Каникулы совести (СИ)

— Как вы себя чувствуете? — деловито поинтересовались ушлые эксперты.

— Честно говоря, хреново, — хрипло прогнусил Саша без особого, впрочем, огорчения в голосе. Но мы, зрители, всё-таки слегка расстроились: не то что нам было жалко именно этого, конкретного Александра — в конце концов, он сам выбрал свою участь, — просто даже самому циничному и тёртому барыге всегда хочется верить в чудо.

И оно свершилось!

Конечно, не сразу — иначе не было бы интриги. Ещё день-другой наш доброволец провалялся в студийной постели с температурой 41,1 и артериальным давлением 10/0 (все показания приборов автоматически транслировались на телеэкраны), ещё одну мучительную для всех ночь — без сознания (как уверяли эксперты, в коме), — и только затем — когда мы, несчастные зрители, уже похоронили его и оплакали — резко пошёл на поправку.

Сначала спал жар. Как со слабым смехом признавался сам Александр, утром ему спросонья показалось, будто на него ведро воды выплеснули — и он сдуру обматерил оператора, заподозренного в глупой шутливости. Днём позже пришли в норму давление и пищеварение, понемногу исчезли высыпания и желтизна. Правда, руки всё ещё слегка дрожали, — но это-то как раз неудивительно: после того злополучного пюре у него и маковой росинки во рту не было. Впрочем, он тут же, прямо в эфире, заказал себе метровую пиццу с ветчиной, грибами и оливками. Выглядел он вполне бодрячком, наворачивал с аппетитом, не сипел и не чихал и знай себе улыбался в камеру — измученной, но счастливой улыбкой.

Но настоящей сенсацией стали результаты анализов. Невероятно, но факт: уже на седьмой день эксперимента в крови и прочих жидкостях героя не обнаружилось и следа мерзкого вируса. По всем параметрам Александр Гнездозор был абсолютно здоров!

Подтасовки исключались — среди независимых экспертов числились люди очень серьёзные, профессора, доктора наук, академики РАН, РАМН и РАБЭИН с громкими, мирового значения именами, коими они едва ли стали бы рисковать ради дешёвого розыгрыша. А после того, как в передачу наведался академик Борис Любавин, главный российский иммунолог, сомнений и вовсе не осталось: нам посчастливилось столкнуться с редкостным, никогда прежде так близко не виданным, малоизученным природным феноменом.

Конечно, эксперты не были бы экспертами, если б сдались так легко. Вирус, теперь уже путём инъекции, ввели повторно, потом ещё раз, но тут уж наш герой даже не чихнул. Тогда пришло время других заявленных в программе номеров. Жестокая, не на жизнь, а на смерть, борьба между врачами и Гнездозором продолжалась ещё несколько месяцев — и порой нам казалось, что медики передавят. Но каждый раз всё шло по одной и той же схеме. От получаса до трёх дней после «прививки» испытуемый чувствовал лёгкое или чуть менее лёгкое недомогание (однажды ему даже пришлось полежать под развесистой, многоцветной, похожей на новогоднюю ёлку капельницей). Затем самочувствие его приходило в норму, после чего делались все необходимые анализы. Фантастика!!! А счастливый пациент, казалось, выглядел ещё бодрее, чем до болезни, — и, томно возлежа на кушетке, вёл светские беседы с отважными гостями шоу, знаменитостями всех мастей, слетавшимися на него, как мухи на мёд.

Словом, если для кого эксперимент и был мучителен, то никак не для нашего персонажа. В самом его разгаре, когда дело как раз дошло до пресловутого СПИДа, у главного эксперта, академика РАН, директора Института Медицины Виктора Эндуро случился инфаркт прямо в прямом эфире — что немного скомкало ход исследования, но зато подняло и без того зашкаливающий рейтинг телеканала ещё на несколько позиций.

К этому времени бывший историк-архивист, а ныне телезвезда Александр Гнездозор был уже несусветно популярен. Именно его признали «Человеком Года» по результатам сетевого опроса. Его округлое, окаймлённое тёмными кудрями лицо — немного бледное, но приятное, с глубоко посаженными серыми глазами и милой, чуть робкой улыбкой крупных губ — не сходило со страниц сетевой прессы и крупнейших глянцевых журналов, в том числе и зарубежных. Известнейшие издательства облизывались выпустить в свет автобиографию удивительного уникума, который если и был шарлатаном, то шарлатаном гениальным. Но Александр всё с той же обаятельно-скромной улыбкой отклонял все предложения, поясняя, что рассказать ему пока нечего — сам для себя он, дескать, ничуть не меньшая загадка, чем для других, да, в общем, затем-то и затеял весь этот сыр-бор, чтобы учёные, наконец, раскрыли ему тайну его могучего здоровья. Те, однако, тоже пока ничего не могли сказать — и лишь пожимали плечами перед телекамерами, уверяя, впрочем, что при должном финансировании готовы, не покладая рук, биться над проблемой.

Ещё сильнее — если только могло быть сильнее — закрутил интригу следующий эпизод. Когда фантазия экспертов, уже и так успевших привить терпеливой жертве всевозможные сочетания вирусов, включая и редкие, экзотические, специально вывезенные из ряда жарких стран, начала иссякать, а суть феномена яснее так и не стала — по всем данным Александр оказался вполне обычным человеком, разве что состояние его внутренних органов соответствовало даже не тридцати пяти, а десяти годам, — кто-то из особо активных «фанов» предложил попросту вколоть испытуемому смертельную дозу героина — и посмотреть, что будет. Тут уж даже самые циничные и матёрые журналисты взбунтовались; сам Гнездозор, однако, услышав это заманчивое предложение, с очаровательной улыбкой заявил, что он отнюдь не против «расширения рамок» — и даже обеими руками за.

Увы, тем, кто всё ещё надеялся увидеть на экране возбуждающе-физиологическое зрелище умирания, вновь пришлось испытать жестокий облом. У Александра и впрямь некоторое время наблюдалось сужение зрачка и лёгкое ускорение сердечной деятельности, да в поведении его, пожалуй, выказалась лёгкая эйфория, — но это, пожалуй, и всё, что принес ему сей смелый и, по его признанию, первый в его жизни экскурс в мир наркотиков — экскурс, пусть без особых впечатлений, но всё же длившийся ровно до тех пор, пока, наконец, последние остатки вещества, благополучно переработанного мощным организмом телезвезды, не вышли обратно с мочой, потом и прочими выделениями, так и не причинив герою ни малейшего вреда.

На какое-то время после этого эксперты как бы немного сошли с ума: казалось, они задались целью опробовать на своём подопечном все известные и неизвестные науке яды. Гнездозор был на всё согласен — и знай себе улыбался своей очаровательно-смущённой улыбкой. Методы применялись самые разные — от капельниц, обвёртываний и ароматических курений до банального введения в пищевод… да что там «введения», скажем проще — храбрый Саша попросту ел смертельные порошки ложкой, причмокивая для пущего эффекта! Гвоздём программы стал визит в студию некоего дряхлого, в своё время очень популярного эстрадного певца, который собственноручно, прямо в эфире, по старому бабушкиному рецепту приготовил мученику «соляночку» (как он любовно выразился) из бледных поганок, каким-то одному ему известным способом обработав их так, чтобы исчез неприятный привкус. Угощение Александру очень понравилось — и он, уже профессионально небрежничая перед камерой, произнёс, утерев рот бумажной салфеткой: — Хорошо, но мало (фраза тут же обрела крылья и долго ещё мелькала в разных заголовках, цитатниках и «шапках»). После этого проект пришлось-таки закрыть — хозяева телеканала оказались достаточно мудры для понимания того, что уходить следует на пике успеха.

Впрочем, по части рейтинга «333» и так успел существенно обогнать всех потенциальных конкурентов.

Александр же Гнездозор продолжал своё уже автономное плавание в волнах скандальной славы. Какое-то время он просто, что называется, звездил — снимался во всевозможных шоу, участвовал в развлекательных передачах и дружеских попойках, тусовался и прочее. Обладая счастливым умением при надобности не спать неделями, не теряя свежести и бодрости, он с лёгкостью успевал везде и всюду.

Он так и остался необъяснённым.