Сборник рассказов и повестей.

Лейтенант Акимушкин нервничал. Он сидел неестественно прямо, и рука его, сжимавшая молоточкоообразный микрофон, совершала непроизвольные заколачивающие движения, словно лейтенант осторожно вбивал в пульт невидимый гвоздь.

Наконец Акимушкин не выдержал и, утопив на микрофоне кнопку, поднес его к губам.

– "Управление", ответьте "Старту"!

– "Управление" слушает, - раздался из динамика раздраженный голос Мамолина.

– Сеня, ну что там? - взмолился Акимушкин. - Сколько еще ждать?

– "Старт", отключитесь! - закричал Мамолин. - Вы мешаете! Пока еще ничего не ясно! Как только разберемся - сообщим.

Динамик замолчал.

Акимушкин тычком вставил микрофон в зажим и посмотрел на свои руки. Дрожали пальчики, заметно дрожали. Словно не они каких-нибудь пятнадцать минут назад быстро и точно нажимали кнопки, вздымая на дыбы пусковые установки. Пятнадцать минут назад в грохоте пороховых ускорителей, проникшем даже сюда, внутрь холма, закончился первый бой лейтенанта Акимушкина.

А теперь вот у него дрожали руки. Эти пятнадцать минут бездействия и ожидания, последовавшие за победным воплем Мамолина: "Уничтожена вторая!" - оказались хуже всякого боя.

Тут Акимушкин вспомнил, что в кабине он не один, и, поспешно сжав пальцы в кулак, покосился на Царапина. Старший сержант, сгорбясь, - голова ниже загривка, - сидел перед своим пультом и что-то отрешенно бормотал себе под нос. Вид у него при этом, следует признать, был самый придурковатый.

Умный, толстый, картавый Боря Царапин. Глядя на него, лейтенант занервничал еще сильнее. Такое бормотание Царапина всегда кончалось одинаково и неприятно. Оно означало, что в суматохе упущено что-то очень важное, о чем сейчас старший сержант вспомнит и доложит.

В динамике негромко зашумело, и рука сама потянулась к микрофону.

– "Кабина", ответьте "Пушкам"! - рявкнул над ухом голос лейтенанта Жоголева.

– Слушаю. - Акимушкин перекинул тумблер.

– Так сколько всего было целей? - заорал Жоголев. - Две или три?

– Ну откуда же я знаю, Валера! Мамолин молчит… Похоже, сам ничего понять не может.

– До трех считать разучился?

– А это ты у него сам спроси. Могу соединить.

Разговаривать с Мамолиным свирепый стартовик не пожелал.

– Черт-те что! - в сердцах охарактеризовал Акимушкин обстановку, отправляя микрофон на место.

– Хорошо… - неожиданно и как бы про себя произнес Царапин.

– А чего хорошего? - повернулся к нему лейтенант.

– Хорошо, что не война, - спокойно пояснил тот.

В накаленном работающей электроникой фургончике Акимушкина пробрал озноб. Чтоб этого Царапина!… Лейтенант быстро взглянул на часы. А ведь сержант прав: все вероятные сроки уже прошли. Значит, просто пограничный инцидент. Иначе бы здесь сейчас так тихо не было, их бы уже сейчас утюжили с воздуха… Но каков Царапин! Выходит, все это время он ждал, когда на его толстый загривок рухнет "минитмен".

– Типун тебе на язык! - пробормотал Акимушкин.

Действительно, тут уже что угодно предположишь, если на тебя со стороны границы нагло, в строю идут три машины. Или все-таки две?

– Не нравится мне, что прикрытия до сих пор нет, - сказал Царапин.

– Мне тоже, - сквозь зубы ответил Акимушкин.

"Вот это и называется - реальная боевая обстановка, - мрачно подумал он. - Цели испаряются, прикрытие пропадает без вести, связи ни с кем нет - поступай как знаешь!…"

Он взглянул на Царапина и ощутил что-то вроде испуга. Старший сержант опять горбился и бормотал.

– Ну что еще у тебя?

– Товарищ лейтенант, - очнувшись, сказал Царапин. - Полигон помните?

– Допустим. - Акимушкин насторожился.

– А ведь там легче было…

– Что ты хочешь сказать?

– Помех не поставили, - со странной интонацией произнес Царапин. - Противоракетного маневра не применили. Скорость держали постоянную…

– Отставить! - в сильном волнении крикнул Акимушкин. - Отставить, Царапин! - и дальше, понизив голос чуть ли не до шепота: - Ты что, смеешься? Лайнер - это всегда одиночная крупная цель! А тут - три машины строем! Да еще на такой высоте!… Попробуй-ка лучше еще раз связаться со штабом.

Царапин, не вставая, дотянулся до телефона, потарахтел диском. Но тут в кабину проник снаружи металлический звук - это отворилась бронированная дверь капонира. Лицо лейтенанта прояснилось.

– Вот они, соколики! - зловеще сказал он.

– Это не из прикрытия, - положив трубку, с тревогой проговорил Царапин, обладавший сверхъестественным чутьем: бывало, по звуку шагов на спор определял звание идущего.

Кто-то медленно, как бы в нерешительности прошел по бетонному полу к кабине, споткнулся о кабель и остановился возле трапа. Фургон дрогнул, слегка покачнулся на рессорах, звякнула о металлическую ступень подковка, и в кабину просунулась защитная панама, из-под которой выглянуло маленькое, почти детское личико с удивленно-испуганными глазами. Из-за плеча пришельца торчал ствол с откинутым штыком.

Акимушкин ждал, что скажет преданно уставившийся на него рядовой. Но поскольку тот, судя по всему, рта открывать не собирался, то лейтенант решил эту немую сцену прекратить.

– Ну? - сказал он. - В чем дело, воин?

– Товарыш лытенант, - с трепетом обратился воин, - а вы йих збылы?

– Збылы, - холодно сказал Акимушкин. - Царапин, что это такое?

– Это рядовой Левша, - как бы извиняясь, объяснил Царапин. - Левша, ты там из прикрытия никого не видел?

– Ни, - испуганно сказал Левша и, подумав, пролез в кабину целиком - узкоплечий фитиль под метр девяносто.

– Як грохнуло, як грохнуло!… - в упоении завел он. - Товарыш лытенант, а вам теперь орден дадут, да?

– Послушайте, воин! - сказал Акимушкин. - Вы что, первый день служите?

Левша заморгал длинными пушистыми ресницами. Затем его озарило.

– Разрешите присутствовать?

– Не разрешаю, - сказал Акимушкин. - Вам где положено быть? Почему вы здесь?

– Як грохнуло… - беспомощно повторил Левша. - А потом усе тихо… Я подумал… може, у вас тут усих вбыло? Може, помочь кому?…