Темный менестрель (СИ)

После многочасовой скачки, вечером, Сауроном было приказано разбить лагерь. До наступления следующей ночи, всадники и их транспорт должны успеть отдохнуть. Как я узнал, майар гнал всадников несколько дней бесперерывно, дабы успеть вторгнуться в Эрегион, до того как мы спрячем кольца. Я, облюбовав поросший мхом камень, привалился к нему спиной и вытянул ноги. Впав в состояние транса, я пытался настроится на родовой камень. Получилось. Прочувствовав чары и ощутив состояние невесомости, я вспомнил ощущение “полета” с помощью Вилья. Какого-же было мое удивление, когда я увидел знакомую обстановку моего подвала. Каким-то до сих пор, неведомым мне образом, я проявился призраком у алтаря. Я внимательно осмотрел свои полупрозрачные руки, в которых четко просвечивались кости. От моей зависшей в воздухе фигуры, до сих пор одетой в броню, исходило эфирное пламя или испарение, зеленоватого цвета. Спешно проскользнув через потолок подвала, я оказался на первом этаже своего дома, однако заметил, что чем дальше я от алтаря, тем труднее мне поддерживать состояние транса. Только из-за этого состояния я проявился в Ост-ин-Эдхиле. Воодушевленный, я вылетел на улицу... Поначалу, меня приняли за неупокоенную душу. Вроде: майар меня убил, проклял, отчего моя душа не попала к Мандосу, а проявилась в моем доме, став приведением. Благо кричали мало и быстро успокоились. Я, приказав собраться совету в моем доме, просочился сквозь стену обратно в дом. Совет прибыл во всеоружии, готовый ко всему. Я же, зависнув над своим местом у стола на кухне, стал оъяснять мое здесь присутсвие. Я жив, здоров, просто могу проявлять свой образ здесь, во время сна тела, как бы далеко оно ни было, но мой образ не мог покидать дома. Я даже объяснил свое соглашение с Сауроном, пообещав, что при угрозе Ост-ин-Эдхиль, покину его. Совет, переваривал ситуацию недолго и стал отчитываться передо мной о проделанной за это время работе. Как оказалось: аборигенов поблизости нет, в реке имеется рыба, горы действительно богаты на ресурсы, правда к разработке рудника еще не приступали. Я же был рад. Удивлен, но рад. Думал, что обзовут предателем, погонят прочь, но как оказалось, майар Аннатар, показал себя весьма разумным, логичным, хоть и не до конца понятным существом. А наличие шпиона в стане потенциального врага, лишь уверило их в правильности моих действий. Пусть Саурон воюет себе с кем хочет, лишь бы нас не трогал. А люди. А что люди? Эльфам до них дела нет. Они одни беды приносили, в Войне Гнева и вовсе, кроме трех полувырезанных семей, весь род человечий выступал на стороне Моргота. Закончив столь оригинальную домашнюю аудиенцию я исчез, придя в себя уже в своем теле. Интересно, если во время смерти я успею впасть в транс и бросить свои останки, я проявлюсь призраком уже в Ост-ин-Эдхиле? Или же вновь приду в себя уже в излеченном теле, или подле места его гибели, вновь материализовавшись из приведения?

Окончательно “проснувшись”, я взобрался на камень, спиной к которому, привалился ранее. Обзор близлежащих окрестностей, показал несколько больших костров и четыре больших и один десяток малых шатров. Рядом с самым большим из них был установлен штандарт, тот самый с “глазом”. — Вновь приветствую Вас, — обратился ко мне знакомый человек. — я бы обратился к вам раньше, но вы кажется спали. Мои люди было подумали, что Вы мертвы, пока наш Владыка не рассказал нам про эльфийский сон. Я пришел к Вам с предложением присоединится к нашей трапезе. Мы знаем, что в отличии от орков Вам нужна нормальная еда, а не сырое мясо или коренья. — Я принимаю ваше предложение. И прошу, обращайся ко мне по имени. Если ты не знаешь, то зовут меня Келебримбор. Знаю, труднопроизносимо с непривычки, но тебе и Только Тебе, я позволю звать себя Сереброрукий, как величают меня гномы. — Благодарю покорнейше Сереброрукий, прошу, следуйте за мной, — и человек, чьего имени я неудосужился спросить (оно мне надо?), повел меня к малому шатру, где уже спали у костра его приятели. Наше прибытие их разбудило и они стали доставать запасы провианта, взятого с собой в дорогу. Человек вновь завел разговор: — Гномы. Мы слышали про этих карликов. Подгорный народ, ведь так? У нас их не видели, впрочем как и эльфов. Говорят они рождаются из дыр в земле и после смерти обращаются камнем. Трудно поверить, но может это правда? — Это распространенное заблуждение, — сказал я, беря в руки какую-то булку, — даже среди эльфов такое можно услышать о наугрим — так на самом деле зовутся гномы. Они рождаются как и люди, и эльфы, и орки, от матери с отцом. Женщин гномов мало, их берегут и прячут от чужих глаз. Насколько я знаю, женщины к тому же очень похожи на гномов мужчин и носят бороду. Нас же эльфов, часто путают с эльфийками, как раз из-за гладкой кожи, красивых лиц и отсутствия бороды, — я прервался, пережевывая черствую булку, испеченную руками человека, — О гномах много лжи ходит, но большая часть и на правде основана. Например про их жадность — это увы правда, однако семьи они свои любят все же больше золота и драгоценных камней. Я кстати одну песню о гномах когда-то пел, как раз с одним мифом о них связанную. — Вы поете? — с удивлением спросил один из друзей всадника. — Все эльфы обладают музыкальным слухом и красивым голосом, однако не многим нравится петь, хотя послушать никогда не отказываются. Я же славен тем, что пою на Всеобщем, что крайняя редкость для эльфов. Темным менестрелем, прозвали меня гномы, не знаю почему. — Нам интересно было бы послушать, Господин. Мы ни разу не слышали как поют эльфы, да еще и на человеческой речи. Не хотелось бы упускать шанс. — Люди приподнялись на лежанках и с интересом стали взирать на меня. — Хорошо. Слушайте, в песне конечно не правда, но гномам Хазад-дума, тогда понравилось: В ущелье горном есть темный грот, Там золото гном по ночам кует. Утес — наковальня сверкает огнем, И песню злорадно гнусавит гном: От солнца, неба, деревьев и рек Загнал нас в ущелье и мглу человек, Но мщеньем наши сердца горят, Мы людям готовим смертельный яд. Мы золото в горных пещерах куем, Блестящей приманкой под скалы кладем, Чтоб род человеческий в дебрях скал Себе на погибель его искал. Чудесным жаром внушая страсть, Оно над людьми простирает власть. Весь мир, покорный ему одному, Стремительно падает в пропасть и тьму. Герой роняет свой меч из рук, И друга в беде покидает друг, Любовь именам теряет счет, А вор и в божьем храме крадет. Растоптана девы невинной мечта, Душа ее холодна и пуста, И юноше в сердце лед проник, Иссяк его радости чистый родник. Так плавься, металл мой, в сиянье огней! Карающий молот, греми и бей! Погибнут люди, недолго ждать — И нашей станет Поверхность опять! Раздались хлопки — люди хлопали, причем не только находящиеся рядом с нашим костром. Я кивнул и потянулся за кувшином с водой, как: — Укушшу! — Я отдернул руку и резко встал, внимательно вглядываясь в темноту кустов. На пространство освещенное костром, выползла черная змея, свившаяся кольцами и раскрыв алую пасть, обнажая ядовитые клыки. — Господин, осторожнее! Это Вересковая гадюка, ее яд чрезвычайно опасен! — Всадник, стал лихорадочно выуживать из брошенных наземь ножен, свой ятаган. Остальные стали повторять его действия ища в темноте свое оружие. — Не нужно паники, — спокойно сказал я, наблюдая за отблесками пламени на чешуе змеи, — ее привлекло тепло костра, если вы ее не тронете — она не тронет вас. Она отогреется и уползет восвояси. — Не проще ли ее убить? Она же ядовитая! Кто знает, что взбредет этой гадине в голову, вдруг, когда мы уснем, она всех нас пережалит? — Всадник все же обнажил оружие и направился к змее, но я остановил его рукой. — Взбредет, не взбредет, сейчас сам у нее спрошу. А вы, не трогай те ее! А то ее выводок, действительно отомстить вздумает. Люди отошли от змеи как можно дальше, начав наблюдать как я присел на корточки рядом со змеей, и налил в выбоину на камне немного воды. — Приветссствую тебя, красссивая. — Обратился я к змее. Та, закрыв раззявленую пасть, с интересом стала пробовать черным язычком воздух. — Ты говоришшь? — гадюка, подползла к камню, но остановилась подле него, — я не ссссзнала шшшто двуногие умеют шшшептать, как мы. Ты ссстранный, ты сссветишшшь. Как сссолнечный сссвет, но мало... греешшшь. — Двуногие похошшжие на меня, сссветят, но не шшепчут как ссскользяшшщие. Я один такой, красссивая, прошшу не куссай молчшшаливых, не сссветяшшщих двуногих, я сссказал им не тревошшжить тебя. Мошшжешшь гретьссся, не бойссся, — я отошел подальше от нагретого теплом костра, камня. Змея, вновь попробовав языком воздух, заползла на камень и свилась кольцами, и почувствовав воду, она стала пить ее из выбоины в камне. Люди застыли в ужасе, и не понятно, чего они испугались больше: близости ядовитой змеи, шипящем подобно змею эльфу, или состоявшемуся разговору гадины и эльфа. Вообще-то, шипеть вслух мне было не обязательно, это просто инерционное мышление, но так как в мою голову давно было вбито, что на языках говорят, а не думают, я и передаю змеям мысленные сообщения, повторяя их вслух. “Слышимость” сообщения зависит от нахождения в прямой зоне видимости моего собеседника, и громкость моего шипения никакой роли не играет. Просто привычка. Кстати, на парселтанге можно отдавать приказы: можно буквально заставить змею подчиниться, отправив сообщение своим волевым усилием. Если ты сильнее — змея подчинится и даже не будет против, в ее первобытном разуме, кто сильнее — тот и прав. Правда усилие зависит от возраста и разумности змеи, будь это тысячелетний василиск, он с полной уверенностью может тебя послать, далеко и надолго (с большой долей вероятности — в свой желудок), сколь угодно не будь ты силен — он ведь тоже умный. Я оглядел змею, сантиметров шестьдесят угольно-черной чешуи — недурно, еще и шкуру недавно сбросила. Но не до конца — у головы еще видно несколько чешуек с присосавшимися клещами. Надо ей помочь от них избавиться. Пообщаюсь-ка я с ней мысленно... и полюбуюсь на рожи этих, хе-хе, двуногих. Всадник помотал головой из-стороны в сторону, как будто прогоняя видение, но нет: я все так же сидел рядом с камнем у костра, а в буквальных сантиметрах от меня, на этом самом камне, пила воду ядовитая змея. Глаза человека расширились едва-ли не до диаметра чайных блюдец, когда напившаяся воды змея, поскользила с камня в мою сторону. Послышались задыхающиеся, дрожащие вздохи, когда я подставил змее свою руку. Гадюка раззявила пасть обнажив клыки и... закончив зевок, преползла на мою руку, обмотав ее парой колец. Я начал гладить ее по голове, счищая старые чешуйки и мелких паразитов, прицепившихся к ней. Закончив приводить в порядок рептилию, я вновь протянул руку к камню. Змея плавно соскользнула на камень, вновь свившись кольцами. Люди отмерли, и стали едва-ли дыша, занимать свои прежние места, попутно косясь то на змею, то на меня. — И все эльфы такое могут? — Всадник, наконец отвел взгляд от змеи, внезапно вспомнив о мясе, запекающемся на камнях. — Один из моих родственников, дядя Келегорм сын Феанора, мог говорить со зверями и птицами, я же видимо, ограничиваюсь только змеями. С ящерицами или, не дай Валар, драконами, мне говорить не доводилось. Не знаю, ухал ли мой дядя, говоря с совами, но я начинаю шипеть при разговоре со змеями. Эльфы, по природе своей, склонны понимать зверей, но говорящих с ними, я кроме своего дяди увы, не встречал. Некоторые эльфы, якобы говорят с животными и даже деревьями, но это не так — они используют магию, так и реку убедить течь в обратном направлении можно, правда эльфам это просто не по силам. Всадник кивнул и проследил взглядом за уползающей в кусты змеей, которая видимо достаточно согрелась, что бы вернуться в нору. Это позволило людям немного расслабиться, но осознание находящейся поблизости гадюки, до сих пор вгоняло их в ужас. Бравые воины, трепещущие при виде полуметрового кожаного ремня, смешно. Впрочем они скорее боятся ее яда... — Господин Сереброрукий, мясо готово, — воин кивнул на приготовившуюся еду. — Благодарю, — сказал я и взял себе кусочек, вгрызаясь хорошо прожаренную крольчатину, я подумал, что уже пару лет не ел мяса. — А говорили эльфы мяса не едят, — пробормотал один из всадников, — хотя, вы же на людей похожи многим, да и гномы те же, говорят: пива выпить любят. — А вы ожидали, что я травку щипать начну, как барашек? — я насмешливо произнес, — может другие эльфы и не едят, у них хлеб особый есть — только кусочек съешь и на весь день сыт. А у меня такой привелегии нет, да и нолдорам печь тот хлеб, на просторах Эрегиона было не из чего. Если лембас и имелся, то редко когда. Гномы же, спиртное любят и я думаю, что чем напиток крепче, тем им больше нравится. А у эльфов в ходу вино, правда для человека, оно сильно дурманящим голову будет, но представьте, что тогда сделает с человеком выпивка гнома? Мы проговорили о расах Средиземья, в частности гномах и эльфах-нолдорах. О Нуменоре я узнал не многое, но и этого мне оказалось достаточно, чтобы заволноваться. Это были те самые люди, сражавшиеся за Валар, вот не знал, что среди них, были дети того смертного полуэльфа. Валар подготовили долгожителям и их союзникам, в то время называвшихся просто Эдайн, земли на западе, близ земель Валинора. Заселившись, людей стали звать Дунедайн — нуменорцы, благороднейшие из людей, так как были они высоки — выше любых сынов Средиземья, и свет их глаз был подобен сиянию ярчайших звезд. Вот такие потомки у полуэльфа, самые настоящие великаны. Город-порт Нуменора располагался посреди его западного побережья и назывался Андуние, так как смотрел на закат. В центре же острова возвышалась высокая и крутая гора, Менельтарма, или Столп Небес. На ее вершине имелось святилище Эру Илуватара, и во всем Нуменоре не было других святилищ и храмов. У подножья горы строились усыпальницы королей, а неподалеку на холме возвышался Арменелос — прекраснейший из городов с башней-крепостью, возведенной Эльросом, сыном Эарендиля, которого Валар назначили первым из королей Дунедайн. Народ этот не забывал своего языка и пользовался им, но их короли и лорды знали и могли разговаривать на эльфийском, который выучили еще в дни прежнего сотрудничества. Поэтому они свободно общались с обитавшими и на Валиноре, и на западном побережье Средиземья эльфами. Мудрецы Нуменора даже Квенья знают! Хуже другое, повсему выходило, что Дунедайн являются искусными ремесленниками, и если бы захотели, то с легкостью превзошли бы мощью своего вооружения все что могут предложить расы Средиземья. Время от времени, из гаваней Валинора приплывают в Нуменор Перворожденные эльфы на своих безвесельных суднах, напоминающих стаю летящих от заката птиц. Они привозили нуменорцам множество даров: певчих птичек и благоухающие цветы, и обладавшие целебными свойствами травы; а однажды они привезли с собой росток Келеборна, Белого Дерева, что росло в сердце Валинора. Оно, в свою очередь, было отростком Галатилиона, Древа Туны — того подобия Тельпериона, что подарила Йаванна эльфам Благословенного Царства, после нашего ухода. И подаренный росток, названный Нимлотом, был посажен во дворе короля в Арменелосе, где цвел по вечерам буйным цветом, наполняя ночные сумерки своим волшебным ароматом. В общем человеческая раса Дунедайн, находится под покровительством Валар. Ни к чему хорошему это не приведет. И я не столько за себя волнуюсь, сколько за людей. Это сейчас, долгожители сидят смирно, но что им помешает напасть на своих короткоживущих собратьев, в недалеком будущем? О! Пора собираться — привал окончен.