Ковчег

Последняя капля ликера стекла в рот Маррисона, губы его скривились, и отброшенная бутылка вдребезги разбилась о ребро книжного стеллажа.

— Да что вы вытворяете, в конце концов?! — не выдержал Занудин, в чем мать родила выскакивая из постели.

На лице пьяного Маррисона выступила краска смущения. Он виновато развел руками и громко икнул.

— А где Музыкант? Я ведь, кажется, пошел искать Музыканта… — залепетал Маррисон.

— Так вы — товарищ Музыканта? Увы и ах, его тут нет! Если бы вы так не набрались, то давно бы уже заметили, что здесь только я со своими голыми, прошу прощения, мудями, мечтающий об одном: остаться наконец в одиночестве и заснуть! Спасибо за ваши бредни, которые я выслушиваю четверть часа кряду, но теперь с меня довольно, ступайте!

Занудин ловко ухватил длинноволосого гостя в подмышках и поволок к выходу из комнаты.

— Мистер Сосунок, щекотно же! — хихикал и кривлялся Маррисон.

— Почему я, к чертям собачьим, сосунок-то?!

Выбравшись в полумрак коридора, Занудин и Маррисон нос к носу столкнулись с Музыкантом. Тот оказался не намного трезвее своего заплутавшего друга.

Музыкант на секунду задержал взгляд на межбедерной поросли Занудина, затем перевел глаза на Маррисона.

— Ты где, Маррисон, лазаешь, в натуре?! Я тебя везде обыскался.

— Отстань.

Музыкант вновь скользнул взглядом по мужскому достоинству Занудина.

— А ты чего, Занудин, без «всего»?

— Как чего?! Потому что…

— Ладно, не мое дело!.. Пошли, Маррисон. Время. Тебе возвращаться пора.

Оба, шатаясь и поддерживая друг друга, удалились в комнату Музыканта.

Занудин был зол на себя, на Маррисона, на Музыканта. Прежде всего — на себя. Дурак. Даже не подумал запереться, как поступают другие!

Возвращаясь в свой номер, Занудин обратил внимание на новую табличку, повешенную на дверь:

СОСУНОК

— Ух, эти Панки! — скрежеща зубами, Занудин сорвал табличку и закрылся в комнате.

Подобрав осколки битого стекла с ковра, он вдумчиво покурил и снова устроился в постели. Но сон, проныра, к Занудину не шел. «Маррисон, Маррисон, Джин Маррисон… что-то же вертится в голове!..»

…Только неделю спустя, по наитию перебирая на полке автобиографические справочники, посвященные разнокалиберным знаменитостям, в руки Занудину попалась книга, где он встретил это имя и увидел фотографии, с которых взирало лицо ночного гостя. А ведь «носителя» лица, если Занудин еще не успел сойти с ума, он наблюдал в непосредственной близости, вживе…

ДЖЕЙНС ДАКЛАС МАРРИСОН,

УМЕР 2 ИЮЛЯ 1971 Г. В СЛАВНОМ ГОРОДЕ ПАРИЖЕ

ОТ СЕРДЕЧНОГО ПРИСТУПА, ОСЛОЖНЕННОГО УДУШЬЕМ

— 27 —

На следующий день Музыкант не появился ни к завтраку, ни к обеду, хотя Занудин подсознательно желал их встречи. По крайней мере полночи ему навязчиво снился вопрос, который бы он задал соседу, готовясь получить в ответ некое сногсшибательное пояснение. Но таинственный вопрос досадно забылся еще в момент пробуждения, а Музыкант из своей конуры носа так и не показал. Прогуливаясь туда-обратно по гостевому этажу, Занудину довелось наблюдать, как Даун входил в его (Музыканта) номер с йогуртами и пивом (в воздухе коридора тут же распространились кислые пары перегара). «Ну да, тяжелое утро после вчерашней попойки», — отметил про себя Занудин и проследовал дальше.

Пытаясь разобраться в причине своего бодрого и любознательного состояния, Занудин пришел к выводу, что больше чем хотелось бы взбудоражен происшествием этой ночи. О странном визитере Маррисоне Занудин решил расспросить у остальных обитателей придорожного заведения. Но те лишь пожимали плечами, переглядывались, таинственно улыбались. Жильцов, кроме уже известных, в «Ковчеге», по их словам, не было, а о ночных гостях никто слыхом не слыхал. Занудину оставалось довольствоваться тем, что с подобной чепухой хотя бы убил дообеденное время.

Вторую половину дня Занудин посвятил более тщательному знакомству с приютившим его домом. Пространственное мышление Занудина не могло не подсказывать о существовании других, больших и малых, помещений внутри «Ковчега», бывать в которых ему еще не доводилось. Но получить представление, что они собой представляют — не удалось. Все многочисленные двери, на какие он то здесь, то там натыкался, были заперты. Единственной, не лишенной иронии удачей оказался не имевший замка общий туалет в конце по коридору гостевого этажа. Дверь, чуть скрипнув, подалась. Взгляд заскользил по белоснежному изразцу, голубым умывальникам и писсуарам.

— Поразительно, — вымолвил Занудин, не желая расстраиваться из-за скромного результата своих поисков, — по нужде-то я как раз и хотел…

Потом Занудин коротал время на свежем воздухе. Изучал местность, в которой очутился. Тишина, бездорожье, редкий корявый лес — было в окружавшем пейзаже что-то вымершее и наполняющее душу тоской. Занудин копнул носком землю, поиграл осанкой, придавая ей то гордый, то пристыженный вид. Лопатки упруго, до мелкого зуда натягивали на спине кожу и, если подключить фантазию, казались обрубками отсеченных крыльев. Занудин неторопливо обошел «Ковчег» вокруг. Ничего странного, а тем более сверхъестественного (вспоминался день появления в «Ковчеге»), не обнаружил. С первыми каплями дождя Занудин вернулся в дом.

В холле он повстречал слоняющегося со стаканом в руке Поэта. Если Занудина все-таки стесняло его безделье, то Поэт в подобном же амплуа выглядел уверенно и органично — это вызывало легкую зависть.

— А-а, Занудин! Мое почтение, батенька. Откуда вы?

— Да так. Вздумалось прогуляться, взглянуть на фасад.

— Ясненько… Дождь вроде бы начался. Или мне померещилось?

— Грибной такой, знаете.

Оба томно помолчали.

— Скучновато вам? Никак не найдете себе места?

— Вовсе нет, — соврал Занудин.

Поэт покачал головой.

— Вот что. А заходите после ужина ко мне! Не побрезгуйте. Проведем уж как-нибудь досуг, скоротаем времечко…

* * *

Поначалу Занудин хотел проигнорировать это приглашение, но интерес пересиливал. Своими глазами взглянуть, как живет один из «ковчеговцев», казалось затеей весьма заманчивой, и Занудин решился на визит.

Вернувшись к себе после ужина, Занудин с полчаса отдыхал, затем выкурил перед зеркалом сигарету и вышел в коридор. Остановился возле двери с табличкой «Поэт». Шмыгнул носом и постучал.

— Это вы, Занудин? — послышалось изнутри. — Проходите, я не запирал.

Откашлявшись в кулак, Занудин вошел и огляделся. Признаться, он предполагал, что окажется в апартаментах похлестче, чем те, какие достались ему. Но комната, вопреки ожиданиям, выглядела скромно обставленной и к тому же порядочно захламленной. Повсюду была разбросана скомканная исписанная бумага, валялись потрепанные книги, пустые бутылки, ковролин был изгажен сигаретным пеплом и затерт до залысин.

— Не смотрите так. Я чертовски неаккуратен, что правда то правда, — отозвался Поэт. — Не аристократ…

Поэт сидел в дальней части комнаты за письменным столом и в довольно замысловатой позе. Самое интересное — заговорив, даже не повернул головы — ситуацию он, натурально, прочитал затылком. Что-то в его руках щелкало. В следующий момент до смущенного Занудина дошло ― эксцентричный хозяин всего этого бардака занимался подстрижкой ногтей. На ногах.

— Ну что — может, в шахматы? — уныло спросил Поэт, по-прежнему не оборачиваясь. Энтузиазм в интонации если и прослеживался, то самая ничтожная крупица.

Занудин пожал плечами и что-то промямлил.

— Впрочем, у меня и шахмат-то нет… это я чего-то так, не подумавши брякнул.

Занудин продолжал топтаться на месте.

— Хотите, я вам стихи почитаю? — совсем уже тягостным тоном произнес Поэт, словно делал Занудину одолжение. В воздух взметнулся очередной обрезанный ноготь и на фоне лампового света отлил желтым…