Победители недр. Изгнание владыки

— А эта прозрачная сталь?

— Эта прозрачная сталь — просто пластмасса. Но по своей необычайной твердости, легкости, кислото- и жароупорности она превосходит все известные стали и сплавы металлов.

— И все же, — спросил Гоберти, — над нами, вероятно, огромное давление воды?

— Не такое огромное, как может показаться, — ответил Лавров. — Глубина здесь не достигает и двухсот метров, следовательно давление воды на свод не превышает двадцати атмосфер. Примите во внимание также идеальную сопротивляемость геометрически точного полусферического свода, который к тому же опирается на башню, построенную из того же материала. Такое сооружение может выдержать значительно большую нагрузку. Однако пойдем дальше. Сначала в шахту, Самуил Лазаревич, — повернулся Лавров к Гуревичу и сейчас же, спохватившись, воскликнул: — Да, простите! Забыл вас познакомить. Самуил Лазаревич Гуревич — начальник строительства и главный инженер шахты номер три — товарищ Красницкий. Эрик Гоберти — корреспондент иностранных газет.

Покончив с этой неизбежной церемонией, Лавров двинулся вперед.

— На какой глубине сейчас работаете, Самуил Лазаревич? — обратился он к Гуревичу.

— Тысяча двести десять метров, Сергей Петрович.

— Температура?

— Пятьдесят пять градусов.

— Мне помнится, — вмешался Гоберти, — вы предполагали достигнуть температуры что-то около трехсот пятидесяти градусов. На какой же глубине вы ее встретите, если разрешите спросить?

— Примерно около пяти километров, — ответил Гуревич.

— Колоссально… Колоссально… — бормотал Гоберти, торопливо занося в записную книжку свои заметки.

Поселок казался безлюдным. Лишь изредка встречался одинокий прохожий и, приветливо поздоровавшись с новыми людьми, исчезал в ближайшем здании. С левой стороны поселка, из густо разросшейся зелени, внезапно донесся веселый детский смех.

— Неужели здесь дети? — удивленно спросил Гоберти.

— Ну как же! — ответил Гуревич. — В поселке немало семейных людей, которые привезли сюда и своих детей. Сейчас, вероятно, в школе перерыв и ребята выбежали в наш крохотный сад.

— Черт возьми! — не мог удержаться Гоберти. — Вы, однако, с комфортом устроились на дне морском.

— Без детей было бы скучно, — объяснил Гуревич. — И уверяю вас, они себя чувствуют здесь не хуже, чем на поверхности земли. Зелень, озонированный воздух, кварцевые фонари, под которыми ребята загорают не хуже, чем на солнце… Даже теннис и футбол у нас процветают. Такого вратаря, как наш Андрей Глебович, и на поверхности земли не скоро найдете, — сказал Гуревич, показывая на улыбающегося Красницкого. — Если вам захочется отдохнуть на даче, приезжайте сюда, господин Гоберти. Право, не пожалеете, — заключил он, открывая высокую стеклянную дверь у подножия башни.

Гоберти ничего не успел ответить — новое зрелище захватило его. Тихий шорох вертящихся колес, шелест ползущих тросов, музыкальное гуденье моторов, тяжелое пыхтенье и вздохи где-то скрытых насосов наполняли огромное внутреннее пространство башни. Ее противоположная прозрачная стена виднелась далеко впереди. Высоко над головами вошедших густо сплетались в ажурную сеть бесчисленные балки, подкосы, среди которых изредка мелькала маленькая фигура человека. На разной высоте то здесь, то там в эту сеть были вкраплены баки и газгольдеры, перевитые трубами и змеевиками. Круглый ровный пол был составлен из огромных четырехугольных плит. Из-под пола выходило наверх множество кабелей и труб. Через большой круглый люк двигались вверх и вниз прозрачные кабины лифта с грузом или изредка с людьми. Через другой люк, огороженный легкими перилами, виднелись ступеньки металлической лестницы, уходящей куда-то вниз, в светлую пустоту.

После чистого, свежего воздуха поселка в башне чувствовался какой то едва уловимый, щекочущий горло запах.

— Что это? Чем здесь пахнет? — поспешно повернулся к Гуревичу Лавров.

— Вот уже несколько дней, как этот запас держится в башне, — ответил Гуревич, недовольно проводя рукой по пушистым седым усам. — Мы вынуждены употреблять низкосортный георастворитель, совершенно непригодный для закрытых помещений.

— Почему же вы не замените его высококачественным? — нетерпеливо спросил Лавров

— У нас другого нет, Сергей Петрович, — хмуро ответил Красницкий. — Вся последняя партия растворителя никуда не годится.

— Надо было немедленно сообщить нам об этом! — уже не скрывая волнения, заметил Лавров.

— Мы говорили об этом лично товарищу Березину по телевизефону, — сказал Гуревич.

Лавров вопросительно посмотрел на Березина.

— Я уже распорядился, Сергей Петрович, о срочной отправке на шахту номер три новой партии георастворителя, — ответил Березин смущенно и поспешно. — Произошла ошибка на заводе. Я сделал внушение нашему приемщику.

Лавров укоризненно покачал головой.

— Примите меры, чтобы это больше не повторялось. Когда будет доставлена новая партия?

— Дней через десять, — подумав, ответит Березин. — Партия уже отправлена из Архангельска на «Васлии Прончищеве».

— Ну нет! — решительно возразил Лавров. — Вы переправите сюда в аварийном порядке на самолете одну тонну растворителя. Вам хватит тонны на десять дней, товарищи? — спросил он Гуревича и Красницкого. — До прибытия «Прончищева»?

— Хватит, Сергеи Петрович, вполне хватит!

— Вот и отлично! Я попрошу вас, Николаи Антонович, пройти в контору, связаться по телевизефону с кем нужно на «Большой земле» и распорядиться об отправке этой тонны. А вы, товарищ Красницкий, проводите, пожалуйста, Николая Антоновича в контору… Мы спустимся в шахту с товарищем Гуревичем. Вы догоните нас… Пойдем дальше, товарищи, — продолжал Лавров, после того как Березин и Красницкий вышли из башни.

— На лифте или по лестнице, Сергей Петрович? — спросил Гуревич.

— По лестнице, Самуил Лазаревич.

Глава 20

В недрах земли

Металлическая лестница вилась уступами и через каждые два-три десятка метров прерывалась площадкой. Справа она примыкала к стене шахты, слева была пустота — светлая, пугающая, от близости которой у человека замирало сердце. Лестница, легкая, словно паутина, висела в пространстве, и Гоберти, сжав зубы, с трудом заставлял себя переставлять ноги, спускаясь по ступенькам.

Впереди и позади лестницы уходили вниз две сетчатые клетки лифтов: грузового и пассажирского.

Залитая светом круглая пропасть открылась перед глазами людей, как только они сошли на первую площадку лестницы. Шахта уходила глубоко вниз, в звездную туманность скопившихся там огней. По ее гладким светло-голубым стенам тянулось множество проводов, шлангов, труб.

Глухой ровный гул шел из глубины шахты, чмокающие звуки доносились из толстых труб; тяжко вздыхая, ухали насосы и компрессоры; где-то грозно гудели мощные моторы.

Осматриваясь по сторонам и прислушиваясь к возрастающему гулу, все молча спускались по лестнице ниже и ниже. Над каждой площадкой висели на стене мраморные щиты с рубильниками, выключателями, разноцветными кнопками.

Гоберти спускался рядом с Лавровым, присматриваясь, ежеминутно делая на ходу заметки в своей записной книжке.

— Что за хлюпающие звуки доносятся из этой трубы, Сергей Петрович? — спросил он после долгого молчания.

— Из этой толстой? Придется сначала объяснить вам значение водонапорной трубы, которая идет рядом с ней. Как видите, она немного тоньше первой. По ней под собственным напором — я вам уже говорил, что здесь, у дна океана, давление равно двадцати атмосферам — внешняя морская вода устремляется вниз, в шахту. В нижнем, глухом конце этой трубы вода разбивается на несколько десятков мощных струй, и каждая из этих струй по своему шлангу, через свой брандспойт, вырывается наружу и с огромной силой бьет и разбивает горную породу на дне шахты…

— Простите, Сергей Петрович. Я, конечно, мало понимаю в технике, но все же слышал, что этим способом размывают, скажем, песчаную почву, глинистую или, как их там…