Часовой Армагеддона. Разводящий Апокалипсиса

Дождавшись, когда кольца моделятора полностью остановятся, Валентин соскользнул со ставшего неожиданно гладким кресла и соскочил на пол. Баратынский кивнул в сторону своего письменного стола и сам зашагал туда, не дожидаясь Валентина. У стола Баратынский уселся на стул и пододвинул Валентину другой.

— Ну? — спросил Валентин, присаживаясь. — Ты чего против реальности имеешь?

— Ты мне вот что скажи, — сказал Баратынский, закидывая ногу на ногу. — Ты там на самом деле был, или тебе приснилось?

— Ленька, ты чего? — изумился Валентин. — Совсем заработался? Откуда бы я талисманов полную авоську набрал? Если мне не веришь, карты Т-активности посмотри, мой Обруч там как на ладони, в самом нужном месте.

— Значит, в самом деле был? — усмехнулся Баратынский. Он потянулся к столу и взял в руки большой лист Т-бумаги. — А вот что на этот счет говорит точная наука!

Он помахал листом и протянул его Валентину.

Валентин брезгливо взял бумагу двумя пальцами. Он уже не раз имел дело с подобными документами — протоколами модели. Моделятор выдавал их на чистом русском языке, пользуясь познаниями своего оператора, однако почерк талисмана оставлял желать лучшего. Валентину пришлось поднести текст к самым глазам, чтобы разобрать написанное.

Протокол модели представлял собой таблицу из четырех колонок. «Момент активации Обруча», прочитал Валентин заголовки, «Результат воздействия», «Коэффициент Грасье», «Состояние оператора». Таблица была заполнена на две трети, с шагом в пять сотых секунды. Одна из строчек была выделена синим; Валентин пробежал по ней глазами, увидел в колонке «состояние оператора» все ту же «смерть» и поморщился.

— Понял? — поинтересовался Баратынский. — Синяя строка — это реальный момент, когда ты задействовал Обруч. Видишь, что в модели получается?

— Вижу, — согласился Валентин. — Смерть. Хорошо, что у меня не было с собой моделятора.

— Ты вверх и вниз посмотри, — продолжал Баратынский, пропустив шутку мимо ушей. — Я не просто реальный момент промоделировал, я все варианты проиграл. И с ранним включением Обруча, и с поздним. Если включаться раньше, Габриэль успевает обнаружить воздействие и блокирует его к чертовой матери. Т-буря гасит Шкатулку, оператор мертв. Если включаться позже, Обруч уже не работает — опять же Т-буря. Габриэль гасит Георга, Т-буря разносит Фарингию на атомы, оператору снова кранты.

Валентин пожал плечами:

— Ну так я же включился не раньше и не позже, а в самый тот момент.

— Верно, — усмехнулся Баратынский. — В самый тот. Я его специально несколько раз прогнал. Помнишь свой последний сон?

Плечи Валентина дрогнули. Да уж, поди забудь такое.

— Но на самом-то деле я жив! — воскликнул он, отгоняя страх. — Может быть, моделятор чего напутал?

— Напутал! — передразнил его Баратынский. — Погоду на всей Панге моделирует — не путает, действия тальменов моделирует — не путает, а дошел до Шеллера — и напутал. Держи карман шире!

Валентин фыркнул:

— Тальмены для меня не указ. Кстати, ты катастрофу в Гельвеции моделировал?

— А как же, — усмехнулся Баратынский. — Там все сошлось один в один. Между прочим, на дублях сошлось, безо всякого оригинала.

— А сейчас? — оживился Валентин. — Сейчас что на дублях получалось?

— Дык то же самое! — вскричал Баратынский, вскакивая на ноги и потрясая руками. — То же самое! Открытие мировой важности, дубли лучше оригиналов!

— Поздравляю, — сухо произнес Валентин.

— Рано еще, — мигом остановился Баратынский. — Хоть дубли и лучше, а все равно с ними фигня получается. Не сходится модель! Между прочим, это первый раз за всю историю моделирования.

— А велика ли история? — осведомился Валентин.

— Да так себе, — ответил Баратынский, презрительно сплевывая. — Лет пятьсот.

Валентин поднял брови:

— Ты что, уже пятьсот лет?..

Баратынский покрутил пальцем у виска.

— На тебя Армагеддоны плохо влияют, — сообщил он. — Я ж тебя беломором угощал, тем самым, с Земли! Думаешь, его за пятьсот лет не скурили бы? Я, к твоему сведению, уже третий оператор.

— А остальные два? — тут же спросил Валентин. — Может, у них что другое получится?

— Может быть, — согласился Баратынский. — Да только Афанасий, царство ему небесное, еще двести лет назад оставил этот мир, уверовав, что после смерти мы все окажемся на Земле. А Чанг, второй оператор, уже пробовал на дублях — и никакой разницы не обнаружил. Впрочем, если хочешь, можем попробовать и на оригинале…

— Стоп, стоп! — воскликнул Валентин. — Время! Уже четыре, что вы тут за час намоделируете?! В другой раз как-нибудь!

— А я думал — тебе понравилось, — ехидно заметил Баратынский.

— Тьфу ты! — ругнулся Валентин. — Значит, первый раз за всю историю модель не сходится. Ну никак не сходится, хоть фейсом об тэйбл. И что же это может значить?

— Дык ничего хорошего, братишка, — Баратынский с размаху уселся на стул и наклонился вперед, заглядывая Валентину в глаза. — Как говорится, два варианта. Один плохой, а другой хуже некуда.

Чего и следовало ожидать, подумал Валентин. После всех этих тайглов, Не-Биллов и прочих сегодняшних гадостей.

— Ну? — сказал он, видя, что Баратынский не решается говорить дальше.

— Ну, — ответил тот, собираясь с мыслями. — Первый, просто плохой вариант понятен — ты вовсе не Шеллер.

— Да? — язвительно поинтересовался Валентин. — А кто же я?

— Какая разница, — махнул рукой Баратынский. — Ты околачивался где-то в окрестностях Ампера, попал в Т-бурю, получил хрен знает каким способом — пошарь в архиве, там и не такое отыщешь, — ментальную проекцию настоящего Шеллера и стал им, точь-в-точь как настоящий. Только одно различие — не участвовал ты в драке тальменов, а потому и модель не сходится.

Валентин почувствовал легкий озноб. Это что, просто плохой вариант? Какой же тогда — хуже некуда?

— Ты наверх об этом докладывал? — дрогнувшим голосом спросил Валентин.

— Санчесу, что ли? — уточнил Баратынский. — Да первым делом! Он и так тебя побаивался, а теперь, держу пари, по ночам в холодном поту просыпается. Вот пусть себе и боится; а мы с тобой должны смотреть правде в лицо.

— То есть? — не понял Валентин.

— Ну не верю я, что ты — двойник, — развел руками Баратынский. — Ты уж извини, братишка — больно ты на самого себя смахиваешь. Так что слушай второй вариант. Катастрофа в Ампере — искусственный процесс.

Тоже мне, открытие, подумал Валентин. Разумеется, искусственный, его же Хеор подготовил, в компании с Незримыми. Какое это имеет отношение к моделированию?

— Что значит — искусственный? — спросил он. — В том смысле, что катастрофу кто-то подстроил?

Баратынский фыркнул:

— Ну разумеется, подстроил! Просто так три тальмена и один богоизбранный факир в смертельной битве не встретятся! Тут и ежу понятно, что все подстроено, и не по одному разу.

— Тогда в чем подвох? — поинтересовался Валентин.

— Разница между естественными и искусственными процессами, — назидательно произнес Баратынский, — заключается в том, что искусственные процессы полностью обусловлены внешними по отношению к ним силами.

— А естественные что, нет? — тут же возразил Валентин. — Вот мне камень на голову падает — чем сила тяжести не внешняя сила?

— Какая же она внешняя, — фыркнул Баратынский. — Она не только камень тебе в лоб обеспечивает, а еще и тебя к земле прижимает. Вот если на тебя целую вагонетку высыпать, и ни один камень тебе в темечко не прилетит, вот тогда это и будут внешние силы.

— Бог из машины, — усмехнулся Валентин. — Или нечистая сила…

Или, подумал он совершенно некстати, Не-Билл. А впрочем, почему некстати?!

— Еще пример, — поддакнул Баратынский. — Боевики на видео смотрел? Как там полсотни гангстеров в главного героя изо всех стволов пуляют, а тому — хоть бы что? Так вот, если такую сцену промоделировать на моем талисмане, получится картина точь-в-точь как у тебя. До определенного момента — смерть от пули номер шестнадцать, после него — от пули номер семнадцать, а точно в этот момент — от обеих сразу. А вот в кино у героя — ни царапины. Понял теперь, что такое второй вариант?