Миры Филипа Фармера. Том 4. Больше чем огонь. Мир одного дня

Оправдывает ли цель средства? На этот старый вопрос человек, у которого есть сердце, знает только один ответ.

Но если Дунский поступит правильно, он окажется кругом не прав.

— Мне следовало подумать об этом раньше, когда я клялся в полном послушании и вечной верности, — пробормотал он и вскоре добавил: — Но ведь я же никого не предаю. Если я просто увезу ее и спрячу, иммерам по-прежнему ничто не будет угрожать.

В этот момент он понял, что не даст Тощему убить ее. Если только сможет. У него уже был план, но план этот был безумен и легко мог кончиться провалом. Провалом, то есть смертью.

Дунский оглядел улицу. Тех двоих, которые, по словам Тощего, должны были наблюдать за ним, он не увидел. Они-то его, конечно, видят. Если появится Кастор, они выбегут и убьют маньяка, хотя, возможно, не успеют спасти своего собрата-иммера. Тощий, насколько понял Дунский, обрек его на роль искупительной жертвы, одноразовой приманки.

Впрочем, нет. Тощему нежелательно, чтобы Дунский погиб при таких обстоятельствах. Его гибель потребует тщательного прикрытия.

Дунский шел по улице в потоках дождя. Гром и молния приближались сзади, точно подкрадываясь к нему. Он остановился на углу Джонс и Седьмой и посмотрел в обе стороны широкого проспекта. Ни пешеходов, ни велосипедистов, да и машин гораздо меньше, чем обычно. Два такси, правительственный лимузин и патрульный кар. Последний ехал со скоростью пять миль в час с зажженными фарами, и двое органиков еле виднелись за мокрым стеклом. Они, похоже, не обратили внимания на одинокого прохожего в желтом плаще с капюшоном.

Гроза — это как раз то, что нужно Тощему. «Небесные глаза» не видят, и на улице нет свидетелей. Даже те, кто смотрят в окна, почти ничего не различат.

В северном конце Седьмой улицы, в двух кварталах от Дунского, появился белый фургон с черными, как у зебры, полосками. В Манхэттене три тысячи таких, и принадлежат они Службе Чистоты. Фургон притормозил у светофора и проехал на желтый свет. Дунский не удивился, когда машина свернула на Джонс-стрит. Фургон СЧ может остановиться где угодно, и рабочие могут войти в дом и выйти из него с большим свертком или с тележкой, прикрытой сверху брезентом, не вызвав никаких подозрений. Любой, кто увидит это, только скажет, что Служба, мол, выполняет свой долг даже и в такую погоду.

Фургон остановился как раз там, где Дунский предполагал. Из машины вышли двое мужчин в униформе четверговой СЧ, в зеленых расклешенных брюках и просторных алых куртках. Один открыл заднюю дверцу, другой вытащил оттуда складную тележку. Несколько секунд они стояли перед дверью, давая Тощему возможность опознать их на полоске. Как только они исчезли в здании, Дунский медленно двинулся вдоль длинного квартала к фургону. Он бросил взгляд на дом напротив. Это было новомодное строение в форме корабля с большим двором, засаженным деревьями и кустарником. Дунский заметил темную фигуру в дверях под навесом: Это, должно быть, один из его охранников.

Телохранитель, наверное, не может понять, почему Дунский не идет домой. И теперь задает этот вопрос Тощему по рации. А где же второй страж? Если он сидит в кустах или прячется за деревом, его не разглядишь.

Единственным человеком на улице, не считая охранника в дверях, был велосипедист, только что свернувший с Западной Четвертой на Джонс-стрит. Сквозь сплошной дождь Дунский разглядел фигуру в темном дождевике и в широкополой дождевой шляпе, согнутую так, что лица не было видно — только ноги работали вовсю, преодолевая потоки воды почти в дюйм глубиной. Дунский еще сбавил шаг. Надо было подождать еще немного. Двум мнимым уборщикам понадобится минуты три, чтобы войти, погрузить Сник на тележку, вернуться к фургону и задвинуть тележку внутрь. А если Тощий начнет давать им инструкции, и того дольше.

Дунскому не хотелось оказаться на месте заранее. Лучше подойти к фургону как раз в тот момент, когда двое поместят в него свой тяжелый груз, но не успеют еще запереть дверцу «Вот я и ввязался в это дело, — подумал он. — Пускай я не в своем уме, но я в него ввязался».

Он остановился и выругался. Ничего у него не выйдет. Человек у дома напротив свяжется с Тощим, и Тощий с теми двумя пойдет выяснять, в чем дело. Или оставит уборщиков внутри, а сам выйдет разобраться, почему Дунский до сих пор здесь торчит. Или вышлет одного из двоих.

— Будем импровизировать, — буркнул Дунский.

Дверь подъезда открылась. Вышел спиной вперед один из уборщиков, везя за собой тележку. Дунский подождал, пока выйдут оба, и зашагал вперед. Человек у дома напротив вышел под дождь. Он колебался, не зная, видимо, что делать. Потом побежал по дорожке через двор, что-то крича.

В это же время из кустов выскочил второй охранник с чем-то темным в правой руке. Пистолет. Первый иммер тоже достал пистолет. Дунский снова выругался. Он не хотел убивать ради того, чтобы предотвратить убийство.

Уборщики, похоже, не слышали криков. Они убрали колеса и грузили тележку в фургон. Дунский побежал к ним, выхватывая пистолет из сумки. Он наставит на уборщиков пистолет и пригрозит, что застрелит их, если охранники не бросят оружие и не отойдут подальше. Он надеялся, что иммеры поверят в его блеф. Да блеф ли это? Дело покажет Иммер с пистолетом был уже настолько близко, что уборщики расслышали наконец его крик сквозь западный ветер и надвигающийся гром. Они повернулись в его сторону. В это время велосипедист распрямился, оскалив в ухмылке белые зубы. Правой рукой он выхватил из-за пояса пистолет. Поднял его, прицелился, и рукотворная молния ударила в ближайшего вооруженного иммера. Расстояние было около шестидесяти футов, и луч лишился почти всей своей убойной силы, но бегущий упал ничком и проехал несколько футов по скользкой от дождя мостовой. Оружие с лязгом выпало из его руки и отскочило прочь. Упавший не попытался его поднять и остался лежать, сотрясаемый дрожью.

Второй вооруженный иммер выстрелил и промахнулся — белый луч прошел рядом со спиной велосипедиста. Тот, смеясь так громко, что даже гроза не могла его заглушить, выстрелил снова. Луч перерезал иммеру ногу повыше колена.

— Кастор! — завопил Дунский.

Уборщики бросились к кабине, оставив заднюю дверцу открытой. Из дома вышел Тощий с пистолетом в руке. От Кастора его заслонял фургон, но и он не видел Кастора. Безумец во весь опор мчался к машине. Он, Дунский и Тощий выстрелили одновременно. Перед этим Кастор притормозил, поэтому лучи, направленные на него, пересеклись и нейтрализовали друг друга. Из-за того же торможения и легкого заноса промахнулся и Кастор. Дунский упал на бок, одновременно нажав на спуск. Луч с шипением ударил в тротуар.

При всем своем безумии Кастор действовал хладнокровно. Видя, что Дунский упал, а значит, выбыл из игры на несколько секунд, он взял на прицел Тощего. Их лучи сошлись и взаимоуничтожились. Кастор не совершил, однако, ошибки Тощего, который отпустил курок, а потом нажал его снова. Кастор продолжал держать луч, хотя от этого быстро истощался энергозапас оружия. И этот недрогнувший луч прожег насквозь живот Тощего. Тот выронил пистолет, зажал рану и повалился навзничь, ударившись головой о стену дома.

К этому времени Дунский, дважды перекатившись, лег на живот, поставив локти на мостовую и держа пистолет обеими руками. Он выстрелил. И тут молния, настоящая молния, ударила в улицу совсем рядом с противоположным домом. Следующий удар расколол надвое дуб во дворе.

Уборщики выскочили из кабины с пистолетами. Дунский увидел это, прежде чем вспышка ослепила его, а электрический разряд оглушил. На миг ему показалось, что молния попала в него. Перестрелка не пугала его, потому что все происходило очень быстро, но удар молнии его ужаснул, пробудив в нем страх и чувство своей ничтожности, знакомые людям с тех времен, когда они еще жили в пещерах и гнев богов бушевал в небесах.

Пользуясь кратким параличом Дунского, Кастор, упавший с велосипеда, поднялся на ноги и опять опустился на четвереньки, нашаривая пистолет. Ближний к нему уборщик точно остолбенел и не выстрелил, когда Кастор находился в этом беспомощном положении. Его товарищ обегал фургон — когда грянула молния, он присел. Кастор нашел пистолет и откатился как раз в тот миг, когда от лучей, пущенных обоими, вскипела вода в луже рядом. Дунский встал и побежал к фургону. Кастор, продолжая катиться по мостовой, направил луч в сторону уборщиков. Луч пробил пластиковый кузов фургона в правом заднем углу и прошел сквозь человека рядом. Тот с криком упал.