Инкарцерон

— Идет мне, а?

Кейро развел руки в стороны, демонстрируя новый наряд.

Финн не ответил. Гнев и стыд поднимались в его душе, хотя разумом он пытался ускользнуть от них, боясь, что они могут поглотить его без остатка.

— Долго на этот раз? Сильный был припадок? — прохрипел он.

— Два часа. Ты пропустил дележ — как всегда.

Финн осторожно сел на кровати. После припадков его мучили головокружения и ужасная сухость во рту.

— Было хуже чем обычно, — добавил Кейро. — Ты бился в судорогах, да так, что я еле-еле тебя удерживал. Гильдас тоже следил, чтобы ты не поранился. Другие-то и глазом не повели — все на выкуп пялились. Мы вдвоем и принесли тебя сюда.

Финна охватило беспросветное отчаяние. Припадки всегда были непредсказуемы, и даже Гильдас не знал от них никакого средства — во всяком случае, так он говорил. Накатывала жаркая, ревущая тьма, и Финн понятия не имел, что происходило с ним после, да и не хотел бы помнить этого. Он считал свои припадки постыдной слабостью, пусть даже из-за них его побаивались все в Дружине. Сейчас он чувствовал себя так, словно покидал собственное тело и теперь, вернувшись в пустовавшую оболочку, никак не может устроиться в ней как следует.

— Наверняка они появились у меня только здесь, в Инкарцероне.

Кейро пожал плечами.

— Гильдасу не терпится узнать о видении.

Финн взглянул на названого брата.

— Подождет.

Наступило неловкое молчание.

— Это Йорманрих все подстроил? — нарушил его наконец Финн.

— Кто же еще? Устроил себе потеху, а заодно показал нам, кто здесь главный.

Финн мрачно кивнул, свесил ноги с кровати и уставился на свои стоптанные ботинки — оказывается, он лежал обутым.

— За это он умрет.

Кейро усмехнулся:

— Что тебя так разобрало? Ты ведь получил, что хотел.

— Я дал ей слово, обещал, что с ней ничего не случится.

Кейро секунду молча смотрел на него, потом сказал:

— Финн, мы — Отребье. Наше слово не стоит ни гроша, и она знала это. Она была пленницей; попади ты Обывателям в руки, они наверняка так же поступили бы с тобой. Не бери в голову. Я уже говорил тебе — слишком ты над всем задумываешься. Мысли делают тебя слабым, а таким не место в Инкарцероне. Узилище не прощает подобного — здесь либо убиваешь ты, либо убьют тебя.

Кейро проговорил это с неожиданной горечью, смотря прямо перед собой. Однако когда он повернулся, на губах его играла лукавая улыбка.

— Так что это за ключ?

У Финна стукнуло сердце.

— Ключ! Где он?!

Кейро насмешливо покачал головой в притворном изумлении.

— Что бы ты без меня делал? — Он протянул руку — с пальца свисал знакомый кристалл. Финн хотел схватить его, но Кейро отдернул руку. — Я спросил, что такое этот ключ?

Финн облизал сухие, как бумага, губы.

— Он нужен, чтобы отпирать что-нибудь.

—  Отпирать?

— Вскрывать замки, запоры.

Кейро насторожился.

— Замки Узилища? На любой двери?

— Не знаю! Я просто… просто узнал этот предмет.

Финн, торопливо протянув руку, схватил Ключ. На этот раз Кейро, хоть и с неохотой, отдал его. Артефакт, довольно-таки тяжелый, был весь словно сплетен из каких-то прозрачных нитей. Изнутри на Финна величественно смотрела голографическая фигура орла. Его шею украшала изящная корона, и Финн, задрав рукав, всмотрелся в расплывчатые синие контуры татуировки на своем запястье.

— Похожа, — заглядывая ему через плечо, сказал Кейро.

— Один в один.

— Это еще ничего не значит. Даже наоборот — указывает на то, что ты все-таки родился здесь.

— Сделано не в Узилище, — возразил Финн, осторожно держа Ключ обеими руками. — Посмотри внимательнее. Разве у нас есть подобные материалы? Да и работа…

— Его мог создать сам Инкарцерон.

Финн ничего не ответил, но в тот же момент Узилище, словно подслушав, включило огни.

Когда Смотритель неслышно приоткрыл дверь в обсерваторию, экран во всю стену занимали портреты королей XVIII династии Аваарна — правители периода упадка, социальная политика которых и стала причиной Дней Гнева. Джаред сидел на столе, касаясь ногой спинки стула Клаудии, а та, склонившись над электронным блокнотом, читала вслух.

—  …Александр VI. Осуществил Реставрацию. Издал Договор Дуальности. Запретил театры и прочие массовые развлечения…Но почему?

— Из страха, — лаконично ответил Джаред. — В те времена в любом скоплении людей властям чудилась угроза существующему порядку.

Клаудия улыбнулась, хотя в горле у нее пересохло от страха. Перед Смотрителем должна была предстать именно такая картина — дочь прилежно занимается с любимым наставником. Отцу, разумеется, отлично известно, что его присутствие уже обнаружено.

— Кхм-кхм.

Клаудия подпрыгнула на стуле, Джаред обернулся — словом, оба мастерски изобразили удивление. Смотритель холодно улыбнулся, словно восхищаясь талантливой игрой.

— Сэр? — Клаудия встала. Шелковая ткань платья, разглаживаясь, облегла ее фигуру. — Разве вы не собирались прибыть к одиннадцати?

— Именно так я говорил за завтраком. Позволено ли мне будет войти?

— Разумеется, — ответил Джаред. Лисенок соскочил с его рук и запрыгнул на полки с книгами. — Вы окажете нам честь, Смотритель.

Джон Арлекс подошел к столу, заставленному приборами, и тронул пальцем перегонный куб.

— Джаред, в вашем следовании эпохе заметна некоторая… вольность. Само собой, Книжники связаны Протоколом в несколько меньшей степени… — Он поднял, разглядывая, какой-то сосуд замысловатой формы, и на Клаудию с Джаредом уставился чудовищно увеличенный глаз. — Они свободны в своих действиях — изобретают, экспериментируют и даже под гнетом застывшего времени двигают вперед интеллект человечества. Всегда в поиске новых источников энергии, новых лекарств… Достойно восхищения. Однако скажите мне, каковы же успехи моей дочери?

Джаред соединил кончики длинных пальцев.

— Клаудия всегда была прекрасной ученицей, — осторожно сказал он.

— Прилежной?

— Да, конечно.

— Способной и одаренной?

Смотритель опустил сосуд, который все еще держал в руках, и теперь не отрывал взгляда от Клаудии. Та, подняв глаза, безмятежно смотрела на него.

— Я уверен, — пробормотал Джаред, — она могла бы добиться успеха во всем, что бы ни пришло ей на ум.

— А на ум прийти ей может все что угодно.

Отец вдруг разжал пальцы, и склянка упала. Ударившись об угол стола, она взорвалась веером осколков. Потревоженный ворон, хрипло каркая, вылетел за окно.

Джаред от неожиданности отпрянул. Оба — и он, и Клаудия, стоявшая позади, замерли.

— Тысяча извинений! — Смотритель спокойно обвел взглядом учиненный беспорядок, достал носовой платок и вытер пальцы. — Я так неловок — боюсь, возраст дает о себе знать. Надеюсь, ничего важного там не было?

Джаред отрицательно качнул головой; его лоб едва заметно блеснул испариной. Клаудия чувствовала, как у нее самой кровь отхлынула от щек.

Отец повернулся к ней:

— Клаудия, думаю, тебе будет приятно узнать, что мы с лордом Эвианом пришли к согласию относительно твоего приданого. Пора приступать к сборам, моя дорогая.

В дверях он остановился, оглядывая подбиравшего острые изогнутые осколки Джареда и все так же недвижимо стоявшую Клаудию. Девушке вдруг на секунду почудилось в нем поразительное сходство с ее собственным, ежеутренне наблюдаемым отражением в зеркале.

— Кстати, меня не будет за ленчем, — произнес Смотритель. — Много дел. Кажется, в моем кабинете возникли некоторые затруднения с насекомыми.

Когда дверь за ним закрылась, никто из них не проронил ни слова. Клаудия опустилась на стул, а Джаред, высыпав осколки в мусоросборник, включил экран, показывавший ведущую вниз лестницу. Вдвоем они молча смотрели, как темная угловатая фигура спускается по ступенькам, брезгливо обходя шарики мышиного помета и свисающую сверху паутину.

— Он все знает, — проговорил наконец Джаред.