Драконья броня (СИ)

— На уроке вы следуете моим указаниям, — покачала головой она, и лицо у неё было такое, будто она и в самом деле сожалеет. — Я бы и не против проверить вас так, по каждой теме, но у нас не хватит времени для этого. Вы будете сдавать со всеми, мисс Эванс.

Теперь же Амбридж расположилась в моей комнате на лениво трансфигурированном из стула розовом пуфике и тянула губы в жабьей улыбке. Вся её внешность была какой-то приторной, но, боюсь, здравую долю этой приторности создавала не внешность, а ужимки, тонкий голосок и излишне большая улыбка. Я и сама не была идеальной — мои губы, когда я улыбалась во весь рот, тоже растягивались куда дальше, чем хотелось бы, но то ли здравая доля самомнения, то ли реальная оценка подсказывали мне, что на моём лице это выглядит не так.

Уже то, что эта дамочка заявилась ко мне посреди учебного процесса, пусть и заботливо постучавшись, вызывало недоумение. И не из-за того, что она пришла — я была уверена, что рано или поздно, скорее всего до Рождества, она придёт ко мне. Слишком презрительные взгляды она на меня бросала в коридорах и слишком уж, судя по канону, вскружит ей голову звание генерального инспектора. Почему бы не очернить драконицу, то есть меня, если есть возможность?

Неясной оставалась только причина — или все же предлог — визита. Оно, конечно, и не важно, но было бы интересно послушать, какую бумажку написал Фадж или же какую историю придумала она сама. Как только «розовое чудо» вошло в комнату, я сразу поняла: сопротивляться нет смысла — ещё хуже сделаю. А если буду вести себя как можно более корректно, то, может быть, отделаюсь малой кровью. Так я думала. Больше надеялась, если честно.

— Здравствуйте, мисс Эванс, — с тоненьким смешком сказала она, положив на колени перо и блокнот, смотря на меня со своей улыбкой, но окатывая холодным взглядом. Я чуть растянула губы в ответ. Ага. Мы обе друг другу не нравимся. — Как генеральный инспектор Хогвартса, я обязуюсь проверять все аспекты жизни школы. В том числе и такие внеурочные, как вы. Согласны?

Кивок, может, вышел излишне сухим, но меня можно понять: хорошо притворяться в таких делах я не умела никогда. А то, что меня назвали «аспектом»… Неприятно, но жить можно. Знать бы, как эту престарелую мисс за спиной кроют, тогда было бы не обидно, а её жалко. Наверняка уже за сорок, а то и за пятьдесят, и всё мужа нет — одни кошки. Сколько их там у неё в кабинете? Четыре десятка или больше? Интересно, они с той самой сквибкой Фигг не родственники?

Внутреннее зубоскальство помогло отгородиться от коротенькой речи во славу Министерства и тонкого, ниточкой идущего через это всё смысла, что маги — лучшие, политика правящей партии — единственно верная, и обучаться в Хогвартсе должны только те, кто этого достоин. Драконья эмоциональность, приобретённая мною с попаданием в другой мир, в таких разговорах была главным врагом, потому я и старалась спасаться от неё всеми силами, хотя бы по-детски глупыми шуточками, на которые всё равно никто не смог бы ответить.

— Тогда начнём, — ещё шире, хотя куда уж тут, улыбнулась она. — Мисс Эванс, как вы учитесь? Я слышала, что у вас особая, ускоренная программа. Да и отсутствие палочки… обидно, не так ли?

— Мне нормально, — нейтрально ответила я. — Я всю жизнь жила без магии, так что сильного желания получить палочку не испытываю.

— Отрицает… суть… магического мира… — совсем на грани слышимости обычного человека промурлыкала Амбридж, с неприятным чирканьем скользя пером по бумаге блокнота. Чернильницы у неё не было, но и кровавых разводов на руке не появлялось.

Искушение спросить, а с какого перепугу и как часто она одаривает детей тёмными артефактами, было велико, но всё же не безгранично. Я сдержалась. Раз уж мою невинную фразу она смогла извратить так, что я бы и не подумала о таком повороте, то сколько обвинений она извлечет из той, что вертится сейчас на языке? Можно будет даже не продолжать нашу встречу — ей хватит.

Только вот на что? Опубликует в Пророке или выпустит какой-нибудь бредовый декрет, как например: «Не общайтесь с драконицей, она опасна. И вообще Дамблдор с неё оковы снимет и в свою собственную армию из школьников включит, не зря ведь она учится, а не прозябает дальше на опытах». Но последнее предложение, конечно, останется за кадром. Я недовольно опустила взгляд. Можно было бы и пораньше вспомнить, что Фадж боится армии Дамблдора.

Если подумать, то ситуация вполне реальная. Человек думает, что возродился Волдеморт, что будет война, а для войны нужна армия. Школьники подойдут, как раз из бывших школьников Орден Феникса и состоял. А как набрать ещё больше волшебников? Правильно, через аврорат! Опытные, хорошие бойцы. Но для этого нужен свой человек во власти, а Дамблдор, которому не так давно не раз предложили пост Министра, оказался не в фаворе. Остаётся что? Правильно. Революция. Коротенькой атаки бы хватило: маги не окончательно сошли с ума, убивать детей — своих детей и детей друзей и знакомых — они бы не стали. Не все, по крайней мере. А значит…

Но это только мои мысли.

— Вы не испытываете приступов агрессии? Желания разрушать? Желания превратиться в дракона?

— Нет, я контролирую свои эмоции. У меня нет таких желаний. Мне нравится быть человеком, которым я раньше была, а не драконом.

Ещё несколько неприятных для слуха и душевного равновесия росчерков пера и бормотания о моих мнимых недостатках. Ещё несколько бессмысленных, «для галочки», вопросов. Я держалась. Слоновьим спокойствием меня природа не обделила, несмотря даже на усилившуюся из-за драконьей сущности эмоциональность.

— Вы общаетесь с учениками. Не кажется ли вам, что беседы вам не всегда приятны, например, из-за слишком быстрой речи или сложных слов?

— Право слово, это всё можно было бы узнать в больнице Святого Мунго, меня там обследовал психолог, — всё-таки не сдержала раздражения я, а потом, поняв свою оплошность и постаравшись забить её другими словами, продолжила, даже не сделав надлежащей для смены темы паузы: — Я общаюсь только с теми, кто мне приятен. И я отлично их понимаю, не имею задержек в развитии.

Возможно, по поводу «только с теми, кто приятен», я немного лукавила. Мне нравились Чарли, Лора, Гарри, Гермиона, но тот же Малфой вызывал смутные ощущения, как и большинство слизеринцев старше третьего курса. Видимо, именно к тринадцати-четырнадцати годам они окончательно набираются факультетского гонора. С Роном, несмотря на его почти постоянное присутствие близ друзей, мы общались не слишком активно. Дружелюбно, не более. Мне не была понятна его приземленность и полное отсутствие такта, ему — моя медлительность во многих вопросах и неизменная вежливость.

Ещё больше отношения с ним — да и с Гарри, и с Гермионой, хотя она старалась этого не показывать — обострились после того, как Малфой, светя елейной улыбочкой и неожиданным вниманием к моей персоне, подошел ещё пару раз на глазах у Золотой троицы — спрашивал о сущей чепухе и только из желания их позлить. Когда я задерживалась у Снейпа, чтобы сдать зачет по очередной теме, то иногда мы могли с ним столкнуться. Улыбка, плохое копирования поведения отца, ничего не значащие фразы. То ли выбивает доверие, то ли просто не считает нужным поливать друг друга грязью.

В первую встречу поднимаемые темы были куда серьёзнее. Что делала в Мунго, почему оказалась в Хогвартсе, какого черта не сожгла ещё тут всё. На последний вопрос я смолчала. О браслетах я не рассказывала, удобно скрывая их под рукавами мантии и вспоминая нечасто. Кто его знает, как слизеринцы могут воспользоваться такой информацией. Лучше пусть будут думать, что я не так беззащитна, как кажусь; или, что вероятнее, будут искать другие пути «помощи», так как наложенные на меня ограничения — это логично, и они не знают, разве что, о форме этих ограничений.

Амбридж записала что-то, на этот раз никак не комментируя, и негромко захлопнула блокнот, взмахнула короткой палочкой. Пуфик опять стал стулом, и я восприняла это с облегчением: ничего не имею против розового, но именно этот оттенок вызывал то ли тошноту, то ли непонимание. Тем приятнее осознавать, что всё закончилось.