совершенства.

Вышел старик, недовольный рыбаком, посмотрел ему в грудь и промолвил:

Автоматом Калашникова старик расстрелял мускулистое тело Хромова, и Яковлев порадовался возвращению в эмпиреи.

Лао вместе с ним теперь восседал на резных облаках в эфире розовых струй — они были трубачи, друзья и любовники; сотворяли себя самих из самих себя, смеялись, подтверждая Бытие. Скучали, лениво покачиваясь на ветру всевозможности.

Был некий недостаток интересной задачи с той стороны черных дыр. Соответственно этому Яковлев медовой обоймой вседозволенности расцветал перед другом, лицезрея последние успехи сияющей льдом дороги жизни. Вместе они изобретали мелкие и крупные миры, рдели, словно полевые цветки, зардевшиеся от шмелиного поцелуя, и были невероятны как ничто, стараясь при этом быть ближе друг к другу. Бытие нуждалось в защите, но это было плевым минутным делом, поскольку оно и так постоянно находилось под руками в разных видах.

Они сейчас стояли перед белым песком времени, занимаясь вычислением по-восточному. Возникали комья реальностей, в них трепетали тела и души, и было все. Лао и Яковлев уселись в свои кресла, поглаживая друг дружку нежными ложноножками, пронзающими остальное и их самих и несущими свет. Семену исполнилось три года.