ЖД-рассказы

– Я описаюсь,- жалобно сказала она, когда проезжали Клин.

– Дело хорошее,- кивнул Паша и продолжил лекцию. Впрочем, он почти все уже рассказал.

– А теперь, дорогие коллеги,- сказал Прохоров,- давайте, что ли, кончать.

– Пора, пора, Москва скоро,- заторопился Паша.

– Давайте,- кивнул Гена.

– Я первый,- сказал Прохоров. Миледи вжалась в спинку роскошной парчовой, мягкой, бесполезной, невостребованной, последней, как выясняется, кровати в своей бурной, прекрасной, насыщенной, триумфальной, гламурной, безвременно оборвавшейся биографии.

– Я закричу,- прошептала она.

– Кричи, кричи,- разрешил Прохоров.

Миледи заверещала. Распахнулась дверь, и на пороге вырос проводник.

– Чего шумим?- спросил он сурово.

– Да вот…- начала Миледи и осеклась. На пороге купе в форме проводника стоял Кренкель и смотрел на нее с ласковой ухмылкой.

– Типа лилльский палач,- сказал Гена.- Давай, аналитик, чайку нам пока сообрази…

– Все схвачено, за все заплачено,- подтвердил Паша.- Мы готовились, Таня.

«Мне конец»,- подумала Миледи. Она зажмурилась, но ничего не происходило. Когда она наконец открыла глаза, перед самым ее носом покачивался брильянтовый кулон от не знаю кого, пусть читатель по своему вкусу впишет что-нибудь гламурное.

– Поздравляю, Танечка,- нежно сказал Прохоров.- Нам было с тобой интересно. Мы благодарны тебе за самые яркие переживания в нашей дешевой и, в общем, беспросветной жизни. И спать с тобой тоже было довольно приятно.

– Только благодаря тебе нам есть что вспомнить,- торжественно подтвердил Паша и извлек из нагрудного кармана кольцо, от сами впишите кого, с изумрудом цвета Таниных глаз в летний день.

– Ты иногда прелестно острила,- добавил Гена.- Помнишь, мы ездили на Цейлон, в гостинице не было телевизора, только висел на стене странный медный диск, и ты сказала, что это буддийский телевизор? Что хочешь, то и видишь? Я это запомнил, ты так редко шутила удачно… Но уж когда получалось, это запоминалось.

Он порылся в кармане пиджака и достал часики от впишите, кого хотите, но очень дорогие, впишите, сколько не жалко.

Миледи моргала, не в силах поверить своим глазам. Перед нею на столе лежало целое состояние. Ее Григорий никогда не дарил ей ничего подобного.

– Бери, не жалко,- кивнул Прохоров.- Без тебя мы никогда столько не заработали бы. Нам ведь нужна была сильная компенсация за все, пережитое с тобой и услышанное от тебя. Ты нас разбудила, можно сказать. Теперь мы больше не лохи, не лузеры, а от Гены никогда теперь не пахнет потом.

– Только очень дорогим парфюмом, изысканным, горьким, тонким, нежным, капризным и непредсказуемым, как ты,- сказал Гена и сунул Тане под нос небольшой флакончик.- Это тебе на память, нюхай и помни этот день.

– Спасибо, мальчики,- сказала Таня.

Поезд подходил к Москве.

– Может, поужинаем?- робко предложила Миледи.

– Спасибо,- отказался Коля.- У нас свои дела в городе. Может, когда-нибудь и увидимся.

Они вышли и исчезли в конце вагона, в купе проводника.

Некоторое время Таня сидела в оцепенении. Поезд затормозил у перрона. Она вышла на яркий солнечный свет и подумала, что все в жизни она делала правильно.

И, тряхнув головой, веселая, счастливая, красивая, умная, состоявшаяся и состоятельная, с чувством собственного достоинства отправилась потрошить Григория.