Единственная на всю планету. Трилогия (СИ)

– Откуда этот мэн, как ты думаешь? – громко спросила Ольга Нора, высокомерно посмотрев на подошедшего. – Это не азер?

– Я в них не разбираюсь, – подыграл ей Нор. – Для меня они все одинаковые.

– Я сама принадлежу к великому русскому народу, – сказала Ольга уже для кавказца. – А вы какой национальности?

– Мы из Грузии! – с достоинством ответил он.

– Грузия... – она сделала вид, что пытается что-то вспомнить. – Это не рядом с Абхазией? Да, вспомнила! У них еще был президент-придурок, который жевал галстук. Это не их прогнали из Осетии?

– Вы зря нас оскорбляете! – с угрозой сказал он.

– Вы оскорбили меня, я – вас. Мы в расчете. Прошу вас убраться, мешаете пить кофе.

– Хорошо, что никого не пришлось заводить, – довольно сказала она Нору, когда грузин ушел к своим. – Сами завелись и нам нахамили. И дали право на ответное хамство. Теперь они от нас просто так не отстанут. Смотри, они хотят рассчитаться. Давай тоже рассчитаемся. Я не хочу в своем платьице выяснять с ними отношения на улице. Холодно.

Они заплатили по счету и пошли к выходу. Почти сразу же за ними двинулись грузины. Когда Ольга поравнялась со столиками у выхода, из-за одного из них поднялся тот мужчина, который к ним подходил.

– Разрешите мы вас проводим, – сказал он, показав ей глазами на подходивших кавказцев. – С нами вам будет безопасно.

– Сидите за столиками и ни во что не вмешивайтесь, – шепнула ему Ольга. – Это операция ФСБ, а вы нам не поможете, а помешаете, да еще пострадаете сами.

И она быстро вышла, почти выбежала, в вестибюль. Нор сделал то же самое. У выхода они развернулись и стали ждать, что предпримут преследователи. Те не пошли к гардеробу за своей одеждой, а все вместе надвинулись на пару.

– Молодцы, что не бежите, – сказал самый пожилой из грузин. – От нас все равно убежать не получится, а неприятности нажить сможете. Пожалуй, мы отпустим твоего парня. Он нам не хамил, пусть уходит. Только он это сделает после нас. А ты поедешь с нами. Придется заглаживать обиду. Наши машины рядом, а ехать недалеко.

– Они хорошо набрались, – мысленно сказала Ольга. – Семь пьяных обезьян, для нас это немного. Начнем вместе.

Она разулась и взяла в каждую руку по туфле. Потом послала Нору мысленную команду и, перейдя на ускорение, кинула туфли в лица двум стоявшим перед ней грузинам. Один из них успел чуть уклониться, и туфля лишь оцарапала ему щеку, второй принял обувь лицом. Оба отвлеклись и тут же сложились пополам от сильных ударов в живот. Нор обошелся без бросания обуви, уложив еще двоих. Оставшиеся трое достали ножи и с перекошенными от страха и злобы лицами начали подступать к ребятам.

– Это просто подарок судьбы, – сказала Ольга. – Они нам полностью развязали руки.

– Ты смотри, не нарвись на лезвие, – обеспокоенно предупредил Нор. – Не так уж сильно они пьяны. Может быть, ударим магией?

Один из оставшихся на ногах грузин довольно умело ударил Нора ножом. Тот ударом ноги выбил нож, и тут же достал отшатнувшегося мужчину. Уклонившись от удара ножом в бок, он кулаком выбил дух из второго нападавшего. На долю Ольги никого не осталось, потому что последний из кавказцев, что-то крича, бросился обратно в зал.

– Берем по одному, – сказал Нор. – Лучше тех, у кого были ножи. Дотащишь?

– Этого дотащу, – ответила Ольга, беря под мышки более мелкого. – Выгляни на улицу, есть там кто?

– Никого, – сообщил Нор, выглянув за дверь. – Давай быстрее, а то первые вот-вот придут в себя.

Они выволокли свою добычу и потащили ее к машине, от которой на помощь Ольге бежал дор. Он перехватил у нее тело и на руках отнес его в машину. Потом вернулся к Нору и помог ему.

– Быстро садитесь, а то простудитесь, – сказал он Ольге. – Особенно ты. Как все прошло?

– Хорошо, что вы прогрели салон! – передернула она плечами. – Дубняк! Все у нас прошло нормально. Камера там закрыта колпачком, а отпечатки пальцев на посуде я стерла. Стерла и кое-что из памяти, правда, не всем. Но это и не страшно, потому что по их воспоминаниям нас все-равно не опознают. Да и не будет никто никого искать. Сейчас поедем к мосту и разыграем сценку утопления. Это удачная находка. Если я им буду просто угрожать, провожусь гораздо дольше. Если примут наши условия, мы отвозим доров назад в кафе. Пусть забирают свою одежду и разбираются с приятелями. А если кто не согласится, бьем морду, стираем память и тоже везем к кафе.

– А морду зачем бить? – улыбнулся Нор.

– За ножи, – ответила Ольга. – Думаешь, я тогда совсем не испугалась? И за то, что зря работали. Сколько возились и впустую. Но не топить же их в самом деле! Но я думаю, что отказов не будет. Помнишь их рожи, когда они схватились за ножи? Их перекосило от страха, а я им сейчас устрою еще больший страх. Хорошо, что там остались и наждачные круги, и веревки.

Оба пленника сломались очень быстро. Черная вода, девушка с жуткими светящимися глазами и собственные ноги, несущие к смерти увешенное тяжелыми камнями тело. Ольге пришлось постараться, чтобы оба не обделались. Вряд ли доры сказали бы ей за это спасибо. Как и в остальных случаях, вселение произошло сразу же, как только она поставила свою метку.

– Едем назад, – сказал своим коллегам Васильев. – Заберете одежду и успокоите полицию, если друзья заявили о вашей пропаже. Вы где живете?

– В гостинице «Белла», – ответил один из доров. – Это недалеко от железнодорожного вокзала.

– Вернетесь туда, а завтра мне позвоните. Вот визитные карточки. Теперь с вами. Долги оплачены и за вами дополнительное тело. Что за него хотите?

– Я умею только ставить и снимать воздействия при личном контакте, – сказала ему Ольга. – Хочу научиться, как их завязывать на поведение человека. Например, болезнь вызывается, если человек мне сознательно навредил.

– Я понял, – кивнул он. – Научим. Устрою я в качестве учителя, или подождешь Игоря?

– Мне не к спеху, подожду. Давайте быстрее поедем. И в кафе будет меньше шума, и мы быстрее попадем домой. Хоть я отцу звонила, все равно он будет волноваться.

Домой они попали через час. Нор достал из сумки свой школьный пиджак и набросил его на подругу, чтобы не окоченела за время пробежки от калитки до дома. Понятно, что туфли заменили на осенние сапожки. Они попрощались с дором, отогнали бросившегося ласкаться Хитреца и быстрее заскочили в дом. У заглянувшего в коридор Егора при виде дочери нижняя челюсть поехала вниз, а глаза стали заметно больше.

– Ты только не волнуйся! – сказала отцу Ольга. – Это просто маскировка, я тебе все сейчас объясню. Дай только сниму это платье.

– Это не платье, а безобразие! – сказал он. – И к нему, наверное, еще были те туфли на каблуках? На тебя, случайно, мужики не бросались?

– Я всегда говорила, что ты у меня молодец! – сказала она и попыталась поцеловать отца, но тот отшатнулся в комнату.

– Сначала переоденься, – сказал он Ольге. – Потом сними накладные ресницы и штукатурку с лица и объяснись. А уж после этого я буду решать, целоваться с тобой или идти за ремнем!

Смывание и переодевание заняли минут десять, еще столько же она рассказывала Егору об их похождениях.

– Охота на живца, – сказал он, глядя на дочь со странным выражением. – Значит, добыли два тела. И кто они ты уже знаешь?

– Знаю только, что мерзавцы! – задрав подбородок, ответила Ольга. – А подробнее узнаю завтра у Васильева. Сегодня торопились домой из-за тебя. Знали же, что будешь волноваться.

– А почему так уверена, что мерзавцы?

– Знаешь, папа, – сказала она. – У меня, конечно, нет твоего опыта, зато есть свой. И здравый смысл у меня тоже есть, хотя ты мне в нем иной раз отказываешь. Кем могут быть люди, которые намеренно оскорбляют и унижают других? Которые готовы увезти и скопом изнасиловать женщину, ответившую им той же монетой? Которые бросились на нее с ножами и пытались убить? А ведь я не действовала на них магией, как планировала вначале. Да, оделась не слишком скромно, ну и что? Мы зашли в это кафе поесть. Был и расчет, но если бы нас никто не тронул, мы бы оттуда ушли ни с чем! Так что я еще сделала для людей доброе дело. В то кафе мог прийти какой-нибудь парень со своей девушкой. А эти сволочи уже немало набрались, поэтому всякое могло случиться. А если ты считаешь мой способ аморальным, придумай свой, а я послушаю. Извини, но целоваться я с тобой сейчас не буду, расхотелось.