Пешка

— Мои родители… — бормотала она, словно вплывая в воспоминания, — разработали пентриптофиновую группу.

Я помрачнел.

— Ваши родители? Я думал, что пентриптин в ходу уже века два.

— Около полутора. Мои родители жили чуть больше. У них была очень длинная карьера. Они разработали и синтезировали большинство самых прибыльных биохимических препаратов ЦХИ…

— И вы думаете, что они не захотели бы увидеть, что пентриптин используется в подобных целях?

Глаза Элнер стали темно-серыми.

— Их это не заботило… возможно, что и обрадовало бы, поскольку компания от этого только выиграла. — Элнер, глядя под ноги, потемнела лицом. Ее отец и мать разработали все эти химикаты и вирусы, но вопросы о том, как, для чего и кем будут использованы их детища, никогда ни на одну секунду не возбудили в них сомнение или муки совести. Оба спокойно спали по ночам. И Элнер была не в состоянии понять или простить родителей.

— Что случилось? — спросил я. — Что заставило вас увидеть это дело со своей точки зрения, а не с родительской?

— Не знаю. Просто я всегда верила, что прожить жизнь, не беря на себя ответственности перед человечеством или хотя бы ответственности за свои действия, — безнравственно, дурно. — Она вздохнула, отбрасывая со лба прядь черных с сединой волос. — Полагаю, я родилась такой.

— Кем-то вроде выродка, — осторожно сказал я и почувствовал, как у меня сжались челюсти.

— Да, — помолчав секунду, ответила Элнер. — Я так думаю.

Мы пошли быстрее. Пройдя несколько шагов, я понял, что мы не собираемся наносить очередной визит, а возвращаемся в ее офис.

— Где-то должен же быть выход, — сказал я. — Вы найдете его.

Элнер не ответила.

В офисе я как можно скорее доделал работу и вышел прогуляться. Воспользовавшись первым же попавшимся видеофоном, я позвонил Мике, заказав режим секретности. Заполнившее экран лицо было мутным и расплывчатым.

— Кот, — торопливо махнул рукой Мика, — говори побыстрее.

— Ты что-нибудь для меня достал?

— Возможно. Вечером?..

— Пургаторий. Перед шоу.

— Да. — Мика исчез.

Я выключил экран и пошел обратно, уже не торопясь, позволяя мозгу дрейфовать, расползаться, как туман, прикасаясь к десяткам самых разных сознаний, попадающихся на пути. Я даже не осознавал, что именно я ищу, пока не нашел: нечто о Страйгере… и Дэрике. Прохожие налетали на меня, бормотали что-то и шли дальше, когда я, остановившись, внутренне концентрировался. Дэрик выходил из своего офиса уровнем ниже, направляясь на встречу со Страйгером, чтобы обсудить какие-то обоюдные интересы. Вчерашнее голосование, вчерашние новости. Дэрик всегда был как сжатый кулак, но, по сравнению с теперешним состоянием его мозга, обычное напряжение Дэрика казалось легкой медитацией. Я забросил в его мозг крючок немого вопроса и, следуя за Дэриком через комплекс, сел в первый же освободившийся лифт. Обоюдные интересы… Каких бы они ни вели общих дел, я должен знать все, потому что это затрагивало дерегуляцию и Элнер.

Страйгер ждал его в «белой» комнате: максимум секретности внутри максимума безопасности. Но я поселил идеального — его нельзя обнаружить — жучка, который уже ехал верхом на Дэрике, вцепившись в его мозг. Комната располагалась недалеко от дисплейного зала, где туристы останавливались поглазеть и поразевать рты. Я нашел тихий уголок, где мог ждать, не обнаруживая себя. На противоположной стене висели мозаичные панно — портреты людей из Федерации Человечества: мужчины и женщины, молодые и старые, коричневые и желтые, черные и белые. Лица взирали на меня молчаливыми судьями. Но только один я мог решить, хороши или плохи мои действия, восстановление ли они справедливости или обыкновенное воровство. Твердолобые. Я снова оглядел их. И, закрыв глаза — глаза незнакомца, стал наводить фокус.

Я распустил все свои ощущения, вплетая их речными притоками в безграничное пространство Дэрикова мозга, разрешая его мыслям просачиваться в мои. Это было нелегко — оккупировать мозг псиона; особенно такой мозг, который болен, забит зыбучими песками паранойи и мертвым, с тупиками, лабиринтом усиления. Но нужда в моем опыте, возможность использовать его и ощущение самоконтроля, уже однажды мной утерянного, превращали контакт в наслаждение.

Но все, что я обнаружил, я уже знал или подозревал раньше. Дэрик был посредником между Центавром и Страйгером, передавал Страйгеру инструкции, предложения и приказы. Передатчик информации — один из множества. Большинство ему подобных действовали от лица командиров крупных и требующих больших затрат сообществ. Страйгер кивал, улыбался и восхвалял Бога за то, что тот послал ему таких друзей и советников.

И, несмотря на это, Страйгер слушал вполуха. Однажды пробравшись в мозг Дэрика, попасть в голову Страйгера было очень легко. Мне пришлось лишь перешагнуть узкое пустое пространство, их разделяющее, чтобы поймать ответы. Страйгер уже погрузился в свои мысли, воображая, как это все будет, когда они дадут ему ту опору, в которой он так нуждался и которая позволит ему подняться до Совета, и тогда он займет кресло…

И несмотря на это, Дэрик продолжал говорить — ровным холодным тоном и с маской расчетливости и холодности на лице, — все в нем смердело надменностью и самонадеянностью. Мозг его судорожно обвивался вокруг себя подобно змее, тело дергалось и потело… Дэрик так же хорошо, как и я, знал, что Страйгер ненавидит псионов лютой ненавистью. Это гипнотизировало его — так лежащее на столе ружье гипнотизировало бы любого, кто думает об убийстве или самоубийстве…

Я счел, что увиденного с меня достаточно. Нового я ничего не узнал — ничего, что могло бы помочь Элнер. Продираясь сквозь этот мусор, я только терял время. И я стал отступать — медленно, осторожно, не давая своему отвращению выталкивать меня из мозга Дэрика, который хотя и не был телепатом, но все же имел в голове гораздо больше чутких к взлому сенсорных сторожей, чем обыкновенный человек.

Вдруг Дэриково нутро заледенело, когда что-то вроде резкого сигнала прорезало его мозг. Я тоже замер, но через мгновение понял, что не моя глупая неосторожность, а вопрос Страйгера вызвал рефлексивную судорогу в Дэрике.