Экипаж «Меконга» (др. изд.)

И пошла к палатке, счастливо улыбаясь в темноту.

День второй

Утром шторма как не бывало. Море синее и гладкое — ни морщинки. В голубом небе — редкие белые паруса облаков.

Первым проснулся Валерка. Он взял спиннинг и, насвистывая вчерашнюю песенку, отправился удить рыбу. Валерка был доволен приключением и заранее предвкушал, как будет рассказывать о нем своим городским приятелям.

Затем из палатки вылезли Юра и Николай. Они пошли по отмели к «Меконгу» и, тщательно осмотрев его, убедились, что своими силами заделать пробоину и поднять яхту с камней не удастся. Нужны два понтона и катер, чтобы отбуксировать ее на яхт-клуб.

Они вернулись на берег. Николай медленно оглядел в бинокль горизонт.

— Глянь-ка туда. — Он передал Юре бинокль.

В окулярах обозначился ажурный чертежик, будто тушью сделанный на голубом шелке неба. Это была верхушка буровой вышки.

Выпуклость земного шара позволяет наблюдателю, стоящему на берегу, видеть на расстоянии около двух с половиной миль. Скрытая за горизонтом часть вышки с основанием имела высоту около сорока метров: значит, с поверхности моря ее можно было бы увидеть за тринадцать миль. Тринадцать миль, да еще две с половиной, — пятнадцать с половиной миль открытого моря отделяло вышку от наших наблюдателей.

Юра сбегал в палатку за картой и компасом. Ориен тировав карту, он убедился, что видит одну из разведочных морских буровых возле острова Черепашьего.

— Ну, правильно, — сказал он. — Мы на острове Ипатия. Если плыть по прямой к Черепашьему, миль пятнадцать будет. Ориентир есть — вышка. Рискнуть, а?

— Нет. Далеко, и течение встречное… Вот что: надо строить плот.

— Плот?

— Ага. С парусом и выдвижным килем вроде «Кон-Тики». Выберем день с южным ветром — при северном на плоту бейдевинд не пойдешь… Часов за восемь дойдем до Черепашьего. А там, может, геологи работают, значит, будет рация. Сообщим в город, с яхт-клуба моторку пришлют.

— А если геологов не будет?

— Пойдем дальше. От острова к острову.

— Ладно, — сказал Юра. — Плот так плот. Сегодня и начнем. Видел вчера бревна на той отмели?

— Ага. И еще знаешь что, Юрка? Ни слова женщинам о серьезности положения. Держим такую линию: мы потерпели кораблекрушение не посреди Тихого океана, а на Каспии, в десяти милях от ближайшей бухгалтерии.

— Ну, потонуть на Каспии — удовольствие не большее, чем на Тихом океане. Но я согласен: настроение — веселое!

После завтрака наши робинзоны отправились в обход острова, чтобы исследовать свои новые владения и поискать материал для постройки плота.

Среди босоногой команды «Меконга» одна Валя была обута: на правой ноге у нее была босоножка, на левой красовалась Валеркина туфля. Она спокойно шагала по галечному пляжу, в то время как другие робинзоны спотыкались с непривычки на обломках песчаника.

Северный берег острова был богат плавником. Попадались и бревна, оторванные штормами от «морских сигар», — в них торчали крепежные скобы. Парни выкатили на берег повыше те бревна, которые годились для плота.

Через полкилометра пологий берег свернул к югу и сделался круче. Здесь вода была голубовато-серая, и в ней бурлили, лопаясь на поверхности, крупные газовые пузырьки.

— Опять грифон! — воскликнул Юра.

— А вот его сухопутный брат, — добавил Николай.

Действительно, на берегу, в десяти метрах от воды, что-то бурлило и фыркало. Вершина небольшого бугра была покрыта теплой, полужидкой грязью, медленно сползавшей вниз. Временами на вершине бугра возникал и с шумом лопался грязевой пузырь.

Николай поднялся к кратеру, скинул рубашку и наложил в нее серой плотной глины.

— Зачем, Николай Сергеевич? — спросил Валерка. — Печку сложим.

— Ты испортишь рубашку, — сказала Рита.

— Наоборот. У этой глины хорошие моющие свойства.

— Никогда бы не подумала…

Южный берег оказался крутым, обрывистым, окаймленным узенькой прибрежной полосой. Мелкая галька, валуны. Песка здесь совсем не было.

— Хорошее место — с моря подходить, — заметил Николай, когда они вышли к маленькой бухточке. — Смотрите, глубина прямо от берега, можно подойти вплотную.

— Да сюда и подходят, — подтвердил Валерка, показывая на забитую в береговую гальку причальную трубу.

Молодые инженеры осмотрели трубу и обнаружили на ней клеймо Южнотрубного завода и ряд понятных им цифр: размер, номер плавки, марку стали и год выпуска.

— Прошлого года! — воскликнул Юра.

— Значит, здесь бывают геологи. — Николай посмотрел на Риту. — Я же говорил, что долго не засидимся.

— Но плот все равно будем строить? — спросил Валерка.

— Будем. На всякий случай.

Обход острова не занял много времени: длина береговой линии не превышала трех километров.

— Теперь, товарищи, за работу, — сказал Николай, когда экипаж «Меконга» вернулся в лагерь. — Валерка, забрасывай спиннинг. Пошли, Юрка, бревна таскать.

С помощью женской половины экипажа Юра и Николай скатили бревна, найденные на северном берегу, в воду, связали их веревками и отбуксировали к лагерю. Попутно Николай прихватил короткий обрубок бревна, полусгнивший и покрытый толстым налетом соли.

— Зачем тебе эта гниль? — спросила Валя.

— Потом узнаешь.

Наскоро выкупавшись, парни сложили из обломков песчаника печку и обмазали ее вулканической глиной.

— Оно конечно, костер романтичнее, — говорил Юра, — но ка-пе-де [50] у него поганый, и дров много жрет. В конце концов, мы не первобытные люди…

Пришел Валерка со свежим уловом. За ним бежал Рекс, с интересом обнюхивая рыбьи хвосты, волочившиеся по гальке.

Пока варилась уха, Юра скрутил фитилек из расщипанной веревки, сунул в пустую консервную банку и налил подсолнечного масла. Поднес горящую головешку — фитилек слабо вспыхнул.

— На случай пасмурной погоды, — объяснил Юра. — Пусть горит, чтоб дрова зря не жечь.

— Масло тоже надо экономить, — заметила Валя.

— Коптилка много не съест. А вы, между прочим, знаете, товарищи, историю подсолнечного масла?

— Расскажите, Юрий Тимофеевич, — попросил Валерка.

Юра развалился на песке и начал со вкусом:

— Родина подсолнуха — древнее Перу. Перуанцы называли его цветком солнца…

— Неужели инки лузгали семечки? — засмеялась Валя.

— Наоборот. Они поклонялись божественному цветку, который всегда смотрит солнцу в глаза. Потом Перу завоевали испанцы. Вместе с золотишком они вывезли в Европу и золотой цветок. В Россию подсолнух ввез Петр Первый из Голландии. Его сажали в садах для красоты. Позднее люди открыли свойство жареных подсолнечных семян — способствовать тихому душевному разговору… — Юра воодушевился: — Это дивное лакомство стало лучшим украшением летних вечеров. А в 1835 году воронежский крестьянин Бочкарев первым начал давить из подсолнечных семян масло. Прекрасное, золотистое, как солнце, масло, нужное и для пищи и для приготовления мыла и красителей…

— Откуда ты знаешь все это? — удивленно спросила Валя.

— Я хожу по жизни с открытыми глазами, — гордо ответил Юра и повернулся с живота на спину.

Он не пожелал признаться, что еще недавно, занимаясь пластмассами, прочитал под нажимом Колтухова несколько книг о естественных смолах и маслах.

Между тем Николай поджег гнилую деревяшку и, когда она сгорела, собрал золу в консервную банку. Попробовал на вкус, удовлетворенно кивнул и высыпал щепотку золы в кастрюлю с поспевающей ухой.

— Что ты сделал? — в ужасе закричала Валя. — Сумасшедший!

— А ты попробуй. — Николай протянул ей банку.

— Стану я всякую гадость пробовать!

Рита сунула палец в банку, лизнула, изумленно сказала:

— Соль!

— Опять же Миклухо-Маклай помог, — серьезно сказал Николай. — Он писал, что на Новой Гвинее едят золу дерева, долго пролежавшего в морской воде.

— Я читала Маклая, но совершенно не помню этого. — Рита засмеялась. — Да, с вами не пропадешь…