Чёрный менестрель (СИ)

За спиной Степана сержант Билко злобным шёпотом требовал от бойцов гвардии Валинора прекратить пялиться на это редкое в вольных городах инженерное сооружение и приготовиться к бою, а каменная дверь тем временем отодвигалась в сторону, открывая вход, выдолбленный в основной части гранитной глыбы.

— И охота им было камень долбить? — с пренебрежением произнёс Хаваатуудт, кладя стрелу на тетиву своего лука, — лучше бы стены нормальные сделали в своём городе, а то где это видано, чтоб от одних ворот до других по стене нельзя было пройти.

— А ты откуда знаешь? — удивился кто-то из арбалетчиков.

— Так моего брата шурин был семикустником, пока не сбежал из Тапии, когда напивался – рассказывал, — ответил Хаваатуудт, натягивая лук...

***

— Что тут у вас? — спросил Поиис у толстого купца в дорогом шелковом халате.

— Так это... масло тут...

— Вынести амфоры к ... отсюда! — приказал Поиис своему самалю, недослушав купца, — и не дай Куст хоть одну амфору разобьете!

— Господин сагам, а куда нести-то? — удивился самаль.

— К западной стене! — бросил Поиис и, развернувшись, двинулся дальше, не слушая причитаний купца в шелковом халате...

Соседний склад внутри ничем не отличался от предыдущего.

— Что здесь? — на всякий случай уточнил Поиис у купца, хозяина склада.

— Вино.

— Оставить, но стены склада обрушить, — приказал Поиис другому своему самалю и удалился, вновь не обращая внимания на проклятья очередного купца...

— Господин сагам, — произнёс, тяжело дыша, подбежавший самар, — заборы вдоль шкеловки обрушены, среди подразделения потерь нет, среди гражданских – двое убитых и пятеро раненых.

— Как это произошло? — недоумённо спросил Поиис.

— Препятствовали выполнению приказа! — вытянувшись в струнку и придав лицу выражение преданное и придурковатое, пояснил самар.

— С ранеными много возни, — задумчиво проговорил Поиис, вспоминая все те унижения, которые приходилось испытывать его семье от купцов из Серебряного квартала - те скупали изделия его отца, не допуская краснодеревщиков к самостоятельной торговле на рынке, — в случае малейшего сопротивления убивать сразу.

— Слушаюсь, господин сагам, — ещё больше вытянувшись в струнку, хотя, казалось бы, это было невозможно, гаркнул самар – у него, как и у остальных воинов-тапийцев, были свои «приятные» воспоминания о купеческом сословии.

С ещё большим усердием самар и остальные ветераны бросились ломать заборы и постройки на полушкеловке, хотя воины-тапийцы нет-нет, да и бросали плотоядные взгляды на Золотой квартал. Вот там бы они с ещё большим усердием выполняли приказ своего сагама о противодействии сопротивлению, понимая под этим любое появление жителей Золотого квартала на виду. Но увы, на Золотой квартал у подчинённых Поииса не было времени – пожар приближался...

***

— Господин сэген, — обратился подбежавший к Соитме рабат, — тут кузнец по имени Кандекалне не хочет уходить. Что делать?

— Да делайте, что хотите, рабат, — отмахнулся Соитма, на мгновенье оторвавшись от Тюрги, и, повернувшись назад к своей невесте, продолжил пояснения, указывая на горящий Золотой квартал:

— А вот тот особняк, который только что загорелся, да-да, вот тот, с башенкой, принадлежал раньше жрецу Вагистаю, его недавно убили.

— Говорят, это было в ту самую ночь, когда сгорели лавки на рыночной площади, — заметила Тюрги.

Вообще-то Тюрги было абсолютно всё равно, какой сейчас особняк горит – главное, что её любимый Соитма был рядом, а тема для разговора... Ну, если вокруг пожар, то почему бы не поговорить о пожаре...

— Ну что, рабат, — не скрывая сарказма, спросил самар, — хоть какой-нибудь приказ получил?

— Нет, — возмущённо ответил рабат, — я вообще не понимаю, как этот Соитма может в такой ответственный момент ворковать со своей куклой?!

— Сразу видно, что ты новобранец, — усмехнулся самар. — Вот когда наш сэген вместе с сагамом Поиисом посылали гонцов в Железный квартал, Соитма сразу им объяснил, кому и что сказать. Наш сэген прекрасно понимает, что всех мы всё равно не спасём, а поэтому нужно спасать тех, кто действительно дорог, ну и тех, кто сам хочет спасаться.

— А гражданские? — наивно спросил рабат.

— А что – гражданские? — вновь усмехнулся самар. — Ты что, хочешь спасти чужую старую тёщу вместо своей сестры?

— Нет, свою сестру, — не поняв подковырки, ответил рабат.

— А сестра где живёт?

— На улице Всадников.

— Вот её точно наш сэген спасёт, как и всех, кто живёт в Железном квартале, а с другими – как получится...

— Господин самар! — перебил старого умудрённого жизнью ветерана возникший, как из-под земли, рядовой. — На Ткаческой улице народ бузит – хотят взять с собой все свои ткани...

— Твой боец? — повернувшись в сторону рабата, строго спросил самар.

— Так точно, — вытянулся рабат.

— Вот ты и решай проблему, да не забывай, что главное - не людей вывести, а квартал разрушить...

***

Ульдин смотрел, как огонь пожирает Тапию, и не верил своим глазам. Слёзы катились по лицу старого воина. Алам тапийского войска прекрасно понимал, что ничего не может сделать, только лишь молить Великий Куст, чтобы хоть кто-нибудь в городе принял командование и смог организовать спасение жителей. Надежды на то, что это будут расаны Расув и Ёхук, у Ульдина не было никакой – он прекрасно помнил, что они получили свои чины по протекции магистрата.

— Вот, господин алам, раханское, — негромко произнёс самаль Будал и протянул главе тапийского войска кувшин с вином.

— Самаль! Что ты себе позволяешь?! — возмутился молодой сэген Саар.

— Действительно, вы же ветеран, самаль Будал, — «поддержал» Саара сааль Содолан, — почему не принесли пурджуское?

— Виноват, господин сааль, — подобострастно ответил Будал, — но здесь у нас есть только раханское, да ещё с десяток бочонков пива.

— Ну что же, подайте офицерам вина, солдатам – пиво, — тяжело вздохнув, сказал Содолан, — поскольку штурмовать стены города уже никто не будет, тем более здесь.

Подождав, пока все окружающие отвлекутся на бесплатную выпивку, сааль подошёл к Ульдину и тихо спросил:

— Господин алам, с пожаром мы ничего не можем сделать, так что нужно думать о том, как мы будем жить дальше, после того, как осада закончится...

***

Первый стражник упал, получив длинную стрелу в спину и не дойдя каких-то десяти шагов до конца оврага. Второй, шедший справа, быстро развернулся и даже успел вскинуть на грудь щит, но тут же рухнул на землю, получив короткую арбалетную стрелу в глаз. Третий бросился было бежать, но две стрелы, одна короткая, другая длинная, прервали его забег.

Стражники, шедшие в конце колонны, сообразили, что происходит, и даже не пытались достать оружие. Они рванули назад, к подземному ходу, но ни один из них не успел добежать до пещеры, не словив «свою» стрелу.

Младшие жрецы, которые несли сундуки по дну оврага, повели себя по-разному. Одни, поняв, что на них напали, замерли на месте, другие,  отпустив тяжёлые сундуки, метнулись кто куда. Кто-то выхватил стилет, кто-то побежал к выходу из подземного хода, кто-то бросился к концу оврага, а некоторые даже попытались залезть на его склоны. Как показали дальнейшие события, правильно поступили только первые, всех остальных, бросивших сундуки, пристрелили лучники.

Трое старших жрецов, которые шли в середине колонны, сразу же бросились на землю и лежали там до тех пор, пока бойня не прекратилась. Спустившиеся в овраг бойцы гвардии Валинора приказали им встать.

— Так это ты, Ребел, предал нас! — злобно прошипел один из старших жрецов.

— После того, Пахат, что Вагистай собирался сделать с моей сестрой, я вам, жрецам, хранить верность не обязан, — возмутился Ребел.

— И что хотел сделать Вагистай? — спросил другой жрец.

— Он хотел её сжечь, Кламлет, — ответил Ребел.

— А за что? — поинтересовался третий верховный жрец.