Долина Пламени (Сборник)

— Коуди? — медленно произнес Буркхальтер. — Я слышал истории о Коуди…

— Психологическая пропаганда. Бродячие Псы — варвары. По мы хотим быть с ними в дружбе и хотим подготовить путь для соединения с ними, если в этом когда-нибудь возникнет необходимость. Двадцать лет назад мы начали готовить в лесах номинального главу, живой символ, который внешне был бы для них шаманом, а на деле — нашим представителем. Мы использовали Мумбо-Юмбо — идола. Линк Коуди оделся в соответствующий костюм, мы снабдили его всеми необходимыми приспособлениями, и в конце концов Бродячие Псы создали легенду о Коуди — он для них что-то вроде доброго лесного духа, выступающего в качестве некоего сверхъестественного существа. Они любят, слушаются и боятся его. Особенный эффект на них производит то, что он может появляться в четырех местах одновременно.

— Что? — переспросил Буркхальтер.

— У Коуди три сына. — Хобсон улыбнулся. — Сегодня вы увидите как раз одного из них. Ваш друг Селфридж организовал маленький заговор. Когда здесь появится делегация вождей Бродячих Псов, один из них должен тебя убить. Я не могу вмешаться лично, но Коуди вмешается. Тебе придется сыграть роль Ничем не показывай, что ожидаешь неприятностей. Когда на сцену выйдет Коуди, это произведет на вождей весьма сильное впечатление.

— Не лучше ли было бы не сообщать Буркхальтеру, чего ждать? — спросил Хит.

— Нет. По двум причинам. Он может читать мысли Бродячих Псов — предоставляю ему в этом отношении полную свободу — и должен доверять Коуди. О’кей, Буркхальтер?

— О’кей, — кивнул консул.

— Тогда я пошел. — Хобсон поднялся, по-прежнему улыбаясь. — Удачи.

— Подожди минутку, — сказал Хит. — Как насчет Селфриджа?

— Не убивайте его. Ни один из вас. Вы знаете, что лыска никогда не должен драться на дуэли с нелыской.

Буркхальтер едва слушал. Он понимал, что должен рассказать о том, что он неожиданно уловил в мыслях Барбары Пелл, и все откладывал момент, когда ему придется произнести ее ненавистное имя, открыть ворота в мозг достаточно широко, чтобы туда вновь мог проскользнуть ее образ, прекрасный образ, прекрасное стройное тело, яркий, опасный, сумасшедший разум…

— Не так давно я видел в городе одного параноида, — сказал он, — Барбару Пелл. Мерзкая, надо сказать, баба. У нее промелькнуло что-то насчет их планов. Закрылась слишком быстро, я мало что успел уловить, но, может, вам стоит подумать об этом. Я так понял, что они что-то замышляют в ближайшем будущем.

— Спасибо, — Хобсон улыбнулся ему. — Мы следим за ними. Женщину тоже будем держать под наблюдением. Что ж, ладно. Счастливо.

Он вышел. Буркхальтер и Хит посмотрели друг на друга.

Немой медленно шел по тропинке в направлении городка. Он насвистывал, сложив губы трубочкой. Колыхались его пухлые щеки. Проходя мимо высокой сосны, он резко выхватил свой кинжал и метнулся за дерево. Притаившийся там человек был захвачен врасплох; сталь безошибочно нашла цель. Параноид умер, успев испустить лишь отчаянный мысленный крик.

Хобсон обтер клинок и двинулся дальше. Под коротко подстриженным каштановым париком у него был спрятан аппарат, по форме напоминающий тюбетейку; теперь он начал работать. Ни лыска, ни параноид не могли уловить сигналов, которые посылал и принимал Хобсон.

«Им известно, что я здесь».

«Иногда они знают, — ответил беззвучный голос. — Они не могут перехватить модулированную частоту, которую используют шлемы, но они могут заметить щит. Однако покуда никто из них не знает, почему…»

«Я только что убил одного».

«Одним подонком меньше». — В ответе прозвучало холодное удовлетворение.

«Думаю, мне лучше какое-то время побыть здесь. Сюда усиленно стекаются параноиды. Так думают и Хит, и Буркхальтер. Есть какой-то предполагаемый план, о котором я пока ничего не смог узнать; параноиды думают о нем только в своем диапазоне».

«Тогда оставайся. Держи связь. Как насчет Буркхальтера?»

«Как мы подозревали. Он влюблен в параноидную женщину Барбару Пелл. Но не сознает этого».

Ответная мысль содержала возмущение, отвращение и в то же время бессознательное сочувствие; «Не могу припомнить ни одного подобного случая в прошлом. Он может читать ее мысли, ему известно, что она параноид…»

Хобсон улыбнулся.

«Он был бы ужасно расстроен и потрясен, Джерри, если бы разобрался в своих истинных чувствах. Вероятно, ты выбрал неподходящего человека для этой работы».

«По его характеристике этого не скажешь. Он всегда вел весьма уединенную жизнь, его личность безупречна. Высокий показатель эмпатии. И шесть лет он преподавал социологию в Нью-Йелле».

«Он преподавал ее, но, мне кажется, она была сама по себе, далеко от него. Он знаком с Барбарой Пелл шесть недель, и он влюблен в нее».

«Но как — даже подсознательно? Лыски инстинктивно ненавидят параноидов и не верят им».

Хобсон был уже на окраине Секвойи и шел мимо площади, где располагалась массивная изолированная электростанция.

«Выходит, это извращение, — сказал он другому Немому. — Некоторых мужчин привлекают лишь уродливые женщины. С этим ничего не поделаешь. Буркхальтер влюбился в женщину-параноида, и я молю Бога, чтобы он никогда этого не осознал. Он может совершить самоубийство. Все может случиться. Это… — Его мысль двигалась подчеркнуто медленно. — Это самая опасная ситуация из всех, с которыми лыскам приходилось сталкиваться. По всей видимости, никто не обратил особого внимания на болтовню Селфриджа, но вред она причинила. Люди слушали. А нелыски всегда нам не доверяли. Если что-нибудь произойдет, мы автоматически окажемся козлами отпущения».

«Так худо, Бен?»

«Погром может начаться в Секвойе».

После того как шахматная партия началась, остановить ее было уже невозможно. Параноиды, нездоровая параллельная ветвь телепатической мутации, не были сумасшедшими: они страдали лишь психоневротической патологией, они все были одержимы одной маниакальной идеей, будто бы являются высшей расой. На этом фундаменте они строили здание всепланетного саботажа.

Нелыски превосходили их численно, вдобавок параноиды не могли выстоять против их техники, переживавшей расцвет в дни децентрализации. Но если бы культура нелысок была ослаблена, разрушена…

Убийства, ловко выдаваемые за дуэли или несчастные случаи; тайное вредительство в десятках отраслей, от инженерного дела до издательской деятельности; пропаганда, семена которой осторожно разбрасывались в нужных местах, — и цивилизация пришла бы к своему развалу, если бы не один сдерживающий фактор.

Лыски, истинная, непараноидная мутация, сражались на стороне старой расы. Они не могли иначе. Они понимали, в отличие от ослепленных манией параноидов, что рано или поздно нелыски узнают о шахматной партии, и тогда ничто не сможет остановить всемирный погром.

В течение какого-то времени параноиды имели одно преимущество — специализированный диапазон, в котором они могли телепатически общаться, длину волны, которую невозможно было перехватить. Затем ученый из лысок сконструировал шлемы-шифраторы с высокочастотной модуляцией, также неперехватываемой. Пока у лыски под париком был такой шлем, его мысли мог читать только другой Немой.

Именно так их стали называть — маленькую, сплоченную группу лысок, поклявшихся полностью истребить параноидов; по существу, они были вроде полицейских, действующих втайне и никогда не снимающих шлемы, отсутствие которых лишало их возможности полного двустороннего контакта, играющего столь важную роль в духовной жизни лысок.

Они добровольно отказались от существенной части своего наследия. Любопытный парадокс заключался в том, что, только жестко ограничив свои телепатические возможности, могли эти немногие лыски пользоваться своим оружием против параноидов. А боролись они за наступление времени окончательного объединения, когда доминантная мутация станет настолько могучей численно, что во всем мире не будет нужды в ментальных барьерах и психических запретах.