Долгая зима

Дэвид вошел в комнату и жизнерадостно провозгласил:

– Надеюсь, вы смиритесь с моим присутствием, хотя бы ненадолго. Я держался на булочках с яйцами, однако на стадии растворимого кофе понял, что с меня довольно.

– Есть холодная индюшатина. Могу разогреть на гарнир что-нибудь из овощей.

– Пока достаточно кофе. Потом возьмусь за сандвичи с индюшкой.

Мадлен вышла и вернулась с кофейником, чашкой и блюдцем.

– У нас с Энди есть планы на остаток дня. Надеемся, ты не останешься надолго.

– Вежливое замечание, тончайший намек. Нет, я не собираюсь злоупотреблять вашей добротой.

Дэвид одарил ее учтивой улыбкой. Мадлен собралась было что-то сказать, но передумала. Эндрю не дал ей собраться с мыслями.

– Кажется, все понятно, Дэвид? Или ты намерен закатить сцену ревности?

– Если бы я умел ревновать, то знал бы и стыд. На самом деле у меня был еще один мотив, чтобы заглянуть сюда, – скрытый, но вовсе не низменный. Я хочу дать вам обоим добрый совет.

– Ты и впрямь считаешь, что нам могут пригодиться твои советы?

– Не знаю. Это будет зависеть от того, воспользуетесь ли вы ими.

– Что за совет, Дэвид? – вмешалась Мадлен.

– Эмигрировать. Куда-нибудь на юг. Предпочтительнее в тропики.

– Я думал, что с паникой покончено, – презрительно бросил Эндрю.

– Она еще не начиналась, – спокойно возразил Дэвид. – Лучше, наверное, кое о чем вас проинформировать. Существует один документ, который до вчерашнего дня предназначался только для членов Кабинета министров. Сегодня же он доведен до сведения высокопоставленных чиновников, которым предстоит заняться мерами предосторожности. В прошлом году я получил повышение по службе, так что теперь вхожу в их число.

– Ты готов доверить мне такую конфиденциальную информацию? – удивился Эндрю. – Несмотря на род моей деятельности и, так сказать, личные обстоятельства?

– Да, готов. Хочу, чтобы ты уговорил Мадди. Да и что я теряю, если произойдет утечка информации и станет ясно, что ее источник – я? – Он криво усмехнулся. – Пенсию?

– О чем же речь, Дэвид? – не вытерпела Мадлен.

Дэвид извлек бумажник и продемонстрировал записи на свернутом листке.

– Помнишь разговор о вашей программе, посвященной «Зиме Фрателлини»? – обратился он к Эндрю. – Ты сказал тогда, что поднял кое-какие материалы.

– Теперь я уже не припомню всего.

– Позволь освежить твою память. Получаемая Землей солнечная радиация более или менее постоянна. Внешние слои атмосферы получают в среднем 1,94 калории на квадратный метр. Колебания, – он сверился с бумажкой, – не должны превышать трех процентов.

– Я помню, – кивнул Эндрю.

– Снижение, предсказанное Фрателлини, находилось в пределах обычных флюктуации.

– Ну.

– Десять дней назад американский метеорологический спутник передал последние данные. – Дэвид ткнул пальцем в бумажку. – Вот новая цифра: чуть выше 1,80 – примерно 1,805. Снижение равно примерно семи процентам.

Максимальный параметр, который должен был вызвать нежелательные отклонения, высчитанный Фрателлини, не превышал шести.

– Лишний процент – уже повод для тревоги? – удивился Эндрю.

– Это было десять дней назад. Три дня назад получены свежие данные: 1,80 ровно.

– Мне все это не очень понятно, – призналась Мадлен. – Неужели из этого следует, что теперь будет все холоднее и холоднее и так до бесконечности?

– Возможно, падение скоро прекратится. Пока же оно продолжается. Фрателлини говорил о двух-трех процентах, но реальная цифра уже в четыре раза выше. Кажется, ученые подсчитали, что в ледниковый период средняя температура была всего на девять-десять градусов ниже, чем сейчас.

– Но, возможно, между падением солнечной активности и температурой воздуха не существует прямой зависимости – надо учитывать множество различных факторов: облачный слой и тому подобное. Средняя температура у нас равна всего пятидесяти градусам по Фаренгейту. Четыре процента от пятидесяти – это какие-то два градуса.

– Четыре процента – это если говорить о нормальных отклонениях. А тут – семь процентов от среднего значения.

И процесс не останавливается. В этом все дело: снижение продолжается. Расчеты Фрателлини можно отправлять на свалку. Открыт полный простор для догадок.

– Какова же твоя догадка? – спросила Мадлен.

– Ледниковый период, – ответил за него Эндрю. – Лондон скован вечными снегами. «Дейли мейл» организует новую гонку Лондон – Париж на лыжах и на коньках. Я прав?

– На этом острове проживают пятьдесят миллионов человек, – сказал Дэвид. – На восточном побережье Гренландии, которое по протяженности в два раза превосходит расстояние между Лендс-Энд и Джон-о'Гротс, [7] помещаются всего две деревушки. Однако для того, чтобы сделать жизнь невыносимой, не обязательно нужен ледниковый период. Сколько еды произведут фермеры, если зима продлится до мая и снова начнется уже в сентябре? Что станет с канадским зерновым поясом? Абсолютное большинство потребляемых нами продуктов поступает из районов с умеренным климатом. Что будет, когда они превратятся в приполярные?

– Послушать тебя, так уменьшение солнечной активности будет постоянным, – проговорил Эндрю.

– Нет никаких оснований для того, чтобы сомневаться в этом, – медленно произнес Дэвид. – Фрателлини предрекал шесть – девять месяцев, но он же говорил о максимальном уменьшении на три процента, а реальность ушла от его прогнозов на немалое расстояние. Теперь мы не знаем, что нас ждет.

– Тогда, наверное, было бы несколько преждевременным покидать страну?

– Позже это может стать уже не таким простым делом.

Мадлен взглянула на него:

– Об этом тоже написано в твоем конфиденциальном документе?

– Нет. Это разумное предчувствие – качество, которым полагается обладать всем высокопоставленным государственным служащим. Вы не подумали еще об одном: страны будущей иммиграции могут ввести ограничения.

– Какие же страны ты подразумеваешь? – поинтересовалась Мадлен.

– Американцы потянутся в Южную Америку, пока у них будет оставаться такая возможность. Некоторые из них уже снимаются с места. За последний месяц цены на недвижимость в Рио и Монтевидео подскочили более чем на сто процентов. Думаю, лучше обратить взоры на Африку. Какая-нибудь из бывших наших колоний: Нигерия, Гана – что-нибудь в этом роде.

– Ты серьезно? – недоверчиво протянул Эндрю.

– Вполне.

– Ты тоже уедешь?

Прежде чем ответить, Дэвид выдержал паузу.

– Крыса, которой достался собственный спасательный круг, может повременить, прежде чем покинуть тонущий корабль. Помни, я – один из «них», а не один из «нас».

Могу строить планы и не торопиться. Твое положение не столь надежно.

– А Кэрол? – спросила Мадлен.

– Пока я с ней об этом не говорил. Доклад попался мне на глаза только вчера вечером. Надеюсь, мне удастся убедить ее уехать. Не хотелось ошарашивать ее под Рождество, тем более когда с ней мальчишки.

– Кстати, что будет с моими сыновьями? – спокойно спросил Эндрю.

– Полагаю, Кэрол захватит детей с собой в Африку.

– Забрав их из школы? Ты подумал, что за школы в Нигерии или Гане?

– Она может попробовать обосноваться в Алжире или Египте, а то и в Южной Африке. Мне кажется, что чем ближе к экватору – тем лучше. Думаю, больше перспектив будет в черной стране. Хотя, конечно, сейчас трудно заниматься предсказаниями. Если сбудутся самые худшие прогнозы, то одному Богу известно, что произойдет.

– До сих пор я все время шел на уступки: согласился на развод, не предъявлял прав на сыновей. Но теперь я тебе скажу вот что: послезавтра утром я уже буду стоять у двери моего адвоката.

– Чтобы рассказать все ему?

– Не думаю, что это потребуется. Я просто попрошу запретить вывозить парней из страны без моего согласия.

От меня не станут требовать объяснений, не так ли?

Дэвид допил холодный кофе и подлил себе еще.