БЕЗ ПРОТИВОРЕЧИЙ

– Кормить блох? Что ты хочешь этим сказать?

– Ну, когда становится невмоготу, я всегда говорю себе, что должна выбиться туда, где всякая вшивость не будет допекать меня, как укусы блох, но похоже, везде все одинаково, только блохи, наверное, крупнее.

– Значительно крупнее.

Девушка немного помолчала, словно размышляя.

– Забавно, – грустно сказала она в ответ на какую-то свою мысль.

– Что забавно?

– Я когда-то читала книгу, в которой говорилось, что великие люди всегда несчастны, и чем они значительней – тем несчастней. Тогда это показалось мне нелепостью, но может быть, это правда.

– В большей степени, чем ты думаешь.

Девушка отвернулась. На ее лице отразилось беспокойство.

– Почему ты так переживаешь за великих людей? – спросил Таггарт. – Ты что, своего рода идолопоклонница, обожательница героев?

Она повернулась, посмотрела на него, и на ее оставшемся серьезным лице он увидел свет внутренней улыбки; это был самый красноречивый взгляд, который он когда-либо ловил на себе.

– Мистер Таггарт, чем же тогда восхищаться, кого уважать? – тихим, бесстрастным голосом ответила она.

Внезапно раздался скрипучий звук, не похожий ни на звонок, ни на гудок и продолжавший звучать с раздражающей настойчивостью.

Девушка вскинула голову, словно проснувшись от звона будильника.

– Пора закрываться, – вздохнув, с сожалением сказала она.

– Иди оденься, я подожду тебя на улице, – сказал Таггарт.

Она смотрела на него, широко раскрыв глаза, словно из всего, что могло случиться с ней в жизни, это было нечто, о чем она не смела даже помышлять.

– Кроме шуток? – прошептала она.

– Кроме шуток.

Девушка повернулась и побежала к двери служебного помещения, забыв о прилавке, о своих обязанностях и о том, что, принимая приглашение мужчины, женщине следует сохранять хладнокровие.

Некоторое время Таггарт стоял и, прищурившись, смотрел ей вслед. Он не пытался определить природу того, что чувствует, – никогда не разбираться в своих эмоциях было единственным жизненным правилом, которого он строго придерживался. Он просто ощущал это чувство в своей душе – оно было приятным, и он больше ничего не хотел о нем знать. Но это чувство породила мысль, которую он не хотел высказывать. Он часто встречался с девушками из более низких слоев общества, с девушками, которые с неутомимым притворством демонстрировали глубокое уважение к нему и по весьма очевидным причинам буквально осыпали его грубой лестью. Они не нравились ему, но и не вызывали отвращения. Их общество забавляло его, и он держался с ними на равных, участвуя в игре, которую считал вполне естественной для обеих сторон. Эта девушка была совсем другой.

В голове у него все время вертелись невысказанные слова: «Черт возьми, эта дурочка не лукавит».

Он с нетерпением ждал ее, стоя под дождем, сегодня вечером она оказалась единственным нужным ему человеком, и это не вызвало в нем беспокойства или удивления. Он не пытался определить, почему она нужна ему. А неопределенное и непроизнесенное не могло вылиться в противоречие.

Когда девушка вышла из магазина, Таггарту бросилось в глаза необыкновенное сочетание: ее лицо выражало застенчивость, но она шла с гордо поднятой головой. На ней был некрасивый плащ, казавшийся еще более безобразным из-за дешевых украшений на отворотах, и маленькая шляпка с плисовыми цветочками, вызывающе красовавшаяся среди ее кудряшек. Как ни странно, из-за гордо поднятой головы это убогое одеяние выглядело довольно привлекательным, было видно, что она умеет носить одежду, даже некрасивую.

– Хочешь, поедем ко мне и чего-нибудь выпьем? – предложил Таггарт.

Девушка молча кивнула в знак согласия, словно боялась, что не найдет нужных слов, чтобы выразить это. Затем, не глядя на него, она сказала, словно обращаясь к себе самой:

– Сегодня вечером вы никого не захотели видеть, но вы хотите побыть со мной…

Никогда в жизни он не слышал в голосе человека таких торжественных ноток гордости.

Она молча сидела рядом с ним в такси и смотрела на небоскребы, мимо которых они проезжали.

– Я слышала, что в Нью-Йорке случаются подобные вещи, но никогда бы не подумала, что это может произойти со мной, – сказала она некоторое время спустя.

– Откуда ты родом? – Из Буффало.

– У тебя есть семья? – Вроде бы. Там же, в

– Что значит – вроде бы?

– Я ушла от них.

– Почему?

– Я подумала, что, если хочу чего-нибудь добиться в этой жизни, должна уйти.

– Но почему? Что случилось?

– Ничего. Ничего и не могло случиться. Именно это я и не могла больше выносить.

– То есть?

– Они… мистер Таггарт, мне кажется, я должна сказать вам правду. Мой отец всегда был неудачником и никчемным человеком, а матери было наплевать на это, и мне в конце концов надоело, что всегда получалось так, что из нас семерых только я имела постоянную работу, а им все время не везло. Я подумала, что, если не уеду, это меня добьет, и я, как и они, сгнию в этой дыре. Однажды я купила билет на поезд и уехала. Я даже не попрощалась с ними. —

Девушка тихонько хихикнула. – Мистер Таггарт, это был поезд вашей компании.

– Когда ты приехала в Нью-Йорк?

– Полгода назад.

– И ты здесь совсем одна?

– Да, – радостно ответила девушка.

– И что же ты хотела делать?

– Ну… добиться чего-нибудь своими силами.

– Чего?

– Не знаю… люди же добиваются своего в этом мире. Я смотрела на фотографии Нью-Йорка и думала. – Она указала на громадные здания за размытыми окнами такси. – Я думала: ведь кто-то же построил эти здания, кто-то не просто сидел и ныл, что на кухне грязно, крыша течет, водопровод забился и этот проклятый мир так опостыл что… – Она, вздрогнув, подняла голову и посмотрела ему глаза: – Мистер Таггарт, мы нищали на глазах, и нам было наплевать на это. Я не могла с этим смириться. Им действительно было все равно. Они не хотели и пальцем шевельнуть, даже чтобы вынести мусорное ведро. А соседка твердила, что я обязана им помогать, мол, неважно, что случится со мной, с ней – с любым из нас, потому что мы бессильны что-либо изменить. – Живой, веселый взгляд словно обнажил душу девушки, и Таггарт увидел, что ей очень тяжело и больно. – Я не хочу говорить о них, – сказала девушка, – тем более с таким человеком, как вы! То, что я встретила вас… С ними этого и быть не могло. И я вовсе не собираюсь делиться этим с ними. Это мое, а не их.