В когтях страсти

я не буду, еще заразишься чем-нибудь. Рожай без меня.

— И кто же жених? — спросила Раиса, решив, что больше обижаться не будет. Разговор намечался серьезный, и она могла что-то с него поиметь.

— Вообще-то могу обойтись без тебя, но так надежнее.

Раиса отхлебнула мартини. Разговор шел серьезный, и этот бывший замухрышка тоже не шутил. Что-то ему от нее нужно, но главное тут — не продешевить. Уж слишком часто Раиса в жизни спешила схватить золотую птицу счастливой судьбы и все промахивалась — утром проснешься, а птичка уже в небе порхает.

— Рассказывай, Толик. — Раиса старалась говорить мягко, горловым голосом, который стольких сводил с ума. Как хотелось, не вышло, уж очень она прокурила и пропила этот голос.

— Закурить не найдется? — спросила она.

— Курить тоже завязываем, — сообщил Анатолий.

— Перебор, — сказала Раиса. — Курить не завязываем. Рака легких не опасаемся.

— Курить ты бросишь, когда узнаешь, что стоит на карте.

— Тогда говори, что стоит на карте.

— Может, ты догадывалась, что я к тебе неровно дышу, — начал Анатолий.

— Со времен средней школы.

— Почти забыла, — призналась Раиса, — растаяло как дым отечества.

— Не кривляйся, — укорил ее Анатолий. — Тебе это не идет.

— А ну, уберем из общения этот учительский тон, — сказала Раиса, которая за свою жизнь научилась поддерживать беседу в любом обществе. Она легко схватывала слова и понятия, даже начатки языков. Она в Турции могла лучше любого челнока объясниться. А про Польшу и не говорим.

— Я советовался с докторами наук, — сказал он, — пришлось вложить большие бабки. Они мне как бы надавали советов. Ты слушаешь? Значит, я теперь знаю, как сделать. Бабки у меня как бы есть. Начнем хоть завтра. Я уже договорился с роддомом и консультацией — возражений не имеется. Но конечно, абсолютно как бы тайна.

— Слушай, Толик, не мути. Чего тебе от меня надо? А то я уж бояться начала. У тебя в глазах оголтелость.

— Мне ты нужна, неужели не поняла?

— Если я, тогда к твоим услугам, только потраченная молью.

— Мне ты нужна молодая, как я любил. Ты что, не понимаешь, что у меня к тебе как бы чувство было?

— Обратного пути история, прости, Толик, не знает.

— Теперь знает! Мы берем твою клетку, мы ее, прости, оплодотворяем, и ты выращиваешь. Кто рождается?

— Ты охренел, Толик?

— Спокойно. Я пока терплю. У меня жизненная ставка.

Раиса трясла головой, старалась понять, что происходит. Происходило что-то опасное и даже постыдное для нее. А до конца она не понимала.

Анатолий тоже не мог ей втолковать, чего он хочет — не снаружи, в действительности, а чего он хочет в душе. Что им движет.

Ну как объяснишь этой тумбе, что ты прожил свою жизнь именно так, как случилось, из-за нее! И может, даже ради нее. А потом узнал, что она его подло обманула. Когда он завоевал половину мира и пришел, чтобы кинуть к твоим ногам, оказалось, что твои ноги — единственное, что от тебя осталось. Остальное необратимо исчезло. И тут-то оказалось, что жизнь прожита