Стая

– Артиллерия, картечью огонь!

Быстрое шевеление у орудий. Они уже заряжены, только вкатить заряд. Грохот пушек, выбрасывающих яростные языки, вой круглых пуль и истошные вопли врага, в ещё не до конца выстроившихся рядах которого вдруг появляются громадные проплешины! Пушкари суетятся возле своих орудий, словно наскипидаренные, стрелки в каре крепче сжимают винтовки с примкнутыми штыками. Но тут очередное громоподобное рявканье осадных пушек заставляет землю вздрогнуть. Круглые ядра мячиками взлетают к небесам, описывают дугу и лопаются прямо над противником, рассыпаясь огненными брызгами… Молодец, Сторг, не растерялся! Пока лёгкие пушки перезаряжались, решил усугубить смятение и панику в рядах противника крупным калибром! Капли зажигательной смеси прожигают кожаные доспехи, прилипают к одежде, и люди яростно сопротивляются всем попыткам потушить их. Более того, клочья огня прилипают к тем, кто пытается сбить огонь со своих товарищей, и делают своё страшное дело…

Снова рявкают полевые пушки, и опять дикие вопли со стороны рёсцев… Но, раздвигая ряды пехоты, вперёд пробиваются всадники. Они не обращают внимания на мечущуюся у них под копытами пехоту, давя их конями и отшвыривая в стороны, стремясь вперёд.

– Первый ряд, стрельба с колена, вторая шеренга, огонь стоя, готовьсь!

Винтовки слаженным движением вбрасываются к плечу. Ждём.

– Орудия, зарядить бомбами, без команды не стрелять! Снайперы, не стрелять! Держать фланги!

…Команды мгновенно передаются посыльными либо флажками, и я очень рад этому. Рёсцы между тем, ободрённые передышкой, торопливо посылают своих коней вперёд. Расстояние – метров шестьсот. Как раз чтобы разогнать коней и те не устали.

– Орудия, пли! Стрелки, залп!

Грохот выстрелов, треск винтовок… Всадников выносит из сёдел, бомбы рвутся с ужасающим грохотом, пугая коней, которые становятся на дыбы. Начинается сумятица и давка. Следующие две шеренги принимают положение для стрельбы, и снова следует залп. Ещё один. Перед нами уже настоящий вал из человеческих и конских тел, который ворочается, кричит и стонет. Рявкают опять крупные калибры, и вновь огненный дождь проливается на противника. Пора? Пожалуй.

– Первые пять шеренг, в штыки!

Снова слитное движение, отточенное сотнями упражнений. Металлический лязг. Фиорийский штык – страшное оружие в умелых руках. Стальное лезвие в полметра длиной, прямое, с тремя гранями. Раны после такого не заживают.

– В атаку!

Грохает большой барабан, и по его сигналу солдаты делают первый шаг. Второй, третий…

– Огонь!

Бухает слитный залп. Те из лучников, кто пытался что-то предпринять, летят на землю. Но куда страшнее монотонное, неумолимое движение плотных рядов, ощетинившихся стальными жалами. Кто-то пытается сбить коробку строя, выставить копья – смысл этого мне не понятен. Бойцы, на ходу перезарядив оружие, вскидывают винтовки к плечу, и… тяжёлая пуля пробивает и кожаный щит, и такой же доспех. А при стрельбе в упор, так вообще – два, а то и три трупа одним выстрелом гарантированы. Тем более что рёсцы стоят очень плотно.

А потом, когда противники сходятся в упор, начинается… Обтянутые мундирами спины, на которых вспухают мышцы. Работа привычная для вчерашних землепашцев. Они орудуют винтовками, словно вилами, и рёсцы ничего не могут противопоставить фиорийцам. Казалось бы, меч или копьё в рукопашной удобнее. Но только не сейчас. В давке, возникшей впереди, копьё просто не опустить, а мечом не размахнуться… Мгновенный выпад не сдвигаясь с места, не ломая строя. Точный укол. Штык пробивает кожу доспеха. И не только кожу: стёганые, пропитанные соляным раствором халаты пехотинцев, кольчуги всадников из скверного железа не преграда стальному жалу. Вздымается на дыбы лошадь, которой кто-то вогнал штык прямо в морду, и я вижу, как один из солдат змеиным движением в этот миг проскальзывает прямо под бьющие по воздуху копыта, и в следующее мгновение из распоротого брюха несчастного животного вываливаются внутренности…

…Вечер. Горят костры. Бойцы с аппетитом ужинают. Словно и не было кровавой мясорубки днём. Впрочем, почему бы не радоваться? На поле насчитали почти семь тысяч мертвецов. В плену – пятьсот. Большинство из них – раненые. Сейчас пленники копают братскую могилу для своих павших. Сбежало, причём очень недалеко, около двухсот. И хотя бы здесь специалисты Льян оказались на высоте, догнав и вырубив без жалости всех рёсцев. В наших трофеях – обоз, куча запасного оружия, впрочем, и собранного на поле боя хватает тоже, доспехи… Короче, столько добра, что даже не знаю, что с ним делать. Зато прекрасно это знает мой суперинтендант, младший лейтенант Рург Тарс, молодой парень семнадцати лет от роду. Его подчинённые сейчас шерстят добычу полным ходом. И, как я вижу, он в этом деле действительно разбирается. И куда лучше меня. Так – кто на что учился!

Я откладываю ложку в сторону. Ужин закончен, и сейчас мне предстоит неприятное занятие. Даже очень мерзкое. Допрос пленников. Естественно, не простых солдат, они мало что могут знать, а командиров рёсцев, которых взяли в плен скопом. Вздохнув про себя, встаю, и сразу за мной двигаются охранники. Идём по лагерю, отходим в сторону, где разожжён большой костёр. Возле него четыре связанных тела. Думать о них как о людях я не хочу. Это – языки, которые должны дать мне информацию.

Появляется Льян. Хмурая и молчаливая. Усаживаюсь на обрубок бревна, хлопаю ладонью рядом:

– Присаживайся, девочка.

Та удивлённо смотрит на меня, но послушно устраивается на обрубке. Машу рукой:

– Давайте первого.

Самого толстого и низкого вздёргивают на ноги, ставят передо мной на колени. Внимательно рассматриваю плоское лицо, редкую чёрную бородёнку.

– Имя?

Льян каркает незнакомое слово. Тот вздрагивает, потом выплёвывает нечто, от чего девушка краснеет, потом с маху бьёт рёсца по щеке. Я кладу ей руку на плечо:

– Спокойнее. Молчит?

– Ругается, тварь!

Делаю знак охране. Мгновенно передо мной кладут чурбак, на который притягивают руку пленника. Беру поданный мне молоток, повторяю:

– Имя?

Тот шипит сквозь зубы нечто непроизносимое, и по багровеющему виду Льян видно, что это нецензурно.

Тюк! Молоток плющит ноготь указательного пальца. Разбрызгиваются крошечные капельки крови.

– Ы-ы-ы-ы-ы!

Повторяю:

– Имя.

Теперь можно понять. Захлёбываясь, тот торопливо выпаливает:

– Гырк…

Дальше меня не волнует.

– Сколько вас было?

Девушка снова каркает, переводя мой вопрос.

Тот опять молчит.

Тюк!

– У-у-у-у-у-у-у-у-у-у!!!

Замахиваюсь, но рёсец начинает тарахтеть, словно запись, пущенная по кругу. Льян внимательно слушает, время от времени донося до меня смысл его слов:

– Восемь тысяч воинов. Тысяча конных. Тысяча лучников. Три тысячи – тяжёлая пехота. Остальные – лёгкие воины. В обозе – два требучета…

– Достаточно, Льян. Спроси его, что слышно по поводу других подкреплений мятежникам?

Девушка тарахтит, а я многозначительно поигрываю молотком. Округлившиеся узкие глазёнки пленника полны такого ужаса, что тот выплёскивается через край. Ответное шипение-рычание, и специалистка переводит:

– Готовится большая армия. Он точно не знает, но вроде как даже обещают королевскую гвардию.

Это мне непонятно, и поэтому я переспрашиваю, на этот раз её:

– Что значит королевская гвардия?

Что-то девочка побледнела.

– Мамонты. Боевые мамонты Империи Рёко.

– Мамонты?! – переспрашиваю я и начинаю смеяться: – Боги! Да поскорей бы уж! Ха-ха-ха!

Льян с удивлением смотрит на меня, и глаза у неё тоже становятся круглыми от изумления.

Наконец успокаиваюсь:

– Ладно. Всё-всё. А раньше никого не будет? В смысле – противника?

Снова тарахтящее шипение рёсской речи, и я задумываюсь, что, попади я в Империю Рёко, мне бы пришлось куда хуже: даже после единственной попытки произнести полностью имя этого Гырка у меня зверски заболели связки и запершило в горле.