Детский сад

«До октября, — в отчаянии думала она. — Мне надо лишь продержаться до октября. А там меня сделают Терминалом и Консенсус увидит, в чем дело, и тогда…»

И тут Милена поняла, в чем суть этой игры. А поняв, со стоном закрыла лицо руками.

— Вы не поверите, но у меня когда-то была гладкая кожа и приятный цвет лица, — говорила мисс Уилл, поглаживая свои разбухшие от кишащих червей щеки. У червей противно шевелились ножки, как у личинок.

— Прошу прощения, мисс Уилл, но боюсь, что я неважно себя чувствую, — выговорила Милена.

Все предельно просто. Троун ни разу не упомянула, что она насылает голограммы. Говорила лишь, что Милена производит образы сама, из-за угрызений совести.

— Вы о болезнях? И не говорите, — солидарно откликнулась мисс Уилл. — Это с моей-то спиной, с моими почками! А доктора только и твердят, что все это у меня от воображения.

«Когда я сделаюсь Терминалом, Консенсусу станет известно только то, что некая особа, ни разу не проходившая Считывания, видит всякие бредовые галлюцинации и считает, что кто-то, к кому она испытывает неприязнь, насылает этот бред на нее.

При этом Консенсус сделает единственный возможный вывод: эта особа — сумасшедшая».

— Я предупреждала: сильный свет до добра не доводит, — резонно заметила мисс Уилл.

ТРИДЦАТИПЯТИЛЕТНИЙ СТАРИК-ЛОДОЧНИК доставил их на плавучий рынок, примерно в пяти километрах от дымов похоронного Братства.

Как и там, здесь, на рынке, стоял такой же бесформенный песенный гвалт, только радостный. Люди воспевали горки лука в своих челноках и крепкие свежайшие лотосы. Пели о мягких как пух камышовых одеялах, и о натертой имбирем рыбе, и о лягушачьих лапках в чесноке. Вместо черного дыма здесь царили аппетитное шипенье жаровен и буйство манящих запахов еды со специями.

— Останови-ка здесь, малый, — скомандовала мисс Уилл.

Лодочник, ухватившись за столбик швартовки, послушно подтянул лодку к барже, торгующей фруктами. С ее борта на них с широкой улыбкой смотрела девушка лет шестнадцати, в пестрящей яркими цветами и узорами рубашке. В волосах у нее красовалась водяная лилия.

«Эх, мне бы твою радость и беспечность», — с тайной завистью подумала Милена.

Мисс Уилл теперь сетовала на отсутствие бананов.

— Так они в основном растут на континенте, — объясняла девушка. — А там нынче все на корню посохло.

— Ну так выращивайте их здесь! — воскликнула мисс Уилл, с недовольным видом выбирая водные каштаны. Мисс Уилл держала при себе резиновые кошелки, скользкие на ощупь. Милена моргала: ей что-то, похоже, попало в глаз.

После того как кошелка была наполнена, мисс Уилл молча протянула ее Милене: «На, неси».

«Как все же скучно быть тобой, — с неожиданным сочувствием подумала Милена о мисс Уилл. — Тебе так трудно быть счастливой, ничего не в радость». Она взяла кошелку — сначала одну, затем и другую. Попавшая в глаз соринка раздражала все сильнее.

— Ох, — спохватилась мисс Уилл. — Я, оказывается, к тому же и деньги забыла. Вы не можете за это заплатить?

Вот и сочувствуй ей после этого. Милена взялась искать кошелек. От слез лицо мисс Уилл расплывалось перед глазами бесформенным пятном.

— Вы не подержите минуту кошелки? — спросила она. — Мне надо деньги достать.

— Почему я должна их держать? — строптиво удивилась мисс Уилл.

— Тогда я просто не смогу достать деньги, — сказала Милена со слегка раздраженным смешком, усиленно мигая, пытаясь сморгнуть соринку. Солнечный свет играл на воде нестерпимо резкими бликами.

Мисс Уилл неохотно приняла кошелки, и Милена достала кошелек.

И тут блики света с водной поверхности словно прыгнули на поверхность ее глаз.

И, сфокусировавшись, полыхнули ослепительными сполохами.

— Ой-й-й! — взвыла Милена.

Свет стал еще ярче, рассыпавшись колкими буравчиками, вонзающимися прямо в глазные яблоки. Милена с воплем замотала головой; свет червячками скользнул следом, повторяя ее движения. Ощущение было такое, будто солнечную плазму пересадили ей прямо на сетчатку. Глазные яблоки словно раскалились.

Милена с воплем выронила раскрытый кошелек, монеты из которого, судя по звуку, по носу лодки стали скатываться за борт.

«Смотрите, смотрите, что делается с женщиной!» — раздавались вокруг голоса. Что было в тот момент, Милена толком не помнила — скорее всего, скулила, как ошпаренная собака, беспомощно зажав мокрые от слез глаза пальцами. Наступила темнота, облегчение. Беспомощно рыдая, Милена чувствовала отступающую боль, радужкой различая текучие пурпурные узоры.

— Леди, не беспокойтесь, мы достанем ваш кошелек, достанем ваши деньги, — участливо говорил кто-то поблизости.

Барабанную перепонку сотрясала какая-то дрожь, постепенно перешедшая в голос.

— Что, Милена, не нравится свет? Правда глаза колет? Вот он каков, свет правды!

Плотно зажмурив глаза, Милена заткнула себе еще и уши.

В ноздри, судя по ощущению, залетела мушка. Нет, не мушка. Опять голос, зудящий, резонирующий в носовой перегородке, щеках и ушных пазухах.

— Уши заткнула. Глаза закрыла. Думаешь, так от беды укроешься? Учти, это только начало, — зудел голос. — Ты пойдешь в Зверинец, Милена. Пойдешь и скажешь, что тебе для работы над «Комедией» нужна Троун Маккартни.

Голос исчез подобно призраку.

Милена открыла глаза. Щеки были скользкими от слез, перед глазами по-прежнему висела пурпурная пелена.

«Она ж меня чуть не ослепила», — поняла Милена.

— Где мои деньги? — спросила она. — Там сколько-нибудь осталось?

Вирусы делали людей безукоризненно честными.

— Да, да, леди, разумеется. Мальчики за ними ныряли. Кое-что удалось найти, — сказала та симпатичная девушка с цветком, вдавливая мокрые монеты Милене в ладонь.

— Этого хватит на лодку или на такси? — шмыгая носом, спросила Милена. — Я ничего не вижу!

От страха и отчаяния голос у Милены срывался на плач.

«Черт бы ее побрал! Я у нее сейчас танцевала как марионетка».

Милену участливо поддерживали с боков.

— Да, да, конечно хватит, — успокаивало ее разом несколько голосов.

— Мне надо кое с кем увидеться в Зверинце, — шепотом сказала Милена. — Может, там мне помогут.

Чувствовалось, как ее осторожно ведут в другую лодку.

— Боже мой, — послышался обеспокоенный голос мисс Уилл. — А как же мои фрукты и каштаны?

— Ничего-ничего, вы можете заплатить за них позже, — успокоила ее девушка с цветком.

«Ага, жди, заплатит она тебе».

Сочувственные руки препроводили ее в другую лодку, сунули под спину подушку.

Качнулась лодка, отходя от причала, и, набирая ход, пошла на открытую воду. В ухе ожило знакомое зудение, снова ставшее голосом.

— Вот молодец, хорошая девочка, — обратился он к ней, как к собаке, — умница, Миленочка. Всегда хочет сделать как лучше. Ну просто загляденье.

Милена откинулась на подушку и глубоко, со всхлипом вздохнула.

«Мне нужен платок, завязать глаза, — подумала она. — И затычки в уши».

На носу лодки зазвучала песня:

«Это же тот мальчик, — догадалась она. — Тот самый, что привез меня сюда».

«Больна? Почему больна?»

— Ты что у нас, певец? — спросила она как бы в шутку. Еще неделю назад он им не был.

«Как, уже и здесь? Болезнь добралась и сюда? — невесело подумала Милена. И вдруг ее пронзила мысль: — А ведь, кроме меня, сюда никто не приезжал. Может, именно я и привезла заразу?»

— Что ж, тогда пой, — сказала она мальчику.

«Зараза, — послышалось в ухе. — Ты и есть зараза».