Путешествие в Завтра

Люди в цехе отсутствовали. Это была обычная автоматическая линия. Она действовала самостоятельно и безупречно. На фоне стен, выложенных белыми керамиковыми плитками, четко выделялась длинная цепочка станков, электропечей и механизмов, связанных единым трудовым процессом.

Станки деловито выполняли свои операции, подобно живым одушевленным существам, крепко сцепившись между собою в непрерывную взаимосвязанную линию. Ничто не нарушало их напряженной работы. И даже густые южные растения, выстроившиеся вдоль цеховых стен, казались естественным дополнением к этой живой шеренге машин. Она равномерно дышала. Казалось, станки переговариваются между собою на своем механическом языке.

Прокофьев стиснул меня за локоть и восторженно проговорил:

— Ну, каково? А?.. Завод-сад, да и только!..

Пораженный скорее полным безлюдьем, чем обилием машин, я молчал.

— А ведь это только одна боковая ветвь основной линии, — продолжал Прокофьев, почти захлебываясь от увлечения. — Сейчас мы ее рассмотрим внимательнее. Здесь, на участке каких-то пятидесяти метров, делают поршни — точнейшую деталь одной из наиболее сложных машин: двигателя внутреннего сгорания. Соседняя линия изготовляет коленчатые валы. Еще одна линия — шатуны. Затем идут линии, делающие клапаны, распределительные валы, шестерни, вкладыши. Каждую из ведущих деталей будущего двигателя производит отдельная автоматическая линия. А затем все эти линии сходятся, подобно ветвям дерева, у основного ствола — на главной сборочной линии. К стволу главной линии примыкает автоматическая ветвь литья и обработки основной детали мотора — блока цилиндров. Вокруг главной линии и строится весь последующий процесс сборки двигателя. Однако начнем по порядку, не так ли?

Прокофьев решительно повел меня к началу автоматической линии:

— Глядите, вот отсюда и начинают свою жизнь поршни!

Аккуратная стопка продолговатых чушек алюминиевого сплава лежала на острых зубьях металлического транспортера.

В тот самый момент, когда я подходил к машине, раздался резкий треск. Сквозь распахнувшуюся дверцу, дохнувшую на меня жаром, просунулся стальной захват. Он стиснул очередную алюминиевую чушку и втянул ее в огнедышащее чрево машины.

Новая чушка скатилась на место захваченной. Механизм транспортера замер, чтобы через некоторое время повторить ту же операцию.

Я приник к темному кварцевому глазку печки. В глубине ее я видел, как алюминиевая чушка медленно передвигалась в направлении раскаленной ванны, в которой искрился и переливался расплавленный металл.

Разогретый электрическим током до строго определенной температуры, жидкий металл тонкой огненной струей лился в стальное горло дозатора. С математической точностью через равные промежутки времени дозатор отмерял порцию металла. Его как раз должно было хватить для изготовления одного поршня.

Этот раскаленный глоток металла автоматически выливался в одну из стальных форм. Формы периодически подавались конвейерной лентой к выходному отверстию дозатора.

Переходя от глазка к глазку вдоль стены механической печи, я рассматривал весь процесс отливки поршня. Вот разнимается на две части стальная форма. Вот из нее вываливается раскаленная отливка поршня. Одна, другая, третья…

По своей форме отливка еще очень далека от того поршня, который знаком каждому, кто когда-либо имел дело с мотором.

Торчат неуклюжие выступы. Они были необходимы для получения однородной структуры отливки. Однако теперь выступы уже не нужны.

Огнедышащая заготовка поршня попадает в кислородный станок. Автомат тут же обрезает ненужные теперь литники. Небольшой конвейер отправляет обрубленные куски металла обратно в электроплавильную печь. А поршень идет все дальше и дальше вдоль линии станков.

— Не думайте, что на этом заканчивается термическая обработка поршня, — поясняет мне Прокофьев. — Вот деталь подается теперь в термопечь. Там она будет медленно остывать на протяжении шести часов. Это делается для того, чтобы металл поршня приобрел нужную структуру. Однако не беспокойтесь, автоматическую линию мы на это время не остановим. В обрабатывающие станки уходят сейчас заготовки, отлитые ровно шесть часов тому назад. Они скапливаются в специальном бункере, образуя необходимый для работы автоматической линии запас. Поршни обладают требуемой вязкостью. Каждый поршень перед поступлением в станок автоматически проверяется на качество металла. В случае неудовлетворительных свойств поршень немедленно отбрасывается автоматом в сторону.

Следуя за движением поршня, мы переходим к новому участку линии. Здесь деталь подвергается механической обработке — ее обтачивают и шлифуют.

Десятки инструментов касаются цилиндрического тела заготовки. Стиснутый пневматическими захватами, поршень, как живой, сам поступает под инструмент, поворачивается к нему обрабатываемой стороной, отходит в сторону после обработки. Специальные фрезы наносят на поверхность поршня канавки.

В тело его вонзаются сверла. Бешено вращающиеся шлифовальные круги полируют наружную поверхность поршня, доводя ее до точнейших размеров, контролируемых здесь же, на станке.

Наконец специальный станок-весы взвешивает поршень.

Автомат тут же высверливает внутреннюю его часть ровно настолько, чтобы довести вес детали до требуемой величины.

Эти процессы происходят с головокружительной быстротой на десятках, связанных между собою станков. Все время деталь находится под непрерывным контролем и проверкой сотен автоматических приборов. Они учитывают температуру инструмента, заготовки, охлаждающей инструмент жидкости. Они принимают во внимание даже возможный износ инструмента и все другие причины, способные повлиять на точность обработки.

Я вижу, как блестящий новенький поршень попадает наконец в лудильную ванну. Это заключительная стадия обработки.

Специальный автоматический анализатор постоянно регулирует химический состав ванны.

И именно здесь, в самом конце автоматической линии, я вижу наконец хозяина — человека.

Молодой рабочий сидит в легком кресле у широкого пульта управления. Перед его глазами не только упрощенная схема всей автоматической линии, с сигнальными лампами и указателями, — перед ним кнопки управления звеньями этой сложной цепи машин.

Небольшие шкафы с контрольной аппаратурой и приборами управления на расстоянии установлены возле каждого станка.

Все эти приборы, реле, сигнальные лампы так связаны между собою, что любая неполадка или задержка в изготовлении детали немедленно устраняется, и тут же дается сигнал дежурному диспетчеру. Вместе с двумя помощниками он является основным аварийным наладчиком линии. Он устраняет на месте неисправности, он отвечает за правильность работы автоматов.

— Я уже говорил вам, эта линия — лишь одна из многих десятков ветвей, примыкающих к главному стволу завода — сборочной линии, — рассказывает мне Прокофьев, когда мы входим с ним в основное здание завода. — Теперь смотрите внимательнее. Мы переходим к главной линии. На ней из всех деталей, поступающих с боковых ветвей, собирается основной агрегат — двигатель.

Мы останавливаемся в просторном зале, залитом солнечным светом. Свет пробивается сквозь стеклянный потолок. Со всех сторон, подобно ручьям, впадающим в полноводную реку, в зал сходятся автоматические линии изготовления деталей мотора. Они сливаются в одну линию стальных машин. А она, подобно главному каналу, пересекает все заводские помещения. Где-то там, вдалеке, в уходящем пространстве цеха, возникают из расплавленного металла чугунные блоки двигателей. Стиснутые стальными руками транспортера, они проходят около сотен инструментов длинного ряда станков. Станки сверлят, строгают, шлифуют литое тело будущего двигателя.

Десятки сверл врезаются одновременно в неуступчивый металл блока. Переходя от одной группы станков к другой, блок будущего мотора поворачивается, подставляя острым граням инструмента то одну, то другую сторону.