Пути Предназначения

— Бенолийцы никогда так не проголосуют! — вскричал Пассер.

— Проголосуют, — уверенно сказал Северцев. — Это уже наша забота. При таком изобилии республиканских партий, как в Бенолии, недостатка в убедительных пропагандистах не будет.

— Это невозможно! — грохнул кулаками по столу Адвиаг. — Чтобы свора грязнокровых плебеев решала судьбу императора! — вскочил он. — Холопам не дано определять поступки богоизбранного государя, наместника пресвятого в этом мире! Никто не смеет покушаться на божественное право императора!

Северцев рассмеялся.

— Однако богоизбранность Максимилиана и Филиппа не помешла вам искать для них киллера. Так почему же вы не хотите возблагодарить пресвятого за то, что он сделал правителем Бенолии и властелином вашей личной судьбы тупого садиста, а в преемники ему прочит столь же скудоумного маньяка? Тем более, что ваши собственные жертвоприношения на алтарь богоизбранности уже готовы — это Винсент Фенг и Ринайя Тиайлис.

Дронгер попятился, опрокинул стул.

— Это запрещённый приём, — сказал он. — Так дискуссии не ведут. — Дронгера била дрожь.

— А я с вами и не дискутирую. Вы пленитель, я пленник. Мы на войне, Адвиаг.

— И ваши удары сокрушительны, — тихо проговорил Пассер.

— Зато бесполезны, — покривил губы Северцев. — Мой вариант развития событий вы отвергли.

— Думаете, его примут ваши центристские вожди?

— Надеюсь на это. Однако если глава центристской партии и его Генеральный совет такой вариант отвергнут, а взамен не предложат ничего лучшего, продолжая настаивать исключительно на силовом решении проблемы, я из центристской партии уйду.

— Но ваша клятва… — пробормотал ошарашенный Пассер. — Вы ведь давали присягу!

— Да, вы правы, нарушение клятвы всегда и позорно, и бесчестно. Однако бывают случаи, когда соблюдением клятвы опозоришь и обесчестишь себя несоизмеримо больше, чем её нарушением. К тому же, если придерживаться буквы присяги, то и тогда я должен буду отказаться от центристов, поскольку клялся выполнять приказы, которые идут на пользу Бенолии, а не во вред. В условиях, когда излишек политического напряжения можно снять тихим дворцовым переворотом, а силовую революцию заменить бархатной, силовое решение проблемы становится преступлением.

— Зато гарантирует верховное положение вашей партии, — возразил Адвиаг.

— Я присягал служить народу Бенолии, а не собственным амбициями и, тем более, не властным устремлениям моих лидеров.

Адвиаг поднял стул, сел.

— Вы понимаете, что если эти слова услышат ваши вожди, то вам, по всей вероятности, будет вынесен смертный приговор как предателю?

— Не по всей вероятности, а точно вынесут, — усмехнулся Северцев.

— Но почему тогда вы связались с центристами? И так абсолютно верны им?

— Как видите, не абсолютно.

— Не понимаю. Почему?

— Потому что я верен присяге, которую давал по собственной воле и свободному выбору. Я клялся служить народу Бенолии.

Адвиаг опустил голову. Несколько мгновений молчал. Потом вперил в Северцева острый пронзительный взгляд.

— И во имя этой клятвы вы переступите даже через жизнь сына?

— Мой сын уже мёртв, — ответил Северцев.

— Ошибаетесь. Пока Авдей в ведении Преградительной коллегии. Но я могу перевести его в своё СИЗО и дать возможность сбежать, помогу добраться до Большого Кольца.

Северцев только головой покачал.

— Лжёте. Авдей не в Преградительной коллегии, а у братков. Иначе бы вы давно уже привели бы его сюда в кандалах и с синяками по всему лицу, да ещё бы и в пыточное кресло у меня на глазах засунули. А потом всё равно бы убили. Приёмы вашей конторы известны всем и каждому. Любого, кто к вам попал, сразу надо считать покойником. Однако Авдея здесь нет. Значит он находится вне зоны вашей досягаемости. Но всё равно мёртв… — Северцев отвернулся, судорожно сглотнул.

— Почему вы так думаете? — спросил Пассер.

— Братки убьют Авдея не позже, чем через сутки после того, как он у них окажется.

— Или Авдей сбежит от них.

— Маловероятно. Но даже если и так, то лучше думать об Авдее как о мёртвом, и потом обрадоваться его возвращению, чем надеяться на жизнь, но узнать о смерти.

Адвиаг бросил на него быстрый короткий взгляд и стал внимательно рассматривать столешницу.

— Почему вы думаете, что братки убьют Авдея? Ведь для них он живое воплощение бога, его посланник и Избранник.

— Года два назад у них с дедом зашёл разговор о Пророчестве, Избранном и прочих составляющих этого действа. Авдей сказал, что избранность — это удел рабов. Стать рабом мой сын не согласится никогда. А значит для братиан он не только бесполезен, но и опасен. Сам факт существования Избранника, отвергающего Пророчество, превращает их братства в бессмыслицу. Так что братки Авдея убьют. Или уже убили.

Адвиаг, сильно надавливая пальцем, рисовал на столешнице абстрактный узор.

— Вы так уверены в его смерти…

— Авдей — людь. А рабов никто и никогда людьми не считал, не считает и считать не будет, потому что рабы — это всего лишь вещи, а не люди.

— Странно слышать такое от мятежника.

— А восставшего раба никто и никогда рабом не называет. Даже его бывший владелец. Именно потому, что он бывший владелец бывшего раба. В настоящем и тот, и другой называются иначе.

— Бывший раб называется мятежником, — ядовито сказал Дронгер.

— А бывший владелец — тираном, — согласился Северцев.

— Михаил Семёнович, — сказал Пассер, — что ответил Авдею ваш тесть?

— Свою любимую фразу: «Всеблагая мать не дура». И пояснил, что Таниара никогда не станет превращать своих детей в баранов, посылая им пастуха. Она знает, что у людей хватит ума и самим во всём разобраться и принять верное решение. И тут же добавил, что Лаорана тоже никогда дураком не считал. Пророчество ведь одинаково и для таниарцев, и для лаоран.

Адвиаг по-прежнему смотрел в столешницу.

— Так вы отказываетесь от моего предложения?

— Отказываюсь, — твёрдо сказал Северцев.

— Это расстрел, — предупредил Адвиаг.

— А я пряников и не ждал, — с усмешкой ответил Северцев.

Адвиаг ткнул пальцев в кнопку вызова конвоя.

— Почему, Берт? — спросил он, когда дверь за Северцевым закрылась. — Почему он отказался?

— Не знаю. Но я никогда ещё не чувствовал себя униженным больше, чем сегодня. Даже когда был вынужден изъявлять своё верноподданнейшее почтение Максимилиану.

— Почему Северцев отказался? — повторил Дронгер. — Почему?

Время близилось к полуночи двадцать девятого ноября.

«Через двадцать пять минут тридцатое, будь оно проклято», — подумал Николай.

Он сидел в дешёвом полутёмном баре, крутил в ладонях стопку водки. Ни пить, ни жить не хотелось.

Коллегианцы разбежались по собственным убежищам, Авдея же Николай привёз на одну из квартир Цветущего Лотоса, рассудив, что собственная территория — последнее место, где братки будут искать беглецов.

Всё так бы и было, не заявись получасом позже на эту же квартиру один из старших братьев со своим любовником. Добродетельный джентльмен посчитал, что резервная явочная квартира — идеальное место, где можно сполна насладиться ароматами жёлтых цветов.

Догадаться, что в квартире уже есть постояльцы, было нетрудно. Браток решил проверить, кто именно. Спустя полчаса в квартиру ворвались боевики Цветущего Лотоса.

Николай сумел уйти от них через балконы соседних квартир. Выбрался на лестничную клетку, вызвал полицию, наговорив им о краже со взломом. Как бы ни обернулось дело, а полиция и, вслед за ней, охранка были бы для Авдея в сотню раз безопаснее братства.

Однако полицейские разминулись с боевиками всего на одну минуту. Следы борьбы и похищения в квартире были самые что ни на есть явственные, и стражи закона тут же перекрыли квартал, начали проверять всех подряд, но было уже поздно. Авдея увезли.

А через четыре часа по всем каналами стерео пошла реклама, что тридцатого ноября в цирке Мальдауса на дневном представлении будет выставлен на битву со львами Погибельник и мятежник, оскорбитель ВКС Авдей Северцев.