XIRTAM. Забыть Агренду

— Не собственной, — поправил доктор философии, — Библия написана не в Европе. Это ближневосточный феномен, навязанный Европе и чуждый европейской культуре.

Либби Полртленд эмоционально похлопала ладошкой по ограждению.

— Минутку-минутку. Разве европейская культура это не христианская культура, и разве наши принципы не следуют из Библии?… Или из Корана, который, в общем, похож?

— Библейские принципы, — ответил ей Ван-Вирт, — была в Европе перемолоты жерновами Ренессанса, промышленной революции, и натурфилософии, а те принципы, которые вы привыкли называть библейскими, и о которых вы говорите, появились в XVIII веке, как результат этих процессов. И, они принадлежат не к библейской традиции, а к традиции французских энциклопедистов.

— Но десять заповедей… — нерешительно возразила журналистка.

— Вы можете их перечислить? — ехидно спросила Олеа Ван-Вирт.

— Э… Не убивай, не воруй, не прелюбодействуй, не лжесвидетельствуй, … Э… Э…

— Четыре, — весело сказала Олеа.

— …Э… Э… Не делай себе кумира.

— Пять. А должно быть десять! — Олеа растопырила пальцы одной, и другой руки, таким образом, иллюстрируя расхождение в количестве.

— …Э… Э… Я не помню, черт возьми! Я давно не читала Библию!

— А вы ее вообще читали? — осведомился Аллан.

— Ну… Это такой вопрос… — Либби неопределенно пожала плечами.

— Такой, такой, — философ подмигнул ей, — а в церкви вы когда были последний раз?

— …Э… Э… Кажется, полгода назад. Да! Точно! Была свадьба нашего компьютерного мастера, и мы ездили в церковь. Это было даже немного меньше, чем полгода назад.

— Так. И что вы там делали, в церкви?

— Ну… Э… Мы послушали священника, потом поздравляли, пили шампанское… Нет, шампанское мы пили уже когда вышли из церкви. Внутри это не полагается делать.

— Мера вашей связи с христианством определена, — констатировала Олеа.

Граф де Паларе покивал головой, стряхнул пепел с сигары и спросил:

— Я могу продолжить аргументацию?… Спасибо. Итак: Европа выиграла в прогрессе, поскольку провела успешную войну против библейской религии. Но, как признал мой научный соперник, это война выиграна не совсем, а лишь в какой-то мере. Мы сейчас можем посмотреть прессу — многие пишут о росте влияния церкви в Европе и США. Я задам следующий вопрос. Что, если Библия победит европейцев, и они снова рухнут в «темные века», а арабский мир одержит победу над Кораном, и шагнет к прогрессу?

— Вы интересно спорите, Рене, — заметил Ван-Вирт, — сначала вы отскочили в прошлое, теперь — в будущее. Что-то похожее на фехтование. При каждом выпаде, вы предельно аккуратно обходите настоящее. Там самая невыгодная позиция, не так ли?

— Возможно, — граф хитро улыбнулся, — Но мой вопрос имеет право быть заданным?

— Да, имеет, — философ ответил такой же хитрой улыбкой, — но я отвечу на него, заняв выгодную для себя и невыгодную для вас, Рене, позицию в настоящем. Как известно, будущее человечества содержится именно в настоящем. Это будущее — дети. А если рассматривать немного более далекое будущее, то это — молодые женщины, которым предстоит вырасти, родить детей, и… Внимание! Учить и воспитывать своих детей в первые три года жизни. Мужчина, обычно, не участвует в этом в первый год, и мало участвует в следующие два года. Таким образом, период формирования интеллекта практически полностью обеспечивается женщиной. Я сейчас исключаю случаи очень богатых и при этом очень дальновидных мужчин, которые нанимают в помощь маме ребенка нескольких репетиторов, которые… Я вижу, Рене уже угадал, о чем я.

Граф де Паларе утвердительно кивнул.

— Благодаря этому, я свободно владею шестью языками, кроме родного. Папа, как мне рассказывают, настоял на трех женщинах-репетиторах: туниске, японке, китаянке, хотя мама считала, что мне достаточно английского, германского и испанского. На них она говорит свободно. Но папа ее убедил, что восточные языки нужны. Сейчас мне ужасно жаль, что я не говорю свободно еще на корейском, на хинди и на малайском «бахаса».

— Обалдеть… — тихо произнесла Либби, — а родной язык в Монако какой?

— Язык монегасков, — ответил он.

— Чего-чего?

— Кого, — поправил де Паларе, игриво пощекотав журналистку за бок, — Монегаски, это коренные жители нашей страны, а язык синкретический, франко-итальянский, так что, сказав «родной язык», я назвал три языка: монегасский, французский и итальянский. Я прошу прощения, Аллан, я вас перебил.

— Ничего страшного. Мы выяснили, что интеллект ребенка формируется, как правило, действиями матери. Теперь вспомним: по исламским канонам, образование, и любые интеллектуальные и волевые качества для женщины считаются дефектом. Отсюда мы получим ясное объяснение того факта, что в мусульманских семьях дети, как правило, вырастают олигофренами, хотя рождаются совершенно нормальными. Это правило не ограничивается исламскими странами. В развитых странах дети мусульман вырастают такими же, как на родине предков. Или, что равнозначно, такими же, как вилланы в средневековой Европе. Мусульманка не может развить интеллект ребенка. В полутора миллиардах ныне живущих мусульман не наберется и дюжины толковых ученых. Тот конгломерат, который сейчас называется «исламским миром», в некотором смысле похож на гигантских рептилий юрского периода.

— На динозавров, дорогой, — сказала Олеа, — этот термин для всех привычнее.

— Да, я это и имел в виду. Популяция, которая принесла потенциал прогресса в жертву наращиванию биомассы. Любое резкое изменение условий внешней среды убьет их.

— Резкое изменение? — переспросила журналистка, — вроде ледникового периода?

Доктор философии отрицательно качнул ладонью.

— Нет, Либби, тут достаточно изменения геополитической среды. Появится какой-либо новый политический вид, не связанный симбиозом с «исламским миром», нарушится сложившееся политико-экологическое равновесие, и через пару десятилетий все будет кончено. По такому сценарию уже погибло множество цивилизаций-динозавров.

— Кстати, — добавила Олеа, — симбионты динозавров обычно гибнут вместе с ними.

— Цивилизации Европы, по-вашему, тоже скоро крышка? — уточнила Либби.

— Не знаю, — Олеа пожала плечами, — Но, по логике получается так.

— А под «симбиозом» вы понимаете нефть? — уточнил граф.

— Нет, — ответил Ван-Вирт, — Объективно, арабская нефть не нужна «Первому миру». Потребление арабской нефти служит, чтобы искусственно поддерживать сырьевую зависимость от чужого и предельно агрессивного «исламского мира». Смысл здесь в обеспечении авторитета истеблишмента «Первого мира». Он получает тем больше полномочий, чем убедительнее может показать народу внешнюю угрозу.

— Пожалуй, да, — граф снова стряхнул пепел с сигары, — Интересный поворот мысли.

Часть VI. Немыслимое, как метод

1. О пользе мифов Эллады

Андаманское море.

Акватория Бирмы у северной границы Таиланда.

Островок на юге архипелага Мергуи.

Одним из плюсов деревень морских кочевников «оранг-лаут» в том, что эти деревни расположены прямо на воде, точнее, на высоких бамбуковых сваях на относительном мелководье. Бамбуковые платформы, служащие фундаментами для легких домиков, обрываются на глубину не менее человеческого роста, поэтому к ним может спокойно подойти судно, имеющее осадку до полутора метров. Второй плюс — это наличие над центральным каналом-улицей больших навесов, под которыми собирается локальное торжище. Навес защищает и от солнца и от дождя, чтобы ни то, ни другое не мешало коммерческой жизни. Навес защищает также от посторонних глаз. Если вы в хороших отношениях с олдерменами деревни и можете выдать деревне энную сумму денег, или полезных товаров (это даже предпочтительнее), то вам разрешат использовать крытый канал для вашего бизнеса, а торжище временно сдвинут под открытое небо.